Булат Окуджава - Бедный Авросимов

• Название: Бедный Авросимов
• Автор: Булат Окуджава
• Жанр: Советская классическая проза

Действие романа происходит в 1826 году, сразу после восстания декабристов. Иван Авросимов, совершенно не искушенный в политике и общественных отношениях человек, оказывается вовлеченным в круг лиц и событий, связанных с восстанием и его последствиями. Его глазами видим мы кипение страстей и проявление характеров в извечной российской проблеме: власть - оппозиция - обыватель.

---

И он сам не заметил, как перо повело по чистому листу какую-то свою линию, рядом — другую, и постепенно нарисовался треугольный коридор ужасного равелина, от дверей упал через ров мостик, потянулась крепостная стена с куртинами, ворота, комендантский дом, похожий на пустую птичью клетку, вторые ворота, кружок несколько поодаль, знаменующий некоего ваньку, мерзнущего в своем тулупе в февральскую ночь.

План крепости со всеми подходами и углами неожиданно получился весьма верно. Затем наш герой, прикусив от напряжения кончик языка, вывел в треугольном коридоре несколько крестиков, которые должны были означать солдат и караульных офицеров, и другой крестик побольше — очевидно, плац-майора Подушкина.

Осуществить готовый план он решил нынче же в среду, в полночь, ибо в молчании Боровкова почудились ему весьма недобрые, даже грозные предзнаменования. Оставалось договориться с каким-нибудь возницею, что труда не представляло, ежели на рубли не скупиться. Глубоко вздохнув, он намеревался было, тщательно сложив, упрятать свою тайную работу куда подальше от посторонних взоров, но принялся напоследок подсчитывать крестики. Солдат получилось двенадцать да три офицера, не считая плац-майора. Это обстоятельство сильно смешало его намерения. Он торопливо еще раз пересчитал крестики — солдат не уменьшилось. Крестики изгибались под пером, ровно живые, перебегали с места на место, прятались за углами, а когда он начинал радоваться, что их все-таки меньше, внезапно высовывались и корчили рожи. По широкому лбу нашего героя струился пот, рыжие его волосы торчали во все стороны, тревожимые нервной пятерней.

Постепенно комендантский дом начал наполняться людьми. Захлопали двери, раздались голоса и шаги, замелькали головы, спины, эполеты. Авросимов упрятал план поглубже и удрученно перенес его осуществление на завтра, то есть на четверг, на полночь же, надеясь что-нибудь придумать со злосчастными инвалидами, которых развелось, ровно прусачков, великое множество.

Тем не менее следовало заняться делом, которое ждать не могло, и Авросимов, продолжая метаться душою, углубился, как ему показалось, в чтение черновика и снова нацелил перо на чистый лист.

И тут он увидел себя синеглазым поручиком, легко взбежавшим по дрогнувшим ступеням на малороссийское крыльцо, и шпоры его зазвенели, словно это и в самом деле было, да, было летом, прошлым, запрошлым, когда-то, когда он ехал через Малороссию и по странному незадуманному крюку докатился до Линцов, где проживал тогда полковник, впрочем, он именно туда и ехал, и никакого крюка, собственно, и не было.

Они сидели в белой комнате Павла Ивановича, в точности описанной капитаном Майбородой, и Павел Иванович, будучи в расположении, сказал доверительно:

— Вот вы скачете, скачете, пот у вас струится, и щеки у вас пунцовеют, как у барышень, а в глазах — одно дилетантство. Заранее предвижу каждый ваш жест… Вам боязно, да стыдно признаться…

— Хитрец вы, Павел Иванович, — засмеялся Авросимов и погрозил полковнику пальцем, — меня поддеть хотите, да я не дамся. Вы отменный соблазнитель. А у вас щечки-то, глядите, какие пунцовые у самого-то…

— Это на деревенском воздухе, — вдруг смутился Пестель. — Здесь не то, что у вас, в гнилом вашем Петербурге. Или не так? Видели вы мою матушку? Что она?

— Видел, — сказал наш герой. — Она имела со мной откровенную беседу…

— Вот как?

— …в том смысле, что ваше предприятие… наше предприятие (Пестель засмеялся) обречено…

— Вот как?

— …неоднократные попытки свергнуть тиранию приводили к новой же… Какая разница?

— Надеюсь, — сказал Пестель, — что вы говорили tete-a-tete[27]. Экая страсть сбивать юнцов с толку!

— Полноте, — обиделся Авросимов, — мне двадцать два, и я намерен жениться на Настеньке Заикиной.

— Мне всегда любопытно было знать вас ближе, — сказал Павел Иванович. Скажите откровенно: вы очень голодны? Только не стесняйтесь… Савенко!

