Андрей Ткачев - Национальный вопрос и моя мама

• Название: Национальный вопрос и моя мама
• Автор: Андрей Ткачев
• Издательство: Даниловский благовестник
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2012
• ISBN: 978–5-89101–249–3

Авторы сборника «Национальный вопрос и моя мама» предлагают читателям христианский взгляд на проблему межнациональных отношений. Во Христе, как известно, нет различий «между эллином и иудеем» (см.: Рим. 10,12; 1 Кор. 1, 23–24; Тал. 3, 28 и др.), но это отнюдь не означает, что народам следует забыть свои культурные и национальные традиции. Бережное и уважительное отношение друг к другу, умение разделить боль человека, живущего на чужбине, а главное — любить ближних, независимо от национальности и цвета кожи — мысли, которые лейтмотивом проходят через книгу.

---

В назначенный день в два часа дня я уже стоял перед дверью ее квартиры и вовсю жал на кнопку звонка. Но, как ни странно, мне никто так и не открыл. Я снова звонил, прислушивался к тому, что происходит за дверью, но ничего не слышал. Такое со мной случилось в первый раз, чтобы люди пригласили священника на дом, а сами, забыв об этом, ушли.

— Ладно, — думаю, — ушла, ну и ушла, в конце концов это не мне, это тебе нужно.

Уже в храме, незадолго до вечерней службы, я не утерпел и позвонил своей знакомой, она жила в том же доме по соседству с квартирой, куда меня приглашали, и попросил ее снова сходить позвонить в указанную мною дверь.

— Знаешь, мне почему–то тревожно, человек так просил к ней придти, время назначил, а потом вдруг взял и обо всем забыл? Что–то здесь не так.

Минут через пятнадцать меня зовут к телефону:

— Отче, хозяйка у себя дома, только она тебя наверно приглашала не дом освятить, а на отпевание. Ты понимаешь, звоню ей в дверь, никто не отзывается. Я взяла и толкнула дверь рукой, та и открылась. Захожу, никого нет, зову, никто не отзывается, прохожу в комнату, а она в гробу лежит на столе. Наверняка ты сам что–то спутал, видимо, она просила ее отпеть.

— Ты в своем уме?! — я почти кричу в трубку. — Как может человек, будучи живым, пригласить священника к себе на отпевание в определенный день, к определенному часу?

И только на следующий день мы узнали, что накануне, в соседнем с нами районе, на обратном пути из столицы, попав в аварию, погибли несколько цыганок, а вместе с ними и моя новая знакомая. С тех пор не перестаю удивляться женской способности к предвидению. Ведь и у сестры, и у матери погибшей было предчувствие, что их близкому человеку грозит беда.

Понятно, как взволновалась наша цыганская община. Они вообще очень трепетно относятся к самому факту похорон кого–либо из цыган, а здесь сразу несколько покойников.

Отпевали погибших женщин порознь в течение нескольких дней, и каждые похороны превращались в демонстрации из плачущих родственников. Я отпевал одну из погибших, и мое отпевание было последним в этой череде погребений. В храм на отпевание набилось множество цыганского народу. Поначалу все шло как обычно, громко плакала мать, ее утешали родные, вокруг носились дети и выходили периодически покурить мужики.

Внезапно я услышал, как недовольный ропот прокатился среди тех, кто находился в церкви. Поворачиваюсь к двери и замечаю небольшую группу цыган, только что вошедших. Они прошли вглубь и встали особняком поодаль от всех остальных. А остальные, явно возмущенные их появлением, стали возбужденно переговариваться между собой, громко и резко что–то выкрикивая на своем языке. Потом один цыган решительным шагом подошел ко вновь вошедшим и резко толкнул в плечо одного из них, юношу, почти еще мальчика, хотя там были и взрослые мужчины. Стало понятно, что назревает конфликт, и я подумал, надо что–то делать, не хватало, чтобы они еще и подрались у нас в храме.

И, прервав молитву, предупредил:

— Драться будете на улице, и пока хулиган, ударивший юношу, не выйдет из храма, отпевать не стану.

И тут же почти все мужчины, а за ними и мальчики повалили на улицу, сперва были слышны только громкие выкрики, а потом я различил и шум от взаимного обмена ударами. Ладно, — думаю, — пускай сами разбираются, это их личное дело, и продолжил отпевание.

Конечно, мне было любопытно, из–за чего эти люди так разругались, что даже похороны не помешали хотя бы временному перемирию. Если уж цыгане решили выяснять отношения в храме, значит, кто–то кого–то действительно допек. Да только кто же из них об этом расскажет, цыгане не любят посвящать в свои дела посторонних.

