Валерий Перевозчиков - Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого

• Название: Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого
• Автор: Валерий Перевозчиков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1992
• ISBN: 5-87512-012-6

В судьбе Высоцкого, как и в судьбе любого другого большого поэта, есть и тайна, и дар. Тайна остается всегда, потому что «судьба не настигает людей извне, а рождается из глубин самого человека» (Рильке). Но судьба Высоцкого — это и дар. Дар всем и на все времена.

В. Перевозчиков

---

Он очень хотел выскочить из своей болезни. Вот Вам пример. 25 января 1980 года, в свой день рождения, Володя твердо решил:

— Все! Запираемся в квартире. Лечимся.

Действительно, он запирается вместе с врачом. Врач пытается что-то сделать. День, два… На третий день-срыв. Ничего не помогает — так делать нельзя. Даже врачи уже не верили в успех…

Весной — последняя поездка в Париж. Володя довел себя до такого состояния, что не мог дойти до дома Марины. Марина понимает, что он слова не сдержал. Она устраивает его в специальную клинику, к одному из самых известных врачей (он лечил ее сына)…Ей тогда сказали, что физиологическую зависимость они смогли снять, а вот психическую — нет. Потом наши врачи, которые специально занимались этим вопросом, узнали из литературы, что есть две клиники с варварскими, но эффективными методами лечения.

Была еще одна — тоже неудавшаяся попытка. Володя говорит:

— Я знаю, что надо сделать, чтобы «выскочить». Я договорился с Вадимом (Тумановым), он мне поставит домик в тайге, у озера. Вот там я «выскочу».

Туманов, действительно, все это сделал. И Володя тешил себя и нас надеждой, что завтра-послезавтра он полетит туда и все, что надо, сделает. Наконец, он покупает билеты (Володя собирался лететь вместе с Игорем Годяе-вым). В этот день я приезжаю к нему: Володи нет, дверь квартиры открыта. На столе лежит записка:

«Любимый мой друг, Валерка!

Если бы тебя не было на этой земле — нечего бы и мне на ней горло драть.

Вдруг улечу сегодня, посему — целую, а уж про преданность и говорить не стоит.

Будь счастлив!

Высоцкий».

Приезжает часа через два. Я спрашиваю:

— Ты когда улетаешь?

— Сегодня. Я тебе обещаю. Уже точно договорился с Вадимом.

Я звоню Туманову — он все подтверждает. Я говорю Володе:

— Ты мне сразу оттуда позвони.

— Да, как только приеду — сразу позвоню.

Я еду в театр. Вдруг вечером появляется Володя:

— Ты знаешь, мы опоздали на самолет.

Конечно, он опоздал специально. Вот так: от надежды — к отчаянью…

18 июля — последний «Гамлет». Володя в очень плохом состоянии… Перед началом спектакля он несколько минут сидел на сцене, прислонившись к стене. Вдруг он встал и пошел за кулисы: у него не было «лекарства». Начиналась Олимпиада — все больницы, аптеки, все каналы были на строгом учете… Я вызвал «скорую» — приехал Игорь Годя-ев. Уже начался спектакль, Володя был на сцене, но сумел подойти к кулисе, и Игорь сделал укол. Укол витаминов. На пять минут ему стало лучше — он ожил, но потом — еще хуже… Вызвали врача… Володя убежал со сцены: Федотов сделал укол… С большим трудом он доиграл спектакль…

Я видел, что Володя еле держится на ногах, но вряд ли это понимали зрители… Да и в театре никто не знал о его болезни. когда после смерти я стал рассказывать об этом Любимову — он был потрясен. Володя умел так себя вести, что посторонним, да и не только посторонним, ничего не было заметно. Поэтому в последние годы он окружил себя очень узким кругом людей, которым он полностью доверял.

В общем, с 18 июля начинаются «последние дни»…

После этого «Гамлета» Володя, по-моему, только раза два выходил из дома. Он проводит концерт в Подлипках, может быть, это было чуть раньше. Там он в первый и последний раз поет песню «Грусть моя». На концерте рядом с Володей было много людей: Нисанов, я и другие… Это было шестнадцатого или семнадцатого июля.

В эти же дни Володя был в ОВИРе. Ездил туда два раза… У него было разрешение — один раз в год оформлять выезд за границу, а по этим документам он мог выезжать несколько раз в течение года. Но в это время в ОВИРе произошла смена начальства. Сняли и Фадеева, который очень помогал Володе. И новый человек на месте Фадеева говорит Володе (это было, скорее всего, девятнадцатого июля):

— Владимир Семенович, 79-й год закончился и Вы должны все документы оформлять заново.

Володя возразил:

— Нет, я оформил разрешение на год в июле семьдесят девятого, а сейчас еще не кончился июль восьмидесятого. Разрешение действительно до июля включительно. И в июле я еще могу выехать.

— Да, но Вы знаете — у нас новый начальник, и он такие вещи не разрешает.

— Тогда дайте мне телефон Вашего начальника.

