Тейн Фрис - Рыжеволосая девушка

• Название: Рыжеволосая девушка
• Автор: Тейн Фрис
• Издательство: Издателъство иностранной литературы
• Жанр: О войне
• Год: 1959

Рыжеволосая девушка — роман о борьбе голландского Сопротивления с гитлеровскими захватчиками. 5 мая 1940 года Германия напала на Голландию и за 5 дней завоевала ее. Правительство Голландии сбежало в Лондон. А люди остались. Они ненавидели нацистов и организовали тайное Сопротивление. Движение Сопротивления во время войны существовало во всех странах Европы, захваченных Германией. Остросюжетная книга напоминает: страна, родина — это не правительство. Это народ, который в трудную минуту способен на подвиг. И после войны, как только в какой-либо стране тупорылое нацистское зверье захватывало власть, терпеливый народ не выдерживал и выкидывал уродов на помойку истории.

---

— А ты, Тинка, — с трудом проговорила я, — как же ты выросла!

Тинка бросила на меня чуть насмешливый взгляд, давая понять, что не собирается принимать участия в игре, и без единого слова и очень слабо пожала мне руку в ответ на мое рукопожатие. Украдкой я взглянула на тетушку и поймала ее взгляд, полный непритворного удивления, если не сказать замешательства и недовольства. В течение нескольких минут царило мучительное и напряженное молчание; эта тишина, казалось мне, не предвещала ничего хорошего.

Никто из нас четверых не мог придумать ни единого слова: я не хотела начинать разговор с Франса, пока здесь была тетка, а тетка, пожалуй, вовсе не собиралась уходить; по-видимому, она считала, что обязана охранять своих юных племянниц от покушений некой ловкой девицы, которая сумела проникнуть к ней и добилась даже, что ее приютили на ночь…

Наконец Ан решительно заявила:

— Я не знаю, госпожа С., стоит ли нам продолжать эту комедию? (Она сказала это немного деланным тоном — получилось, что именно она-то и играет комедию.) Мы работаем здесь, в больнице, ради куска хлеба, мы довольны своей работой. Мы не знаем, чего вы от нас хотите. Кстати, давайте будем честными: мы вас не знаем. Думаю, что тут произошло недоразумение…

Она пожала плечами, как бы давая понять, что и так потратила слишком много слов. Тетка переводила взгляд с одной племянницы на другую; Тинка тихонько посмеивалась с пренебрежительным видом. Я поглядела в суровые, решительные глаза Ан и сказала:

— Что вы, никакого недоразумения нет. Я очень хорошо понимаю, что люди в наше время становятся забывчивыми или просто осторожными. Думаю, что вы обе по здравом размышлении… — тут я понизила голос до шепота. — Я приехала сюда, чтобы спросить вас, где находятся боеприпасы из укрепления в Сантпоорте.

Они мастерски проводили игру, эти Ан и Тинка. Я чувствовала, что они закалены, как хорошая сталь. Ни у одной из них даже ресницы не дрогнули. Мне показалось только, что младшая сестра на какой-то момент задержала дыхание; лицо же ее оставалось неподвижным и спокойным. Мы еще некоторое время так стояли, снова и снова прощупывая друг друга. Внезапно Ан повернулась на каблуках вполоборота и движением плеча указала мне направление:

— Идем со мной.

Я мысленно вздохнула с облегчением: первая брешь в этой твердыне безразличия мною пробита. Ведь они могли в любую минуту отослать меня прочь, я была в этом уверена. Мы все вчетвером направились к баракам, и даже тетушка семенила позади меня; мимоходом я заметила, что глаза мужчин, лежавших на верандах, следят за мной, но это ничуть не смущало меня, потому что мной владела одна мысль: я должна выполнить данное мне поручение. Тетушка Эхеринк все еще глядела на меня с явным сомнением и неприязнью, как будто я грубо обманула ее доверие. Мне следовало оправдать себя в глазах тетушки и племянниц. Дойдя до первого барака, они оставили меня стоять у застекленных дверей. Я слышала, как Ан говорила Тинке, когда они переступали порог: «Я спрошу хозяйку, можно ли нам воспользоваться приемной комнатой». И они скрылись в бараке. Я прождала, наверное, пять или шесть минут; видимо, девушкам пришлось долго объяснять положение. Я обрадовалась, увидев, что Ан возвращается, хотя выражение ее лица не сулило ничего хорошего. Рядом с ней шла, вся в белом, маленькая полногрудая женщина с очками на носу. Я, конечно, сразу поняла, что это и есть «хозяйка» больницы. Она казалась такой чистой и свежей, как будто ее только что вынули из холодильника. С огромным вниманием и любопытством осмотрела она меня в лорнет через застекленную дверь, затем повернулась и ушла обратно. Тетушки Эхеринк тоже не было больше видно. Ан осторожно сделала мне знак рукой; когда я вошла в коридор, она открыла маленькую, окрашенную белой лаковой краской дверь и пропустила меня в комнату.

