Александр Жулин - Душа убийцы и другие рассказы

• Название: Душа убийцы и другие рассказы
• Автор: Александр Жулин
• Издательство: Книжный Клуб; Поликом
• Жанр: Современная проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-85754-017-8

Остросюжетные рассказы объединены в новую книгу А. Жулина. Издание за счет средств автора.

---

Но она не торопилась его поддержать. Она по-прежнему стояла над худеньким Валей, окутывая волосами его голову, шею и плечи. Густые и длинные были волосы. Завесили оба лица.

Евгений Евгеньевич кашлянул.

А человек, обжав уши наушниками, из которых мурлыкала музыка, выжидал секунду-другую, чтобы попасть в такт бодрого джаза, и вместе с ударом гулкого барабана врубал кнопку «пуск» на клавиатуре процессора. И когда начинало отстукивать, когда выползал рулон иссиня-белой бумаги, испещренной закорючками цифр, он ей подмигивал. И выкладывал перед ней, разворачивал этот рулон, как какой-нибудь астроном. Как если бы астроном-открыватель разворачивал карту с новой звездой перед возлюбленной.

Звезда «Марина».

Волосы, душистые, мягкие, закрывают весь мир.

— Поцелуй меня, — слышит едва уловимое.

Программа «Марина».

Положено давать шифры-ключи для разрабатываемых программ.

Все его шифры начинались Мариной.

— Любишь меня? — шорох слов.

Лицо ее горячо. Губы нежны. Губы скользят по лицу.

— Победишь эту гору?

— Следует все же подумать, что делать с птенцами, — осторожно заметил Евгений Евгеньевич. — Наказать? Валя, Марина, ку-ку!

Евгений Евгеньевич был энергичный стандартный толстяк: крепенький катышок. Белесый и с тугими румяными щечками. Следующий по старшинству за начальником, из-за чего находился всегда чуть-чуть в оппозиции.

— Эй, вы, ку-ку! — крикнул повторно, уже раздражаясь.

Но Валя не шевельнулся, и Марина, его заслонившая, тоже. И, словно в ответ, послышался звук, который вполне можно было принять за звук поцелуя.

— Это нечестно! — тут же откликнулись. Но не добавили, не закончили. И тогда Игорь Петрович веско сказал:

— Раз был поцелуй, кушанье продано: Валентину придется залезть. Но без нас. И красивой Марине надо остаться для подстраховки. Мы же пойдем.

Это прозвучало почти как указание. Все на минуту затихли.

— Осталась бы с ра-адостью, — послышался невнятный голос красивой Марины, — только во-от…

— Что только во-от, что? — пропел ответно Евгений Евгеньевич. Было видно, что это ему все больше не нравится.

— Только во-от Валечка, ах! — сказала она, выпрямляясь, — не хочет оказать внимание даме.

Валентин же притих, и никто не откликнулся.

— Или, может быть, не умеет, — сказала она. — Впрочем, надо идти! — и принялась закалывать волосы. И все поднялись. Но почему-то вдруг обнаружилось, что у каждого что-нибудь да пропало. Кто стал искать рукавицу, у этого потерялась веревочка, большой, нескладный Потылин вообще не поймешь, зачем озирается… Но также разом вдруг выяснилось, что рукавица лежит в рюкзаке, веревочка преспокойно — в кармане, Потылин добродушно осклабился: искал, видите, шапку, а она, видите, на голове!

Тронулись!

Он не успел осознать еще, чем был вызван неожиданный звук, не успел почувствовать жжение и влагу на лбу — да, на лбу! — а сердце загодя встрепенулось.

— Осталась бы с ра-адостью, — оглушило его восклицание, — только во-от… ах!

— Что же, идите, идите! — крикнул им нервно. — Вы же не знаете, что он задумал! Они ведь не знают, ведь так? — уставился на начальника. («Ведь так!» — кто-то откликнулся.)

— Что ж вы молчите? — Игорь Петрович пусто глянул в ответ. («Да, что же?» — было подхвачено.)

— Раз вы молчите, тогда скажу я!

Говори, кто мешает? — хмуро подумал Игорь Петрович. На нос упала снежинка. Гадкий мальчишка! — усмехнулся досадливо. Поднял голову, выдохнул. От парного дыхания пушистый десант разлетелся, тая и исчезая. Но на смену шли новые волны. Вот так, — подумал Игорь Петрович, — придет мне на смену другая волна. Что? — тут же и спохватился. И тут же поправился: когда-нибудь, но не сейчас.

Мальчишка от злости, от нетерпения выложить нечто, по его мнению, архизначительное, вертелся на месте, вглядываясь то в одного, то в другого.

Или и вправду, с интересом посмотрел на него Игорь Петрович, отправить на гору такого волчонка?

И падал, и падал медленный снег, качались лапы потревоженной ели, все было так плотно, бело…

— Ну, что же ты? — спросил почти ласково несмышленыша.

Все было так плотно, бело, что отвечать расхотелось. Валентин каждого оглядел — ни в ком интереса!

