Дэвид Гриффитс - Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет

• Название: Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет
• Автор: Дэвид Гриффитс
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4448-0047-8

В сборнике представлены переводы опубликованных ранее (в 1969 — 2008 гг.) и неопубликованных статей Дэвида М. Гриффитса — одного из лучших знатоков истории России XVIII века. Автор воссоздает круг идей эпохи Екатерины II, анализирует мировоззрение императрицы и изменение ее взглядов во времени. Благодаря этому Гриффитсу удается проникнуть в реформаторские замыслы Екатерины II, понять ее социальную политику и внешнеполитические проекты. Написанные ясно и увлекательно, статьи Гриффитса привлекут внимание не только специалистов, но и всех, кто интересуется историей XVIII века.

---

Эта ситуация вынудила не только Швецию и Данию, но и Францию предложить императрице предпринять совместные меры для защиты судоходства нейтральных стран. Однако в начале

1780 года Екатерина II еще довольствовалась строгими увещеваниями в адрес обидчиков и патрулированием Северного моря. Но когда 6 февраля до Петербурга дошли известия об очередном бесчинстве, произведенном испанцами, императрица, подстрекаемая британским послом, приказала снарядить в Кронштадте пятнадцать линейных кораблей и одновременно потребовала у Панина подготовить декларацию о намерении России защищать свою торговлю от всех воюющих сторон{753}.

До этого Панин не проявлял особого энтузиазма по поводу Лиги нейтралитета, опасаясь, что она будет направлена против государств, воюющих с Англией, как это и произошло во время вооружения флотов в 1778–1779 годах[265]. 26 февраля 1780 года пришла депеша от князя Дмитрия Алексеевича Голицына, русского посланника в Республике Соединенных Провинций (Нидерландах)[266], призывавшего императрицу к созданию Лиги нейтральных государств и утверждавшего, что французы горячо поддержат такое начинание. Послание было отправлено по наущению нидерландского штатгальтера (вероятно, по совету французского посла). Сыграло ли оно какую-то роль, определить трудно{754}. Как бы то ни было, Декларация о вооруженном нейтралитете 28 февраля 1780 года, направленная в Швецию, Данию, Соединенные Провинции и Португалию, оказалась серьезным ударом для британцев и настоящим подарком для их врагов. Британцы полагали, что любой союз, созданный русской императрицей, будет направлен против американских каперов в Северном море и испанского флота, охраняющего подходы к Гибралтару. Здесь же Декларация приглашала нейтральные державы вступить в конфедерацию, чтобы защищать свои суда во всех морях и от всех держав. Как таковой, союз этот в наибольшей степени был направлен против англичан. Сэр Джеймс Харрис, британский посол в Петербурге, которому, очевидно, и в голову до этого не приходило, что во многих отношениях британцы нарушают права нейтральных стран сильнее, чем их враги, небезосновательно ощущал неловкость в связи с собственной ролью во всех этих событиях. Он сразу решил, что Панин каким-то образом ввел императрицу в заблуждение, поскольку, возможно, был подкуплен французами. Харрис остался при своем мнении даже после того, как сам подкупил некое должностное лицо, чтобы узнать правду — то есть то, что Лига вооруженного нейтралитета была создана по инициативе самой императрицы, хотя, вероятно, и как прямой результат просьбы Голландии, и что Панин вначале о Лиге и слышать не хотел{755}. Но Панин, как только он понял возможный смысл намерений императрицы, с удовольствием присвоил себе заслугу создания лиги и принялся усердно (хотя по природе своей усердием он не отличался) воплощать этот проект в жизнь{756}. В результате распространился слух, что Панин разрушил планы и британского посла, и самой Екатерины, сумев отвлечь туго соображавшую императрицу от ее первоначального намерения помочь британцам. Поскольку подобные ложные слухи распространялись широко (при активной поддержке Панина и британцев), то неудивительно, что американцы не поняли смысл Лиги вооруженного нейтралитета и причину ее создания.

В результате антибританская позиция, занятая Лигой вооруженного нейтралитета, оказалась связанной именно с фигурой Панина — как в глазах окружающих, так и в представлении самого русского министра. Более того, когда вставал вопрос о нарушении кодекса, Панин обычно обвинял британцев. В конце 1780 года российское торговое судно подверглось нападению сначала английского капера, а вскоре после этого — судна под американским флагом. Как сообщил французский посол, Панин, справедливо или нет, в обоих нападениях обвинил британцев{757}. В донесениях британского посла отражено усиливающееся нежелание российского министра иностранных дел поддерживать британцев — касалось ли это какого-нибудь союза или выгод, ожидаемых от обретения американцами независимости, или же споров о правах нейтральных государств. Прибыв в 1777 году на место своего назначения, Харрис сразу заключил, что характер Панина «так хорошо известен, что мне нет нужды вдаваться в подробности; он невыразимо любезен со мной и его двери всегда для меня открыты»{758}. Для Харриса, однако, главным было добиться союза с Россией и заручиться ее помощью в подавлении американского восстания. Но на это Панин (как и сама императрица, хотя Харрис умудрился этого не понять) пойти был не готов. На предложения Харриса Панин отвечал, что Россия не ввяжется в конфликт между Америкой и Англией и «никогда не выступит гарантом [сохранения Лондоном его] американских владений»{759}. К 1779 году Харрис уже считал Панина своим противником и тратил много усилий на попытки добиться замены Панина на явно более сговорчивого князя Потемкина{760}.

