Александр Горшков - Отшельник. Роман в трёх книгах

• Название: Отшельник. Роман в трёх книгах
• Автор: Александр Горшков
• Жанр: Современная проза

---

***

Она не договорила. Вошла горничная, вместе со своими помощницами неся подносы с едой.

— Ну-ка, Дарьюшка, чем ты сегодня нас удивишь, порадуешь? — в ожидании чего-то вкусненького Смагин потер руки. — Кудесница, мастерица ты наша!

Сняли крышки — и над столом разлился аромат приготовленных блюд.

— О, какая красотища! Утиная печеночка! Это уже выше моих сил!

Павел Степанович радовался, как малое дитя, накладывая себе все, что лежало на подносах: жареную печень, приправленную яблоками, грибами, черносливом, ежевикой, разные салаты.

— Ой, какая вкуснятина! Пробуйте, пробуйте, не то сам слопаю! Никому не оставлю! Дарьюшка, еще неси, да побольше вот этой печеночки жареной.

Смагин не уставал нахваливать деликатесы. Но вдруг остановился и взглянул на Надежду.

— Наденька, чего не ешь? Помнится, ты это всегда любила. Что случилось?

— А то и случилось, что для Надюши мы приготовили особое блюдо, — вместо нее ответила все та же миловидная горничная Дарья, которую в доме давно знали и любили как заботливую хозяйку. И поставила перед ней мисочку, накрытую серебряной крышкой.

Веселье прекратилось, и все уставились на Надежду в ожидании того, чем она хотела удивить.

— Нам-то хоть кусочек оставь, — жалобным голосом попросил Смагин, тоже не зная, что было под крышкой. — Ма-а-а-аленький. Пожа-а-а-а-луйста. Для папочки твоего любимого.

— Да тут всем хватит, мне не жалко, — рассмеялась Надя. — Раз, два, три! Налетай, разбирай!

И, сняв крышку, поставила миску на середину стола. Но каково было изумление, когда все увидели там самую обыкновенную печеную картошку: без приправы, без добавок — только картошка. Никто к ней даже не притронулся. Надя же взяла одну картошину и стала есть, посыпая солью.

— Почему не пробуете? Очень вкусно. И полезно, между прочим.

Павел Степанович вопросительно взглянул на Веру, но та, подмигнув отцу в ответ, многозначительно покрутила пальцем у виска. Потом он посмотрел на сидевшую рядом Любовь Петровну, которая почувствовала неловкость ситуации и постаралась разрядить обстановку. Натянуто улыбнувшись, она тоже очистила картофелину.

— А что? Недурно, мне нравится, давно такой не ела. Паша, помнишь, как мы ее уплетали в молодости, когда студентами были?

— Ты еще вспомни, как мамкино молоко сосала, когда в пеленках была, — чувствовалось, что Смагин был не просто обижен, а оскорблен подчеркнутым нежеланием дочери поддержать его за столом. Он уже готов был возмутиться, но Любовь Петровна тихонько толкнула его под столом коленкой. И в это время снова вошла горничная, держа большой серебряный поднос, тоже накрытый крышкой. Увидев его, Смагин повеселел.

— А вот и обещанный сюрприз, — он поднялся из-за стола и, приняв поднос, сам торжественно поставил его на середину стола. — Не только тебе, Надюшка, удивлять нас. Итак: раз, два, три! Налетай, разбирай!

Над столом разлился острый чесночный запах.

— Держите меня, сейчас упаду! Вилку мне, вилку! И тарелку! Самую большую!

И стал первым накладывать то, что там лежало: свежеприготовленная черемша.

— Подарок от моих лучших друзей-ингушей! Настоящая ингушская черемша! С гор Кавказа! Что может сравниться с этим чудом!

И, захлебываясь от еще большего восторга, стал наслаждаться вкусом дикорастущего чеснока, приготовленного по-особому — с томатным соком. Отложили себе в тарелочки черемши и Любовь Петровна, и Надя. Вера же не только не прикоснулась, а еще и брезгливо взглянула на то, что так ее нахваливал отец.

— Как можно есть такую гадость? — хмыкнула она. — Фу, один запах чего стоит…

— Что ты понимаешь? — Смагин даже не обратил внимания на этот высокомерный тон. — Попробуй, а потом говори. С этим чудом природы ничто не сравнится!

— Ну да. Попробуй, а потом пойди к друзьям, — снова хмыкнула Вера. — Представляю, что о тебе подумают. Гадость! Фу!

— А мне нравится, — теперь подмигнула отцу Надежда, положив на тарелочку еще ароматной черемши. — Папуля, передай мое спасибо дяде Хамиду и дяде Мусе. Скажи, что я их помню и люблю, а от подарка в полном восторге. Можно я возьму немного матушке и сестричкам? Они такого никогда не пробовали.

— Хоть всю забирай, — Вера оттолкнула от себя поднос. — Только там такую гадость и жрать. Мало от них прет за версту монастырским старьем, так еще этого дерьма налопаются. Нет уж, извиняйте. Тьфу! С ними рядом стоять противно, а после черемши вообще тошно будет.