Но уже через несколько дней, буквально в течение следующей недели, я вновь увидел в церкви тех недавних возмутителей, чье присутствие на похоронах не потерпели остальные. Среди этих людей был и мальчик лет пятнадцати, именно его тогда толкнули в плечо. Мальчик стоял напротив и рассматривал меня с нескрываемым любопытством. В его глазах было столько детской непосредственности, что я решил заговорить с ним и выяснить, чем этот забавный на вид мальчишка мог насолить такому числу взрослых серьезных цыган. А тот, словно ждал моего вопроса, и стоило только с ним заговорить, как и он в свою очередь излил на меня целый поток вопросов, от самых простых и смешных до таких, ответить на которые можно только имея богословскую подготовку.

Метя, так звали мальчика, рассказал, что их семья, будучи родственной с местными цыганами, жила в одном из городов соседней с нами области. В их семье некоторое время назад покончил с собой молодой мужчина. Его привезли к нам и похоронили на старом городском кладбище. Понятно, что отпевать его никто не отпевал, так как руки он наложил на себя сам, да еще и по пьяному делу, а пьянство причина только усугубляющая. Время шло, и о нем пора было бы уже и забыть, да не тут–то было.

Где–то по прошествии полугола стал он являться во снах к местным цыганам. А явившись, всякий раз предупреждал:

— На днях один из вас умрет, — и он называл имя жертвы.

Непонятно каким образом, но и Метя, независимо от других, узнавал о предстоящей кому-то из цыган кончине, и ни разу не ошибся. Кстати, Метя знал и о близкой смерти женщин, что разбились в той аварии. Но самое страшное, чуть ли не в день их гибели, удавленник снова явился и указал уже на девочку–подростка, единственного ребенка в одной из семей…

Здесь уже цыгане не выдержали и взорвались, поставив Метиным родственникам ультиматум: или они всеми правдами и неправдами добиваются разрешения на отпевание самоубийцы, или цыгане сами выкопают его тело и сожгут где-нибудь за городом. Короче, достал он их своими предсказаниями, и не просто достал, но и окончательно запугал.

Родственник, даже если он и самоубийца, не перестает быть родным человеком, и никому не хочется, чтобы его тело сожгли, словно упыря какого.

— Батюшка, — спрашивают меня Метины сродники, — что нужно для того, чтобы ты отпел нашего самоубийцу? Давай так, мы дадим тебе много денег, а ты отпоешь его нам без всякой суеты.

Разумеется, я отказался. И не потому, что знаю: если цыган тебе обещает много денег, — значит, гарантированно обманет, а из–за того, что никакой священник не станет отпевать самоубийцу. И вопрос о деньгах, сколько бы их ни сулили, в таком случае вообще никем даже рассматриваться не будет.

— Цыгане, вы должны ехать в епархиальное управление той епархии, к которой формально принадлежал ваш самоубийца и привезти разрешение на его заочное отпевание, а дадут его вам только в том случае, если вы будете иметь на руках справки от врачей, что ваш сродник был психически болен.

Будучи уверенным, что такого разрешения им никак не добиться, я уже стал было забывать об этой истории. И забыл бы, если недели через две передо мной не стоял бы Метя с группой сродников и не размахивал перед моим носом самым что ни на есть настоящим разрешением на отпевание с оттиском печати управления соседней с нами епархией.

— Цыгане, как вам это удалось?

— О, батюшка, — явно гордясь собою, заговорил юноша, — сперва мы съездили в нашу городскую психушку, там познакомились с одним хорошим человеком, и он нам помог (за небольшие деньги). Так что мы за тобой, собирайся и едем на кладбище.

Метя, откровенно рассказывая мне о своем прохиндействе, даже и допустить не мог, что я, узнав об обмане, отпевать самоубийцу все одно не стану, и никакая бумажка для меня в таком случае не авторитет.

Только спорить с цыганами и доказывать им, что они неправы в таком случае, — дело совершенно бесперспективное. Бумага на руках и, чувствуя свою формальную правоту, они тебя и из постели выдернут. Потому я не стал спорить, и согласился ехать на старое кладбище. Еду, а сам еще толком не знаю, что буду делать. То, что не стану отпевать, это понятно, но и проблему несчастной семьи нужно было как–то решать. Обстоятельства загнали людей в угол, и без моего участия им уже было не обойтись.

Ехал и молился, а когда приехали и подошли к могиле, то я вдруг с радостью обнаружил, что буквально рядом похоронен человек с точно таким же именем, что и несчастный самоубийца. И я с полным правом послужил заупокойную литию по его приснопоминаемому соседу, а потом придал земле цыганское погребение, кстати, это я бы мог сделать и без специального разрешения. Метя с компанией были счастливы, теперь им уже не стоило опасаться посягательств на бренные останки их бедного сродника.

Прошло еще месяцев восемь, и вновь Метя, наш добрый друг, с сияющей улыбкой на устах, посетил наш храм. Ко мне он подошел, уже как к старому знакомому:

— Батюшка, я к тебе по делу, нам нужно отца отпеть!

Отмечая несоответствие его сияющего радостью лица и трагичности события, я поначалу даже не мог сообразить, как мне себя вести, выразить юноше соболезнование, или порадоваться за него. Наученный горьким опытом Метиного семейства, сразу поинтересовался: