Елена Арсеньева - Преступления страсти. Жажда власти (новеллы)

• Название: Преступления страсти. Жажда власти (новеллы)
• Автор: Елена Арсеньева
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-28825-0

Жадные до власти мужчины оставляют своих возлюбленных и заключают «выгодные» браки, любым способом устраняя конкурентов. Дамы, мечтающие о том, чтобы короли правили миром из их постели, готовы на многое, даже на преступления. Путем хитроумнейших уловок прокладывала дорогу к трону бывшая наложница Цыси, ставшая во главе китайской империи. Дочь мелкого служащего Жанна Пуассон, более известная как всесильная маркиза де Помпадур, тоже не чуралась ничего. А Борис Годунов, а великий князь и затем император российский Александр Первый, а княжна Софья Алексеевна и английская королева Елизавета – им пришлось пожертвовать многим, дабы записать свое имя в истории…

---

«В декабре 1790 года человек лет сорока с жабьим лицом, желтыми запавшими глазами, приплюснутым носом и жестоким ртом украдкой вошел в дом № 243 по улице Сент-Оноре, поднялся на второй этаж и постучал, постаравшись принять учтивый вид.

Дверь открылась, и на пороге показалась хорошенькая брюнетка лет двадцати шести. Ее серые глаза смягчились при виде стоявшего на площадке чудовища.

– Входите же быстрее, – сказала она.

Человек вошел в маленькую квартирку, и она немедленно вся пропиталась его жутким запахом…

Именно так Марат, издатель «Друга народа», познакомился с молодой гражданкой Симоной Эврар, которая с первого взгляда влюбилась в него.

Этот рот, требовавший крови, эти глаза, блестевшие при виде фонаря, этот лоб, за которым рождались планы убийств, эти руки, как будто душившие кого-то все время, – все это ужасно возбуждало девушку.

В тот же вечер она стала любовницей публициста…

Эта очаровательная особа родилась в Турнюсе, где ее отец был корабельным плотником. В 1776 году она приехала в Париж и устроилась на работу на фабрику, производящую часовые иголки. Там ее окружали мужественные люди, верившие в дело революции; она восхищалась теми, кто хотел повесить всех врагов революции.

Два месяца Марат прятался в маленькой квартире на улице Сент-Оноре, окруженный любовной заботой и нежностью Симоны, которая его просто боготворила.

Пока он писал призывы к убийствам, которые должны были возбуждать парижан, молодая девушка, знавшая, как он любит поесть, готовила ему вкуснейшее рагу в винном соусе…

Это уютное существование пророка в домашних туфлях безумно нравилось Марату. Однажды мартовским днем перед открытым окном, пишет Верньо, он взял свою любовницу за руку и «поклялся жениться на ней в храме природы».

Взволнованная Симона разрыдалась».

А вот как эту идиллию описал не менее ироничный Алданов:

«Марат жил с 30-летней работницей по имени Симона Эврар. Их связь длилась уже три года. Они, собственно, даже повенчались, но повенчались весьма своеобразно: свидетелем свадьбы было „Верховное Существо“. Однажды, „в яркий, солнечный день“, Марат пригласил Симону Эврар в свой кабинет, взял ее за руку и, упав с ней рядом на колени, воскликнул „перед лицом Верховного Существа“: „В великом храме Природы клянусь тебе в вечной верности и беру свидетелем слышащего нас Творца!“ Несложный обряд и „восклицание“ были в одном из стилей XVIII века. У нас, в России, этот стиль держался и много позднее – кое-что в таком роде можно найти даже у Герцена; а его сверстники падали на колени, восклицали и клялись даже чаще, чем было необходимо.

Французское законодательство, однако, не признавало и в революционное время бракосочетаний, при которых «Верховное Существо» было единственным свидетелем. Не признавали их, по-видимому, также лавочники и лавочницы, проживавшие на узенькой улице, куда выходили окна «великого храма Природы».

Поэтому Симона Эврар предпочитала называть себя сестрой «друга народа».

Только после его убийства брак их был без формальностей признан законным, и с тех пор она везде стала именоваться «Вдова Марата».

Давид объяснял Конвенту через два дня после убийства, что нельзя показывать народу обнаженное тело Марата: «Вы знаете, что он был болен проказой и у него была плохая кровь». Один из памфлетов этой эпохи приписывает «другу народа» сифилис, но это, по-видимому, неверно.

Эта несчастная женщина по-настоящему любила Марата. Она была предана ему как собака, ухаживала за ним день и ночь, отдала на его журнал свои сбережения… Он был старше ее на двадцать лет и страдал неизлечимой болезнью. Марат, безобразный от природы, был покрыт сыпью, причинявшей ему в последние годы его жизни страшные мучения. Влюбиться в него было трудно. Его писания едва ли могли быть понятны малограмотной женщине. Славу и власть «друга народа» она ценила, но любила его и просто, по-человечески. Кроме Симоны Эврар, вероятно, никто из знавших его людей никогда не любил Марата».

