Игорь Ковлер - Проклятие Индигирки

• Название: Проклятие Индигирки
• Автор: Игорь Ковлер
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-905720-26-0

Роман Игоря Ковлера, охватывающий несколько десятилетий, вобравший в себя историю Севера, Золотой Реки – Индигирки, личности главного героя Егора Перелыгина, размышляющего о времени, о себе, о своем поколении «семидесятников», – это сплав литературы вымысла и литературы факта, серьезная попытка осмысления событий перестроечных лет вдали от Москвы, где судьбу земли и людей определяло золото. «Проклятие Индигирки» – яркое, увлекательное путешествие самого Перелыгина на Золотую Реку, где он, работая журналистом, стал одним из главных действующих лиц почти детективной истории гибели крупного золотого месторождения, открытого в конце тридцатых годов.

---

Вдруг ему показалось, что свет в комнате непонятным образом моргнул, изменился и кто-то провел по стене лучом фонаря. Перелыгин тихо поднялся, подошел к окну, прислушался. Вот опять. Он натянул брюки, накинул дубленку, сунул ноги в сапоги и потихоньку вышел на крыльцо.

Ночь и безмолвие окутали Поселок. И опять откуда-то сбоку в небо ударил зеленоватый луч, прорезая туман, отыскивая что-то в ночном пространстве, – так пограничный прожектор ощупывает небо. «Откуда здесь пограничники?» – подумал, озираясь, Перелыгин. И вдруг мощные гейзеры света забили, казалось, прямо из земли. Цвета менялись. По небу побежали красные, зеленые, желтые, оранжевые всполохи, будто невидимый художник горстями бросал в черное небо краски. Ударяясь в него, как в черное стекло, они разливались, вспыхивали, меняли цвета, текли вниз, а на них налетали новые и опять смешивались, светились и текли, не успевая за фантазией мастера. Перелыгин зачарованно смотрел на первое в своей жизни северное сияние. Тишина в буйстве цвета показалась ему странной, неестественной. Хотелось не только видеть цепенящую красоту ураганного света, хотелось слышать его. Он представил гигантский, в полнеба орган, маленького органиста с тонкими болтающимися ножками, выдувающего в трубы летящую к звездам цветомузыку, и ему казалось, она зазвучала в нем. Мощная, холодная, музыка переливалась в свет и уносилась в темные небесные своды.

Он не слышал, как на крыльцо вышла Тамара – в валенках, кутаясь в тулуп, накинутый на голое тело.

– В честь тебя салют. – Она ткнулась носом ему в щеку. – Пойдем, ты дрожишь. – Взяла за руку и повела в дом.

Перелыгин затемно пришел в гостиницу, прилег и тут же заснул. Когда он появился в редакции, Алпатов вручил ему строкомер и материалы в номер. Он шутил и был опять навеселе.

От текстов у Перелыгина встали дыбом волосы. Он принялся было их править, а время шло, линотипистка скучала. На метранпаже пили чай, крыли нового ответственного секретаря, отсека, как называли его в редакции, грозя угостить «марзаном», предупреждали домашних, чтобы ждали к утру. Алпатов время от времени нырял в пустой редакторский кабинет, где прикладывался к заготовленной бутылочке, подбадривал Перелыгина, рассуждая об индивидуальности оформительского стиля, по причине которого не может вмешиваться в творческий процесс. Не было сейчас силы, способной заставить Алпатова взять в руки строкомер. «Ничего, до утра успеем», – успокоил он всех.

Однажды в кабинет забежала Тамара, шепнула, что ждет его вечером доедать снежного барана. Номер подписали около одиннадцати. Алпатов потащил его к себе ужинать. У Тамары он появился поздно.

Через месяц освободилась квартира в коттедже с палисадником и скамейкой под окном. Алпатов осмотрел владения, пощупал батареи отопления, погладил ладонью печку в кухне.

– Это же камин! – Он открыл чугунную дверцу, заглянул в топку. – У тебя был камин? То-то! Затопил и сиди себе, смотри на огонь, размышляй о вечном. Дровишек подбросим. Давай-ка по маленькой, пока углы пустые. – Он вытащил из кармана бутылку коньяку. – Мебели не купить, стулья и стол возьмешь в редакции, остальное – сообразим.

Через несколько дней незнакомые люди сколотили широкий деревянный каркас. Сверху вдоль и поперек набили ленты разрезанных автомобильных камер. Обтянули каркас войлоком и каким-то гобеленом. Кто-то добыл у летчиков толстый пласт плотного поролона, его накрыли двумя матрасами. Такой шикарной тахты Перелыгин еще не видел.

Здесь умели делать торшеры из тонких медных или алюминиевых трубок, плести из веток плафоны для ламп, изготавливать тумбочки из ящиков, журнальные столики – из чертежных досок; особым шиком считались натяжные потолки из туалетной бумаги, протянутой ныряющими лентами между леской под потолком и скрывающей лампы дневного света.

На редакционной машине он съездил в магазин, закупил одеяло, подушки, электрическую плиту с духовкой, кучу необходимой утвари. Перелыгина не беспокоила скромность нового жилища. Он находил его простым, но уютным. Этого казалось достаточно. Для него все вокруг было удивительным, новым и радостным. Летом, сидя светлыми ночами на скамейке под окном, он рассматривал в небе с одной стороны почти прозрачную луну, а с другой – яркое оранжевое солнце. «Кто больше спит, тот меньше живет», – изрек Перелыгин, признав, что не знал ничего лучше полярного дня. Он подолгу всматривался в окружающие сопки, пытаясь представить время, когда еще никакого Поселка не было, и себя в безлюдной, заросшей лесом долине реки.

Глава третья

Перелыгин не заметил окончания лета. Осень подбиралась ночами, которые оставляли по утрам выбеленную инеем, быстро желтевшую траву. А вот сопка у дома заиграла ярким разноцветьем, ее подножье закраснело листочками тальника, склоны – созревающей брусникой. С неделю лили дожди, превратив улицы в месиво, потом небо расчистилось, заголубело, солнце лениво гуляло, поглаживая землю последними теплыми лучами. Природа обреченно затихала в ожидании неотвратимых холодов.

Как-то Тамара сообщила, что завтра в кафе старатели отмечают окончание промывочного сезона.

– Тебе это надо посмотреть, – загадочно предупредила она. – Есть два приглашения – одно специально для тебя лично от Градова.

Они вошли в пустой зал поселкового кафе «Северянка». Сдвинутые вдоль стен столы уже накрыли. Музыканты проверяли микрофоны, гитарист беспрерывно настраивал гитару. Официантки озабоченно порхали по залу и выглядели привлекательно в кокетливых коротеньких фартучках. В атмосфере густело ожидание чего-то удивительного.

Около семи послышался шум, раздались низкие голоса. В середку зала медвежьей походкой вышел лохматый рыжий мужик в толстом зеленом свитере. Он встал в позу постового на перекрестке и, вытянув руку торжественно провозгласил: «Доблестные старатели неповторимой артели “Удачная”!»

В зал, неторопливо, приглаживая ладонями отросшие волосы и бороды, вошли человек тридцать. Они продвигались без суеты, со значительностью, которую каждый, в силу индивидуального актерского мастерства, старательно демонстрировал, поэтому все сразу выглядели очень смешно. Многие здоровались с Тамарой, она часто бывала на прииске. Пока старатели «Удачной» рассаживались за столом, появились «самоотверженные» горняки артели «Луч». Сегодня гуляли три артели.

– Смотри, – шепнула Тамара.

За соседним столом крайний мужик выложил на угол пачку десятирублевок, поманил официантку, ткнул толстым пальцем в деньги.

– По одной за удовольствие. – Он важно взглянул на официантку, как бы между прочим сунув в рот сигарету.

Перелыгин мог поклясться, что не заметил, как официантка выхватила из кармашка на переднике зажигалку, получив за доставленное «удовольствие» первый «червонец».

За другими столами происходило то же самое. Одичавшие за сезон мужики раскачивали бесшабашное, нервное, готовое сорваться в истерику веселье. Заказы музыкантам сыпались один за другим. Договорились больше трех раз подряд одну и ту же песню не повторять, сколько бы денег ни предлагали.

– Что-то дам не видно, – повертел головой Перелыгин, разглядывая захмелевшую мужскую массу, уже порывающуюся танцевать друг с другом.

– Дамы на подходе. – Тамара нарисовала на лице обольстительную улыбку, откинулась на спинку стула, ее полная грудь встопорщила тонкую серебристую водолазку. – Смотри, чтобы глаза не разбежались.

– А ты не провоцируй массы, – шикнул Перелыгин, сверля глазами водолазку.

– А тебя можно? – Тамара слегка толкнула его ногу под столом.

– Не доводи до греха! – Перелыгин, озираясь по сторонам, прислушался к разговорам.

Проводя день за днем в редакции, он за все лето не выбрался ни на прииск, ни в артель. О старателях газета почти не писала. Считалось, от артели попахивает не вполне «нашим».

– Посиди, – попросила Тамара и встала навстречу темноволосому, плотному мужчине лет тридцати пяти, похожему на всех остальных толстым свитером и прической. Пока они говорили, мужчина несколько раз быстрыми глазами через ее плечо ощупал Перелыгина. Почувствовав это, Тамара оглянулась, улыбнулась.

Он в ответ кивнул головой, пытаясь представить на этом застолье Лиду, в грязноватом кафе с простыми деревянными полами и шаткими столами, а вечерами – у печки, которую он уже несколько раз топил, глядел на огонь, сидя рядом на маленькой скамеечке. Нет, не захочет она привыкать к неустроенной, скитальческой жизни, думая только об одном – когда все закончится. А такая жизнь, был уверен Перелыгин, не жизнь – сплошное мучение. От такой жизни можно довести до чего угодно и себя, и близкого человека. Не каждая женщина способна отправиться на край света, урезонивал он себя. Это было слабым утешением.