Тут появился знаменитый денщик. Наш герой тотчас узнал его. Однако ничего отвратительного, песьего, как утверждал бедный капитан Майборода, в солдате не было. Передвигался он бесшумно. Стол накрыл мгновенно. Вина не поставил.

— Это мешает общаться, — усмехнулся полковник.

— Натурально, — в тон ему ответил Авросимов.

— Скажите мне, господин поручик, насколько верите вы в успех нашего предприятия?

— Верю, верю, — слишком поспешно откликнулся наш герой, словно от его ответа все и зависело.

— Отлично. И все элементы его вам понятны и дороги?

— Да.

— И у вас нет мыслей о корыстности моих намерений?

— Господь с вами!

— Как у некоторых моих единомышленников?

— То есть?..

— Ну в том смысле, что я, мол, склонен к диктаторству и ежели все свершится, то…

— Да полноте, зачем так-то?

— Минуточку… Вы проглядывали Русскую Правду? Значит, вы согласны, что, после того как все свершится, необходима будет диктатура власти? Согласны?

— Да, — сказал наш герой, и сердце его похолодело.

Небольшие пронзительные глаза Пестеля уставились прямо в него.

Полковник легким движением расстегнул мундир и вздохнул.

Авросимов тем временем ринулся с облаков на землю, очутился в комендантском доме перед исписанными листами и снова принялся за них. Ах, они были горячи! И горьки, неся в себе следы прикосновений страждущих душ. Словно живые встали пред его взором странные силуэты ответчиков, Пестелевых единоверцев бывших, в которых не угасли еще искорки надежды, но на которых лежали скорбные тени казематов, и стрелы недоумения, отчаяния и поздней горечи крест-накрест сходились на них. И он слышал их голоса, звонкие и глухие, и перо плясало в его руке…

"…Крайние взгляды Пестеля… и надо было противопоставить ему ну, скажем, Михаилу Орлова, имевшего большое влияние во 2-й Армии… требовал, чтобы общества слепо и беспрекословно повиновались одному лицу, подразумевая себя… Петербургское общество боялось ввериться сему диктатору… Северные члены отвергали Русскую Правду, потому что замечали честолюбивые виды и диктаторство Пестеля…"

Господи, а где же слова о благоденствии?! О счастье народа? О солдатских поселениях? О мраке и хаосе, повергшем Россию на колени не в пример Европе?.. Где эти высокопарные мечтания полковника, которые он, Авросимов, сам слышал и сам записывал дрожащею рукою, с тоской и страхом?

Понятия времени и места перемешались, и уже нельзя было решить, то ли Авросимов воистину пребывает в гостях у страшного предводителя заговора, то ли Павел Иванович с отменным тщанием, согнувшись над черновиками вместе с нашим героем, помогает ему перебелять печальные документы.

— Что же вынуждает вас отказаться от роли главы государства? — вдруг спросил Авросимов. — Что же такое может препятствовать?

— Фамилия, — очень строго, не замечая лукавства, ответил полковник. — Моя фамилия. Человек с моей фамилией не может быть во главе Российского государства, — снова вздохнул. — Вы верите, что все сложится удачно?

— Да, — сказал Авросимов, не веря, то есть не то что не веря, а уже зная о сем…

— Ежели все сложится удачно, — проговорил Павел Иванович, стараясь выговаривать твердо, — и я закончу все дела сии, что, вы думаете, намерен я сделать?.. Удалюсь в Киево-Печерскую лавру и сделаюсь схимником…

— Вздор какой!

— Не вздор. Вы этого не поймете.

— Отчего же не пойму? Все равно вздор…

— Точный расчет и последовательность воспринимаются как безумство честолюбия, — он вдруг засмеялся не без удовольствия. — Разве я похож на диктатора?

— На Бонапарта…

— Бонапарт? — удивился Пестель. — Вы говорите о внешности? Фу, да у него живот до колен был!

Они снова углубились в протоколы.

"На одном из совещаний в Киеве в 1823-м, в квартире князя Волконского, в первый раз было говорено обо уничтожении императорской фамилии… Пестель… желал истребления всех особ…"

"…Пестель уговорил большую часть членов на истребление императорской фамилии… Ежели останутся великие князья, не избежать междоусобия…"

"…Никто более Пестеля не стремился к исполнению преступных замыслов общества… Он предлагал истребление всей императорской фамилии…"

И снова, как когда-то, молодой государь император, на сей раз в мундире бригадного генерала и красивый очень, вышел из дальнего угла и остановился перед Авросимовым. Но прекрасное его лицо с чертами древнеримского героя не было привлекательно. В то время как губы слегка змеились в усмешке, глаза словно утопали под тяжелыми бровями, и были эти глаза неподвижны и вселяли повиновение…

"Предлагал истребить императорскую фамилию…"

И из сего повиновения слепого родилось безумство подлых черновиков, похожих на донос, производимый сильным на слабого.