Владимир Ходанович - Блокадные будни одного района Ленинграда

• Название: Блокадные будни одного района Ленинграда
• Автор: Владимир Ходанович
• Жанр: О войне
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-227-06039-6

О Ленинградской блокаде написано немало. Казалось бы, эта горькая тема во многом исчерпана, но находятся все новые и новые свидетельства об этом трагическом периоде в истории Северной столицы. Книга Владимира Ходановича из этого ряда. Речь пойдет о блокадных буднях одного района Ленинграда – парка имени 1 Мая (нынешнего «Екатерингофского») и его ближайших окрестностей в период с начала 1941 по январь 1944 года.

Вы прочтете о том, как выживали ленинградцы в годы тяжких испытаний, о тех, кто не дожил до Победы, о предприятиях, школах, детских садах, яслях блокадной поры. Об оборонительных сооружениях и медсанбатах, которые располагались рядом с парком… Основу книги составили материалы нескольких архивов, в том числе рассекреченных дел, и мемуары жителей этого района блокадного Ленинграда, как опубликованные, так и публикуемые впервые.

---

«Начиная с лета 1942 года противнику уже не удавалось, как раньше, безнаказанно обстреливать город.

Очень часто за первыми снарядами тут же появлялась наша авиация и совместно с артиллерией обрушивала на врага огонь возмездия.

Это заставляло немцев менять тактику. Если раньше после нескольких выстрелов по радио звучало сообщение: „Район подвергается артиллерийскому обстрелу, движение по улицам прекратить, населению укрыться“, то теперь мог прозвучать одиночный выстрел, а следующий снаряд мог просвистеть через несколько минут. Такой прием держал нас в постоянном напряжении и изматывал похуже шквального артналета»[328].

«В субботу 4 июля был шквальный обстрел района. Снаряды рвались на Нарвской площади. Было 12 убитых и 32 раненых. Трупы и раненые временно были собраны во дворе нашего дома. <…> Один снаряд попал в квартиру Р-и. От квартиры осталось одно воспоминание. К счастью, там никого не было. <…>

Много людей погибло на трамвайной остановке» (И.В. Назимов)[329].

Дневниковую запись И.В. Назимова о факте гибели и ранения людей на Нарвской площади подтверждают сведения главы домохозяйства № 1 (его дома, № 54, и соседнего) Филипповой: 4 июля 1942 г. «наша группа самозащиты в 10 человек оказала помощь 12 чел. раненым и 11 человек убрала убитых»[330].

«На работу я ходила пешком и слушала свист снарядов, слышала, когда снаряд перелетал через меня, когда, не долетев, взрывался. Но на работу шла, а завод тоже обстреливался. Прямое попадание снаряда – и меня бы не стало. Истерика со мной была, и крики, и слезы – все было»[331].

В изданных блокадных воспоминаниях ленинградцев или их дневниках неоднократно встречается упоминание о том, что артобстрелы противника были «приуроченными», в частности, к началу или окончанию рабочих смен. Чтобы не опоздать, рабочие и служащие вынуждены были в буквальном смысле ползти (см. воспоминания Г.П. Гольцовой) под осколками. Закономерен вопрос: а районные или городской штабы МПВО не могли, если не приказать, то предложить директорам предприятий (коль те не «догадывались») ввести гибкий график начала рабочих смен с целью избежать человеческих жертв?

Как видно из нижеприводимой отрывка из документа, было наоборот:

«На з-де „Пластмасс“ была сильно расшатана трудовая дисциплина. Комсомольцы завода провели ночной рейд, вскрыли все недостатки. Материалы комсомольской организации стали предметом обсуждения в парткоме. Комсомольцы, в свою очередь, проявили ценную инициативу, начиная работу точно по гудку» (из отчета Кировского райкома ВЛКСМ за июль-декабрь 1941 г.)[332].

Уточнение: «по гудку» – это переиначенное «точно вовремя». В первое время войны гудки производили на предприятиях или судах, дублируя сигнал «воздушная тревога».

«Время было ближе к вечеру, именно тогда происходит пересменка и именно тогда, когда на улицах становится больше народу, немцы начинали артналеты. Ничего не подозревая, мы подошли к дому № 199[333]. Впереди нас шел военный. Вдруг послышался какой-то особенный свист, скорее очень громкий шелест: так я узнал, что такой звук издает близко летящий снаряд. Тот, который свистит, он не твой, он уже пролетел. Военный сразу распластался вдоль стены.

Недавно я был на этом месте и сфотографировал его. В тот момент я был около проходной дрожжевого завода, сейчас это современные двери. Первый снаряд попал в верх каменного забора, там, где сейчас два рекламных щита, – это в ста шагах, то есть метров 70. На заборе еще видны следы от осколков. Я увидел дверь проходной и тут же юркнул в нее. В следующую секунду, прямо напротив, в 15 метрах, из земли стал вырастать огромный куст серой земли. Он, так мне казалось, рос медленно-медленно, без звука, фонтанчики серой пыли тихо обгоняли друг друга.