— Ладно! — махнул рукой Валентин, уже стыдясь своей злости и дрожи, своей неуместности. — Раз не хотите… Раз наплевать…

Тут Игорь Петрович сделал такое лицо… Такое, такое… что они рассмеялись. Да, они все рассмеялись, и Валентин пал было духом. Но спустя какое-то время — словно до нее шло, шло, и дошло, наконец, — она вдруг оборвала свой смех, и почему-то все они замолчали, и стали к ней оборачиваться, а она, кривя подкрашенные губы свои, с неожиданной упругой энергией отчеканила — словно надавала пощечин:

— Вот он в этом весь! — с таким презрением сказала она, что Евгений Евгеньевич даже присвистнул. — А я его еще на горку звала!

Что, что она говорит? Как смеет?

Она смотрела так беспощадно, так откровенно презрительно, что Валентин вдруг успокоился. Надежды, волнения, все, что было связано с нею, куда-то умчалось. Сразу стало легко и свободно, и тотчас в свободном, спокойном мозгу забрезжила поначалу неясная и даже какая-то странная мысль. Да нет, быть не может! Но когда взглянул повнимательнее на нее, когда увидел, насколько чужим для него стало это лицо…

— Послушай, — сказал, примеряясь. — А ведь расчет экономической эффективности, пожалуй, делала ты! Никто другой не доводит цифирь до сотых долей копейки!

Она так и подумала: спятил! А вслух:

— Сдурел?

Снег, ели, суббота, мороз! Какие расчеты?

— А вот какие расчеты, вот! — начал сдержанно он. — Такие расчеты, которые связаны с чав-чав бамбино!

Ему показалось, что они растерялись. Только Игорь Петрович, бесстрастный, с размаху ткнул палку, чтобы выбить снег из креплений. Но стук палки был слаб для такого снежного дня, никто не заметил.

А вокруг ослепительно белели снега, а над ними нависла гора, величаво-холодная, и золотилось блестящее солнце, а слева уже проглянула луна, прозрачная в голубом небе, печальная.

И люди все как-то уменьшились и будто бы обособились.

— Допустим, — ответила она напряженно, — я считала и это. Так что?

— Ага, — сказал он, стараясь, чтобы тон его не показался недобрым. И уточнил: — Поняла, значит? Значит, знала! — и повернулся к товарищам. Они выглядели озадаченными.

— Постигаете? — начал с ледяной выдержкой. — Кое-кому захотелось прокатиться в Италию! — и не стерпел, завопил: — Каналы, гондолы, Венеция! — бешено, зло завопил, — а то, что мы упираемся, что делаем зряшный проект…

Его мягко взяли под локоть: — Ладно, Валя, — сказали, — не место, уймись!

— Евгений Евгеньевич! — живо вскричал, оборачиваясь, — как же не место? Вы же не знаете! Он, — указал пальцем в начальника, — пробивает закупку завода в Италии!

— Почему же не знаю? — мягко удивился Евгений Евгеньевич. Да, удивился. Весь вид его был — само удивление. Добродушное удивление. И Игорь Петрович повторил на редкость похоже это удивленное выражение. — И что в этом плохого? спросил Евгений Евгеньевич. («Да, именно, что в этом плохого?» — поднял, изогнул дугами седые брови Игорь Петрович.) — Живая работа, зримая премия. Я лично мечтаю, что премии хватит на взнос в садовый участок. Свой огородик, внучке клубника…

Игорь Петрович даже слюнку сглотнул. Ало-белесая плоть, тающий сок, такая вкуснятина эта клубника!

Валентин глубоко вздохнул, отвернулся. Солнце коснулось вершины горы. И тотчас все осветилось праздничным розовым светом. Снег заискрился миллионами блестящих иголок, над горой будто запламенела корона, а тени елей окрасились нежно-лиловым.

— Я ж неверно сказал, — проронил, — я ж не о премии, не только о том, что кто-то поедет в Италию, это не зависть, поймите…

— А что, мы не поняли? — тут же откликнулись. — Ты ж не о том, что кто-то поедет в Италию! — тут же добавили. — Ты ж не о клубнике для внучки! — так вот продолжили. — Ты же о том, что никто не лезет на гору.

И тогда он на них внимательно посмотрел.

Нет, как он на них посмотрел!

Что такое?

Они оглядели друг друга. Вот Евгений Евгеньевич, жизнерадостный, добрый толстяк. Снежинки тают на его плотных, круглыми мячами щеках, будто на лампочках. Вот Рой, смуглый, прыгучий, ловкий, как белка, чем плох? Ну, Семенов невзрачен, подслеповато помаргивает, морщинистый, пожилой. Но каково-то ему среди них, которому все — молодые? А ведь держится, не уступает ни в чем никому, отличный старший товарищ! Потылин? Большой, всегда чуть запоздалый и не самый великий умница, но это он ставит точки в конце шуточных перепалок. Что, нехорошие мы ребята?

Нет, как он смотрит, вы только вглядитесь!

И тогда пришлось обратиться к начальнику. Игорь Петрович, скажите!

— Так, — мгновенно откликнулся Игорь Петрович, меняясь в лице. Сейчас перед ними был уже не удивленно-наивненький Арлекин, сейчас перед ними стоял полководец. — В стране выпуск бетонных труб в десять раз меньше потребности! Проектировщики не предусматривают их применение, так как их нет, а строители не развивают трубное производство, поскольку не видят бетонные трубы в проектах. Чисто советская ситуация! — Блеснул чернотой глаз, вызывающе яркой на окружающей белизне.