— Нет, я не имею права давать телефон генерала…

— Ну, тогда я узнаю по своим каналам.

Приезжает домой, я прихожу из театра. Володя рассказывает мне все это…

— Ты знаешь, у меня не хватит сил снова оформлять все документы. Ну-ка, набери мне ОВИР.

Я набираю номер, Володя говорит:

— Я был у генерала, он сказал, чтобы Вы к нему зашли.

Я удивился:

— Володя, но ты блефуешь?!

— Ничего, они тоже блефуют.

И вот двадцать третьего ему позвонили из ОВИРа:

— Владимир Семенович, зайдите за паспортом.

То есть он все рассчитал очень точно. И вот 23 июля Володя последний раз вышел из дома. Он получил в ОВИРе заграничный паспорт и купил билет на Париж на 29 июля.

В эти последние дни он еще работал… Володя начинает дорабатывать «Второй «Аэрофлот». Пишет — «Опять меня ударило в озноб». 16 или 17-го июля (еще до «Гамлета») он написал «Грусть моя, тоска моя…». Это последняя его песня, последнее его поэтическое произведение. Я говорю это с полной убежденностью. Стихи «И снизу лед…» Володя привез из Италии.

…Кстати, вернулся он в ужасном состоянии, просто в катастрофическом… Володя позвонил из ФРГ, звонил от Романа (Фаубсона): жена Романа передала два чемодана с вещами, надо его встретить… Он приехал поездом, мы с Володей Шехтманом встречали его на Белорусском вокзале. Володе было так плохо, что он даже не стонал — ревел… Я говорю:

— Володя, ты что! Люди же кругом.

Приехали домой, Володя в таком же состоянии. И тут звонит Марина:

— Пусть Володя подойдет к телефону.

— Марина, он спит.

— Не ври. Пусть он сам подойдет.

Конечно, она все поняла…

Двадцать первого — «Преступление и наказание»? Да, я помню, что Володя очень не хотел играть. Ему звонил Любимов… Несколько раз звонила Галина Николаевна (Власова — зав. труппой), она говорила, что будут японцы… Но очень проблематично, играл ли Володя…

Но вот, что совершенно точно… В эти дни Володя должен был выступать в Центре управления полетами — прямая связь с космосом. Была твердая договоренность, и представители ЦУПа приехали на Малую Грузинскую. А Володя уже не выходил из дома, метался по квартире…

Мы с Севой (это было двацать третьего или даже двадцать четвертого) должны были встретить этих людей и сказать, что Володя в больнице… Встретили, все объяснили. И мы, и они ушли. С Володей дома осталась Нина Максимовна.

Но эти люди нам не поверили и через некоторое время вернулись. Они поднялись на восьмой этаж, позвонили… Вышла Нина Максимовна… К счастью, в это время Володя не стонал. Ведь два последних дня он просто рычал, метался по квартире… Наверное, десятки километров исходил. Но в этот момент он затих. Нина Максимовна сказала, что Володи нет дома. Тогда они ушли окончательно.

Честно Вам скажу-я до самого конца верил, что он «выскочит», что и на этот раз обманет смерть. Была у меня такая надежда. В день накануне смерти Володя задыхался, стонал, все рвался куда-то пойти… Практически в бессознательном состоянии. И вдруг подходит ко мне, смотрит на меня совершенно ясными глазами и говорит:

— Ты знаешь, я наверное сегодня умру.

Я не выдержал:

— Как тебе не стыдно! Посмотри, сколько людей крутится вокруг тебя, пожалей их. Как тебе не стыдно бросаться такими фразами! Успокойся, приляг. Ведь у всех силы уже на исходе.

Я действительно был на исходе сил. Ведь все остальные более или менее менялись, а я практически круглые сутки был с ним. Через некоторое время Володя еще раз посмотрел на меня трезвыми-трезвыми глазами и сказал совершенно разумную вещь… Вот такими обманчивыми просветлениями он и вызывал у меня какие-то надежды…

Ну вот… сидим мы все… Я караулю, чтобы Володя не выбежал, Сева сидит на диване. Я говорю:

— Давайте что-то решать. Может быть, все-таки положить его в больницу? Сева, у тебя какое мнение? И кто на это решится — положить в больницу?

Двадцать третьего вечером были врачи… Они предлагали положить Володю «на аппарат»: шел разговор, чтобы сделать это на даче… Положить с использованием какой-то новой методики — этого еще никто в Союзе не делал. Договорились, что они заберут Володю двадцать пятого… А когда человек в больнице, всегда есть какая-то надежда — пусть иллюзорная…

В этот день (двадцать четвертого июля) я уехал домой во втором часу ночи. А Нина Максимовна и Сева Абдулов уехали еще раньше. Володя немного успокоился, мы с Толей Федотовым перенесли его из кабинета в гостиную. Надо было его успокоить — целый день он метался по комнатам… А внизу жил профессор Мазо, он уролог-хирург, на следующий день ему предстояла сложная операция. От него звонили несколько раз.