Вера подскочила из-за стола.

— Наслаждайтесь этой гадостью сами, а у меня деловая встреча. Не хочу появиться в обществе нормальных людей с таким «изысканным» ароматом изо рта. Никакая зубная паста, жвачка не поможет. Приятного аппетита всем!

И, демонстративно заткнув нос, еще раз фыркнув на черемшу, покинула застолье.

***

— Пообедали… — Любовь Петровна положила вилку на салфетку рядом с тарелочкой и опустила глаза. — В кои веки собрались вместе — и разбежались.

Она с укоризной взглянула на Надежду.

— Ты-то хоть не спешишь? Или тоже помчишься к своей мамочке монастырской? Мать ведь родная с отцом тебе вроде как уже не нужны. Как же, взрослые стали, самостоятельные, деловые, с гонором: это не хочу, то не буду.

Она вздохнула. Пропал всякий аппетит и у Смагина.

— Убирать со стола? — учтиво спросила вошедшая горничная.

Павел Степанович махнул ей, чтобы не спешила и оставила их одних.

— Папуль, я еще немножко, — Надежда снова положила в свою тарелочку пахнущую зелень.

— Хоть в этом ты на меня похожа, — буркнул Павел Степанович, тоже положив себе черемши. — А во всем остальном — как будто кто подменил тебя. Росла одной, а выросла…

Он тяжело вздохнул.

— Не пойму, для кого я стараюсь? Вся моя жизнь посвящена тому, чтобы обеспечить жизнь родных дочерей. Я не хочу, чтобы вы испытали то, что выпало на мою долю. С Верочкой тоже непросто, но она, по крайней мере, прогнозируема, она видит свое будущее в продолжении нашего общего дела. Да, ее нужно время от времени одергивать, но я могу понять ее устремления, образ жизни, наконец. Может, в чем-то не согласиться, что-то не принять, но понять могу. А тебя вот, Надюша, никак. Ты хоть сама-то себя понимаешь?

— Да, папа, — Надежда понимала, что очередных объяснений не избежать. — Я хочу служить Богу.

— И служи! Кто против? Может, ты?

Он вопросительно взглянул на жену, а та в ответ лишь улыбнулась.

— Вот видишь? Никто не против. Все — за. Служи Богу, ходи в храм, молись, как многие другие делают. Никто ведь не летит в монастырь. У каждого свое дело: один в школе, другой в больнице, третий в бизнесе, четвертый в дворниках, пятый еще где-то. Все, как говорится, при делах. И ты должна найти свое дело, утвердиться в нем, а что касается души, веры — ходи в храм.

— Я его нашла, — тихо сказала Надежда. — Поэтому хочу служить Ему не только прилежным посещением храма по воскресеньям и в праздники, а служить всецело. Вы ведь с мамой служите своему делу: мама отдает себя семье, ты — бизнесу, а я хочу отдать себя служению Богу. Раз вы понимаете себя, мою сестру, своих партнеров, почему не хотите понять меня и принять мой выбор?

— Тогда помоги нам тебя понять. Скажи мне, что тебе не хватает? Что тебе Бог может дать больше того, что дал тебе родной отец? Что? Объясни. Может, и мы с матерью вслед за тобой разбежимся по монастырям?

Наде хотелось удержать отца от гнева.

— А что не хватало тем, кто все-таки ушел в монастырь? — Надя старалась найти нужные для такого разговора слова. — Я не говорю о бедняках, которые не были ничем привязаны к м!ру. Скажите, что не хватало людям богатым, состоятельным — князьям, вельможам, хозяевам? Ведь и у них, казалось, все было: дом, достаток, слава, почет, семьи. А вот почему-то бросали это — и шли в монастырь. Такие примеры, между прочим, не единичные.

— Сравнила! — засмеялся Смагин. — Шли, согласен. Так это когда было-то? При царе горохе, когда людей были крохи. Если и шли, то что с того? Сейчас эра компьютерных технологий, колоссальных научных прорывов, открытий. Только сумасшедшие люди могут не признать всего этого и скрыться в четырех стенах кельи.

— Почему не признать? Признают. Научные знания и открытия не мешают им верить в Бога. Более того: именно эти открытия помогли им поверить, почувствовать присутствие Бога и посвятить себя на служение Ему. Я знаю одну такую монахиню. Ее тоже считали сумасшедшей, а она, между прочим, профессор математики.

— Знаю, о ком ты, — отмахнулся Павел Степанович.

— Это до сих пор любимая тема разговоров в ее институте. Так она же уже дама в возрасте, жизнь прожила, а ты в нее только вступаешь. И взять и перечеркнуть все ради какой-то прихоти. А о нас подумала? Кому мы оставим все, что нажили?

— Моей сестричке, например. Даст Бог, семьей обзаведется, дети пойдут, внучата. Кроме того, вокруг столько людей, которые ждут помощи, недоедают, болеют…

Смагин снова рассмеялся.