Чем вступать в войну на стороне Великобритании, полагал Панин, лучше уж положить ей конец, пока она не успела распространиться на остальную Европу. Он полагал, что лучший способ добиться этого — выступить в роли посредника и обеспечить получение Америкой независимости. Хотя Панин заявлял о своей готовности выступить третейским судьей с самого начала англо-американского конфликта, его предложения стали настойчивее после того, как успешное посредничество со стороны России и Франции весной 1779 года позволило добиться прекращения Войны за баварское наследство между Пруссией и Австрией. В письме, которое генерал Петр Иванович Панин написал брату Никите накануне состоявшихся успешных переговоров, прямо проводится параллель с возможными путями разрешения других конфликтов. Петр Иванович Панин писал: «Участвую я с вами, драгоценный друг! совершенною радостию о успехе в славном для министерства вашего пресечении Германской войны, которое по-видимому кажется уже будет не пременно, да и преполагает же оно некоторую надежду не только ж в миролюбном пресечении нашей распри с турками, но может быть и начавшихся военных дел между Англиею с Американцами и с Франциею, что по теперичным основаниям кажется не минет же поверхности министерства вашего, которое намеренным двора нашего окончанием увенчает славу вашу в самую вышнюю степень, и поставит цену безвредного оной сохранения, всеконечно еще уже драгоценнее и предпочтительнее всему прочему во всяком смертном»{761}. В апреле, с окончанием Войны за баварское наследство, Никита Панин стал все настойчивее намекать воюющим сторонам на свою готовность выступить посредником{762}. Английские и французские посланники предпочли игнорировать эти намеки. Но остановить графа Панина было нелегко; посредничество стало неотъемлемой частью его внешней политики. В июле 1779 года в цитировавшемся выше докладе Секретной экспедиции Коллегии иностранных дел Панин советовал России «сохранять ко всем равное и всячески безпристрастное поведение, готовя себе оным путь к представлению и употреблению в свое время высочайшаго Ея Императорскаго Величества посредства для примирения их»{763}.

К этому моменту стало общепринятым мнение, что без разрешения американского вопроса мир в Европе невозможен. Прежде чем можно будет восстановить мир, придется решить вопрос о независимости Америки. «Санкт-Петербургские ведомости», в то время главная российская газета, выходившая дважды в неделю, опубликовала 24 января 1780 года ответ французского двора на российское предложение о посредничестве, который гласил, что «мир ни под каким иным видом утвержден быть не может, естьли Америка не будет признана независимою и самовластною Областью». Панин сказал прусскому послу, что нежелание Британии признать независимость Америки будет препятствием для достижения общего мира{764}. Чтобы принести в Европу мир, он должен был отыскать решение американского вопроса.

Но события в Северной Америке, казалось, давали мало шансов на достижение соглашения. В мае 1780 года британцам сдался стратегически важный южный порт Чарльстон, что вызвало в Петербурге слухи, будто Континентальный конгресс расколот и что Британия теперь примет от своих бывших колонистов только полную покорность{765}. Франция же, с другой стороны, была полна решимости вести войну до достижения Америкой независимости; Панин знал об этом, поскольку французский поверенный в делах по приказу Верженна показал ему секретный пункт франко-американского договора 1778 года, в котором союзники клялись продолжать войну до тех пор, пока колонии не завоюют независимость{766}. Чтобы противодействовать распространившимся слухам (и утверждениям британской стороны) об отсутствии среди американцев единогласия по вопросу о независимости, Панин посоветовал французскому поверенному в делах добиться от колонистов заявления об их решимости до последнего отстаивать собственную свободу{767}. При этом он поставил условием, чтобы подобная декларация исходила не от Конгресса, — очевидно, ввиду слухов, что последний расколот и более не отражает точку зрения колоний в целом[267]. Верженн переслал требуемую резолюцию в Петербург и выразил надежду, что теперь-то уж Панин признает невозможность достижения мира без получения американскими колониями полной независимости{768}.[268]