Изабел Уолф - Вопрос любви

• Название: Вопрос любви
• Автор: Изабел Уолф
• Издательство: Астрель; ВКТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-41475-6, 978-5-226-04991-0

Три сестры, каждой из которых повезло в жизни…

«Икона стиля» — светская дама Хоуп. Благополучная жена и мать — Фелисити. И интеллектуалка Лора, неожиданно для себя ставшая ведущей популярной телевикторины.

Им завидуют. Ими восхищаются. Но счастливы ли они?

Карьеристка Хоуп практически не замечает, как все больше отдаляется от мужа.

Фелисити, полностью ушедшая в воспитание долгожданного ребенка, в упор не замечает явной измены обделенного вниманием супруга.

А Лора, измученная постоянным вниманием папарацци, с каждым днем все больше запутывается в сложных отношениях с давним любовником Люком Нортом, которым ловко управляет хитрая и коварная «бывшая»…

Каждый день жизнь задает им новые вопросы. Но главный из них по-прежнему — КОГДА ТЫ СТАНЕШЬ СЧАСТЛИВОЙ?

---

Сначала я примерила платья-халаты от Дианы фон Фюрстенберг, воздушные шифоновые юбки в «Джозеф и Уистлз», кашемировые кардиганы в «Бора», прежде чем зайти в «Л.К. Беннетт» и приглядеться к темно-розовому приталенному костюму из шерстяного крепа, который, как я подозревала, будет хорошо смотреться и на шоу. Мне не очень нравятся туфли этого дизайнера, поэтому я перешла дорогу и отправилась в «Эмма Хоуп». Пока продавец искал алые босоножки моего размера, я случайно взглянула в окно. У меня едва не остановилось сердце. На противоположной стороне улицы шел Люк, держа за руку Джессику, и светился от любви и гордости.

Поначалу я хотела выбежать из магазина, крича и размахивая руками, но он казался таким счастливым, что я почувствовала: мне не следует вмешиваться. Джессика шла вприпрыжку в синем анораке и резиновых сапогах в горошек, с длинными белокурыми косичками. Она, должно быть, сказала что-то смешное, потому что он запрокинул голову и от души рассмеялся, а потом обнял ее. Эта сцена задела меня за живое. Пока я наблюдала, как они с Джессикой переходят дорогу по «зебре», идут мимо церкви и скрываются из виду, я размечталась, как было бы чудесно, если бы мы с Люком жили вместе — с Джессикой, ведь Магда уступила бы ему право удочерения, чтобы проводить больше времени с козами. Ах какая прекрасная жизнь была бы у нас троих…

Мы бы каждое воскресенье ходили в Холланд-парк и играли там на площадке с аттракционами, и, когда мы с Люком толкали Джессику на качелях, она заливалась бы, запрокинув голову, а ее волосы развевал ветер, потом мы шли бы домой пить чай. И я бы испекла ей шоколадное пирожное с сахарной пудрой, а она бы перепачкала личико, и мне пришлось бы вытирать ей рот и руки. Еще я помогала бы ей играть на пианино, или читать, или научила ее вязать, или помогала бы ей разобраться в своей корзине для одежды. И я бы рассказала ей про билеты, которые купила на следующую неделю, чтобы мы отправились в «Ковент-Гарден» посмотреть «Лебединое озеро», а еще о том, что сначала мы пройдемся по магазинам, чтобы купить ей что-нибудь особенное. И ее лицо сияло бы от восторга.

А вечером мы все втроем смотрели бы что-нибудь вместе, что-нибудь очень веселое и детское — не знаю, «Шрека» или «Дневники принцессы», — и Джессика приютилась бы в руках у Люка на диване, а я бы сидела на тактичном расстоянии. А потом она зевнет, словно котенок, а Люк скажет: «Ладно, пора спать, моя маленькая девочка, — скажи «спокойной ночи» Лоре». И Джессика подойдет ко мне и обнимет, и я почувствую прикосновение ее нежного личика и напомню, что завтра поведу ее на урок верховой езды в Гайд-парк, потому что она без ума от пони, а она вздохнет от счастья, а потом я услышу, как она шепчет: «Ах, мне так повезло, что ты моя мачеха, Лора».

— Бу-бу-бу-бу-бу…

А я отвечу: «Нет, Джесс, это мне повезло, что у меня есть ты. Я очень люблю таких маленьких девочек, я безумно люблю их, и ты самая замечательная девочка на всем белом свете…»

— Бу-бу-бу-бу-бу туфли, мадам?

— Гм?

В моем поле зрения вдруг появилась продавщица. Она держала передо мной босоножки.

— Ваши туфли. Сорок первый размер. — Я посмотрела на них. — Вам нехорошо?

— Что?

— Вам нехорошо? Может быть, стакан воды?

— О нет… — Я подумала о понедельнике и о предстоящем свидании с Люком. И улыбнулась: — Все в порядке, спасибо. Мне очень хорошо.

— Ну какая же ты красавица и модница! — воскликнула мама, когда мы с родителями на следующий день в полвторого встретились у церкви Святого Марка.

— И ты тоже, — сказала я, целуя ее — или, вернее, пытаясь: мы столкнулись полями шляп. — Хотя, если честно, по-моему, я слишком разоделась.

— И я тоже, — призналась мама. — Но с другой стороны, крестины первой внучки не каждый день, а наша Флисс сказала, чтобы мы выглядели хорошо.

Мы так перенервничали, что приехали аж на двадцать минут раньше, поэтому вошли в церковь и сели в третьем ряду справа. Солнечные лучи прорезались сквозь витражное стекло, отбрасывая осколки разных цветов, словно кусочки радуги. Мы вдыхали сладкий аромат воска и пыли. Когда заиграл орган, я открыла изысканно оформленное чинопоследование к обряду крещения, которое Фелисити специально распечатала для нас, и прочла посвящение — фрагмент стихотворения Эмили Дикинсон:

И разойдутся воды моря
И явят моря глубину
И то, что дальше…

Наверное, материнство открывает такие же необозримые горизонты.

— Какие замечательные чтения и гимны! — прошептала мама, сидевшая рядом со мной. — Немножко напыщенно, правда? — хихикнула она.

— Еще как.

Напыщенность стала еще более очевидной, когда раздали приглашения. Открытка была такой плотной, что ее можно было поставить; рельефные буквы, нанесенные черным курсивом, были такими огромными, что прощупывались при помощи кончиков пальцев, как в азбуке Брайля. Несмотря на ограниченные финансовые возможности, Фелисити отбросила идею о незамысловатом семейном торжестве в пользу чего-то гораздо более пышного. Позади нас, в органной галерее, размещался большой хор. Перед нами негромко настраивал свои инструменты струнный квартет. Запах больших розовых и белых анемонов разносился по всем скамейкам.

— Больше похоже на свадьбу, — сказала мама, когда приехали Хоуп и Майк и протиснулись на скамейку позади нас.

— Королевскую, — добавила Хоуп с улыбкой. — Снаружи стоит фоторепортер, а еще кто-то будет снимать все действо на видео.

— Это переходит все границы, — шепнул Майк.

Я взглянула на него. Обычно он сдержан, но сейчас мне показалось, что он позволил себе лишнее.

— Ну почему бы Флисс и не покутить? — легкомысленно заметила Хоуп. Она открыла свою сумочку «Гермес» и достала изысканную пудреницу. — В конце концов, это особый день в ее жизни.

Я припомнила прошлый «особый день» Фелисити, который был двенадцать лет назад — тогда я представляла собой жалкое зрелище, — и с удовлетворением обнаружила, что на сей раз я в приподнятом настроении.

— Выглядишь сногсшибательно, Хоуп, — с гордостью констатировала мама. Ни убавить, ни прибавить. Хоуп всегда безукоризненно управлялась со своими дорогими, изысканно декорированными малюсенькими костюмчиками, умело выбирала обувь и колготки, не перебарщивала с макияжем и поддерживала четкую линию каре, идеально обрамлявшего ее лицо, такое гладкое и блестящее, словно шлем. Она темненькая и миниатюрная — полная противоположность Флисс, этакой корпулентной блондинке а-ля доярка. Я не похожа ни на одну из моих сестер — долговязая, курчавая, с волевыми, немного угловатыми чертами. Люк говорил, что если бы я была картиной, то скорее всего написанной Модильяни. Фелисити, светловолосая и мясистая, — чистый Рубенс, а вот Хоуп…

Я пыталась угадать, кто она такая. Может, Дора Каррингтон? Маленькая и точеная фигурка. Загадочная. Эффектная. С холодной отрешенностью она пролистывала песенник, помечая стикерами нужные страницы.

Поразительно, что из одного и того же теста замешались такие разные люди, как мои сестры. Если Флисс неряшлива, открыта, спонтанна, то Хоуп очень организованна, закрыта и сдержанна. Можно подумать, что она самая старшая, а Флисс — избалованный ребенок. Я всегда была их связующим звеном. В подростковом возрасте мы узнали, что между Флисс и мной мама была беременна еще одним ребенком, но он не выжил. Я иногда думаю об этом потерянном ребенке…

Сзади слышались приглушенные разговоры. Церковь понемногу стала заполняться.

— Сколько же народу пригласила Флисс? — спросил папа, бросив быстрый взгляд через плечо.

— Сто пятьдесят, — сказала Хоуп, стряхивая с манжета несуществующую пылинку. — Я думаю, что раз сегодня воскресенье, ей удастся устроить аншлаг — процентов семьдесят из приглашенных придут — и гостей будет не меньше сотни.

— Смешно, — пробормотал Майк, сложив руки на груди.

Если бы я не испытывала к нему симпатию, то возненавидела бы его за этот второй комментарий, однако решила, что он позволял себе такие выходки из-за стресса. Они с Хоуп оба работают в Сити: она — глава отдела по связям с общественностью на бирже драгоценных металлов, а он — вице-президент инвестиционного банка; я знала, что в последнее время он работает над каким-то крупномасштабным контрактом. Однако несмотря на изможденный вид — я заметила, что его коротко подстриженные волосы поседели еще больше, — чувствовалось, что его нетерпение имело под собой иное основание, нежели банальная усталость. Он проявлял такую раздражительность, как будто был в принципе недоволен тем, что ему приходится здесь присутствовать.

У Майка и Хоуп не было детей — по взаимному соглашению. Майк никогда не проявлял ни малейшей заинтересованности, а Хоуп всегда шутила, что она «антинаталистка»[42]. Это не оправдание для защиты от разочарований, которые следуют после рождения ребенка, а ее искренний и совершенно добровольный выбор. «У меня отсутствует материнский инстинкт, — радостно заявляет она, если поднимается эта тема. — Напрочь. И я этим даже не интересуюсь». Она всегда была такой. Например, когда ей было десять лет, мои родители предложили ей завести кролика, но она отказалась. Тогда они предложили ей песчанку, но она вежливо отклонила и эту кандидатуру. Хоуп объяснила, что не хочет ухаживать за кроликом, песчанкой, мышкой и, честно говоря, за кем бы то ни было, и это упорство со временем перенеслось на детей. Она сказала мне еще давно, что не хочет никакой ответственности, связанной с детьми, никакого «хаоса» и «ералаша».