Позднее описание подобного эффекта я прочитал в журнале „Техника молодежи“ в воспоминаниях фронтовика, когда снаряд, упавший у его ног, на глазах стал распухать, как воздушный шарик, который надувают, покрылся огненными прожилками и затем лопнул.

Подошло время лопнуть и моему снаряду. Вернулся звук. Время вновь обрело реальную скорость. Воздушная волна ударила в дверь. Только сейчас я понял: от двери давно остались только филенки, поэтому я видел все, что происходило за дверью.

Оглохший на какое-то время, я присел на лавочку. Так как я находился в проходной, осколки не задели меня, я даже не был контужен. Снаряды падали то ближе, то дальше, но очень часто.

В проходную заскочила связистка-дружинница. Девчушка лет 16–18, пигалица с огромной сумкой, набитой проводами и инструментом. Наверное, снарядом повредило связь, и ее послали исправлять повреждение. Было видно, что у нее чувство долга борется со страхом; в проходной, кроме меня, был еще кто-то. Ни к кому не обращаясь, она начала рассказывать, как перепутаны все провода, а там ждут связь.

Я почувствовал, что тот провод, который там ждут, очень нужный провод. Снаряды бухали то ближе, то дальше, но все-таки больше ближе. Она выглянула за дверь.

– Кажется, утихло, – сказала она. – Ну, я пошла, – продолжила она, ни к кому не обращаясь.

Мне не казалось, что утихло. Так же свистело и бухало очень близко. Девчушка еще раз взглянула на нас и пошла в бессмертие.

Представьте, воздушной волной ее снесет с крыши, где нужно распутывать провода, или ее ранит осколок. Кто и когда сможет ее найти, прежде чем она истечет кровью. Но ее вел долг»[334].

Что же касается пожаров, возникавших в результате артиллерийских обстрелов в 1942 г., то, судя по сохранившейся отчетной документации, их было не так много. А количество собственно пожаров резко пошло на убыль (опять же, по отчетным документам).

Сводки в виде таблиц за один-два или за несколько дней в райисполкомы направляли районные отделения Госпожнадзора. В сводке указывались адрес, причина пожара и его последствия (для жилой площади, самого дома и квартирантов).

С апреля по конец декабря 1942 г., по сводкам Ленинского района, произошло четыре пожара в разных домах по Нарвскому проспекту, два – в доме № 156 по Обводному каналу и в доме № 5 по Сутугиной улице. Это совсем немного, по сравнению с количеством пожаров на улицах Шкапина, Курляндской и нескольких Красноармейских. «Горели постельные принадлежности. Убыток около 100 р. От ожогов III степени умерла женщина, и др. женщины получили ожоги II степени [и они были] направлены в поликлинику». Оставлена без присмотра плита – «горела ветошь». «Поджог» – «сгорели носильные и постельные вещи. Обгорело перекрытие». Заправляли керосином зажженную лампу – выгорело столько-то квадратных метров пола и перегородок.

«Заронен огонь с плиты» – были вскрыты межэтажные перекрытия и сломано 10 квадратных метров перегородок[335].

Некоторые записи в последней графе сводок позволяют предположить, что в случае возникновения в жилых домах пожаров, жильцы старались справиться с огнем сами, не вызывая пожарных. Так, одна из записей (по квартире № 14 дома 8 по Нарвскому проспекту) заканчивалась: ущерб составил 500 руб., «дело 180 в прокуратуре»[336].

«Напечатать и расклеить в домохозяйствах противопожарные листовки» («Правила установки и эксплуатации временных печей», «Правила пользования осветительными приборами», «Правила вызова пожарной помощи») пришло на ум руководству Ленинского райисполкома только через год, 10 января 1943 г.[337].

22 апреля того же года райисполком вынес на свое заседание вопрос «О сохранении жилых и общественных зданий, пострадавших от бомбардировок и артобстрелов».

Констатировалось: «…Имеют место случаи хищнического разрушения жилых домов и других зданий». В доме № 16 по Нарвскому проспекту – «частичная выломка перекрытий, перегородок, полов и рам»[338]. 6 января 1944 г. то же самое – «имеют место случаи», только уже в доме № 6 по Сутугиной улице[339].

Вопросами наведения «должного порядка в обращении с огнем и предупреждения возникновения пожаров в жилых домах» в начале февраля 1942 г. озаботился Кировский райисполком. И решил (3 февраля) «установить для населения часы пользования отопительными приборами в жилых домах» с 6 часов утра до 23 часов вечера и «категорически запретить пользоваться отопительными приборами в ночное время»[340]. Каких-либо разъяснений (например, что делать с «отопительным прибором», если он продолжает функционировать после 23.00) данное решение не содержало.

Глава 5 Из повседневного. Часть первая

В ряде воспоминаний жителей разных районов город а первые две недели войны отмечены изменением привычных им часов работы учреждений сферы обслуживания и мест отдыха.

Уже с 28 июня приказом начальника городского гарнизона садам и паркам предписывалось заканчивать свою работу не позднее 22 часов 45 минут.