Тинка уже сидела на стуле около двери. Одну руку она держала, не вынимая, в кармане своего белого халата, а другой повернула ключ в дверном замке, как только я вошла. Я поняла, что сестры приняли меры предосторожности. Это полностью совпадало с тем, что говорил Франс: девушки не хотели рисковать. Я не испытывала страха при мысли, что Тинка, следившая за мной своими невинными глазами, может в решительный момент — и, вероятно, с благословения директрисы — приставить мне револьвер к груди, как предсказывал Франс. Я спокойно уселась напротив Тинки, в то время как Ан встала возле плотно закрытого окна.

— Еще один вопрос, госпожа С., — медленно и взвешивая каждое слово, начала Ан. — Нам хотелось бы знать, что вы можете рассказать нам об укреплении в Сантпоорте. Это должно быть интересно.

— Не знаю, интересно ли это, — ответила я. — То есть мне ровно ничего не известно об этом укреплении. Знаю только одно: Франс поручил мне спросить у вас, где находятся боеприпасы.

Ан засмеялась ц расстегнула пуговку у воротничка. У нее была сильная, загорелая шея; руки ее тоже, видно, были крепкие, сильные.

— Про какого Франса вы говорите?

У меня лопнуло терпение.

— Вот что, — сказала я. — Вы меня не запугаете даже этой «хлопушкой», которую Тинка так ловко прячет в кармане. Обе вы прекрасно знаете, что я имею в виду и от кого я приехала. Франс поручил мне разыскать вас, и мне это удалось. Теперь о деле: группа по-прежнему помещается в доме Филиппа Моонена, близ «Испанских дубов», и продолжает свою деятельность. Франс считает необходимым и здесь тоже оживить работу; он еще не знает, что у вас имеется такая прекрасная §аза. Он хочет, чтобы вы создали здесь группу Сопротивления.

Я заметила, что сестры переглянулись. И видела также, что по-настоящему застигла их врасплох. Тинка даже нечаянно проговорилась:

— Похоже на Франса!

Она произнесла эти слова с негодованием и изумлением, хотя в то же время в ее светлых детских глазах мелькнули скрытая веселость и интерес. Я победоносно улыбнулась. Сестры глядели на меня; смуглое лицо Ан еще более потемнело. Она, так же как и я, заметила, что Тинка проболталась.

— Ну хорошо, Тинка! — сказала я. — Давайте сбросим маски. «Похоже на Франса!» Несомненно! — Я снова засмеялась. — Так может сказать только тот, кто знает Франса… Разве я не права?

Теперь кровь прилила и к лицу Тинки; она закусила нижнюю губу; но было уже поздно. Я видела, как она поглядела на Ан, будто безмолвно просила у нее прощения. Я поднялась со стула, встала между обеими сестрами и продолжала говорить, прежде чем они успели вставить хоть слово:

— Чтобы покончить с разговором насчет сведений об укреплении, я должна передать вам привет от Вейнанта. От его имени я уполномочена спросить, вспоминаете ли вы иногда о коврижках из Девентера, которые он всегда приносил вам…

Вдруг меня разобрал смех, и я, еле договорив последние слова, начала безудержно хохотать. Этот разговор во временной больнице в Твенте между мной и двумя девушками-коммунистками, которые молча угрожали мне револьвером и при случае не задумались бы лишить меня жизни — возможно, с ведома толстушки заведующей, приходившей заранее поглядеть на жертву, — эти боеприпасы и коврижки — все это показалось мне такой смешной и пошлой нелепостью, что не заметить этого мог лишь деревенский дурачок. На какой-то момент на лицах обеих сестер отразилось не то смущение, не то обида, а затем они обе, почти одновременно, тоже расхохотались. Смеясь, Ан снова схватилась за ворот и расстегнула еще одну пуговку, а Тинка в припадке безудержной веселости склонилась так низко, что ее вздернутый нос касался колен. Мы смеялись так, как умеют смеяться одни только девушки над каким-нибудь нелепым словом или положением; мы на себе испытали благотворное действие смеха — он так хорошо разрядил атмосферу.

Мы задыхались от хохота, как вдруг у двери раздался короткий тревожный стук и из коридора послышался женский голос:

— Девушки! Девушки… Так шуметь не годится! Подумайте о тяжелобольных!

То была, очевидно, заведующая; я сразу представила ее круглый ротик, вытянутые трубочкой губы, представила ее цветущее лицо, слегка побледневшее от волнения из-за нашего необузданного веселья. Мы немедленно утихомирились. Наступила торжественная минута примирения и полного взаимного доверия. Мы осушили глаза и высморкались; я стала пудрить нос — под несколько разочарованными взглядами Ан и Тинки: мы пребывали в каком-то удивительном блаженном состоянии, какое наступает в природе после освежающей грозы. Мы стали серьезными, внезапно ощутив, что связаны друг с другом, что нас объединяет тайна, и очень серьезная, хотя мы и смеялись, — потому что это была тайна нашей жизни и жизни тысяч наших ближних, тайна, слишком значительная, чтобы выразить ее словами…

Целый день провела я в больнице, обедала вместе со всеми за столом для медсестер; никто не спрашивал, кто я такая, и все держались с какой-то чуть шутливой серьезностью: казалось даже, что они тоже причастны к нашей тайне.