Не любить-то не любил… Однако исследователями революционных процессов подмечено, что ниспровержение основ у многих женщин порождает неконтролируемое сексуальное буйство. Это отмечалось, к примеру, и в России, ярчайший пример тому – Александра Коллонтай с ее знаменитой теорией стакана воды. Французские историки не раз подмечали подавляющее безумие женщин в годы Великой французской революции. В частности, пагубную роль проституток из Пале-Рояля, которые порою оказывались более кровожадными, чем мужчины. Запах крови, запах мертвечины в те годы возбуждал чуть ли не сильнее, чем аромат каких-нибудь афродизиаков.

К чему это говорится? Да вот к чему. Кроме той канувшей в прошлое маркизы, у Марата были любовницы всегда. Известна, например, Анжелика Кауфман, а также несколько работниц типографии «Ami du Peuple». В том же духе продолжалось и теперь…

Спустя несколько дней идиллической жизни у Симоны (еще до бракосочетания в присутствии «Верховного Существа») Марату сообщили, что его убежище раскрыто и Лафайет вот-вот арестует его. Перепуганный Марат покинул Симону и поспешил укрыться у кюре из Версаля, который милосердно приютил его в церковном приделе. Но Марату было невыносимо находиться в запахе ладана, и он покинул дом кюре, чтобы спрятаться у гравера по имени Маке. Сначала тот почитал за честь принимать «друга народа», но потом… Потом Марат повел себя в его доме совершенно отвратительно. У хозяина была любовница по имени Фуэс, очень хорошенькая двадцатипятилетняя особа. Видимо, ей тоже наскучило сожительство с приличным человеком, захотелось чего-нибудь этакого, ужасного, омерзительного… Когда хозяин дома, ее любовник гравер Маке, на три недели отлучился из дому, она без колебаний отдалась «другу народа».

В разгар любовной идиллии возникла угроза войны с Германией и Англией, которые намеревались задушить революцию, и Марат призвал граждан защищать свое отечество. 15 мая 1790 года в открытом письме «К просвещенным и отважным патриотам» он выдвинул программу действий на случай войны, призывал противопоставить войне между народами гражданскую войну (так вот откуда Ленин взял свое знаменитое: «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую»!). Марат написал обращение к войскам с призывом в случае военных действий прежде всего расправиться с внутренними врагами. С началом войны европейских монархов против Франции Марат решительно требовал защищать революционное отечество, призывал к вооружению всего народа, к созданию революционной армии, к сокращению королевской регулярной армии до минимума и к передаче ее под постоянный народный контроль.

Войны не случилось, но гравер Маке вернулся и, естественно, все узнал от соседей, которые почему-то невзлюбили Марата и не стали покрывать его. Маке пришел в страшную ярость и выкинул Марата вон.

Лафайет, по слухам, не унимался, да и Маке преследовал Марата, поэтому ниспровергателю пришлось отправиться в Лондон, куда уже начала отъезжать самая предусмотрительная часть аристократии, например, графы Прованский и Артуа, бывший его покровитель. Добравшись до Лондона, Марат почувствовал себя в безопасности и продолжал писать статьи в невероятно резком тоне, которые его друзья переправляли Симоне Эврар. А уж та относила их в типографию.

«Нападайте на тех, у кого есть кареты, лакеи, шелковые камзолы, – писал Марат. – Вы можете быть уверены, что это аристократы. Убивайте их!» И требовал двести семьдесят три тысячи голов, «чтобы обеспечить французам свободу». Когда кто-то справедливо заметил, что во время систематических убийств могут пострадать невинные люди, Марат лихо ответил: «Неважно, если из ста убитых десять окажутся патриотами! Это не такой уж и большой процент…»

Чтобы быть уверенным, что его советам следуют, Марат требовал от «народных судей» изготовления «в огромных количествах надежных ножей с коротким, хорошо наточенным лезвием», чтобы граждане могли доказать свой патриотизм, убивая каждого подозрительного. Очень неосторожное предложение с его стороны, учитывая его собственное будущее…

Но вернемся пока в прошлое.

Марат еще много чего написал бы, но через несколько недель у него кончились деньги, и «Друг народа» перестал выходить. В начале марта ниспровергатель вернулся в Париж, чтобы попытаться достать денег. Никто не осмеливался сотрудничать с ним в его кровавом деле – даже деньгами! – и Симона Эврар в порыве любовного и патриотического благородства отдала ему все свои сбережения.

Биограф Марата, Шевремон, писал об этом так.

«Вот факты: Марат, тайно вернувшийся во Францию и укрывшийся в доме № 243 по улице Сент-Оноре у сестер Эврар, писал письма Робеспьеру и Шабо, в которых просил уговорить патриотические общества возобновить выпуск „Друга народа“, как это решил Клуб кордельеров. Не желая злоупотреблять гостеприимством приютившей его семьи Эврар, Марат спрятался у Жака Ру. Проходят дни, потом недели, но выпуск газеты так и не возобновлен, несмотря на добрую волю патриотических обществ. Симона поняла: мало обычной преданности, нужна преданность абсолютная, чтобы защитник народа смог выполнять свою важнейшую работу. „Ну что же, – сказала она себе, – я разделю его лишения, буду страдать вместе с ним, подвергаться тем же опасностям, помогу пережить презрение, которым обливают его враги“. Симона возвращает несчастного изгнанника, предоставляет ему надежное убежище, заставляет принять оставшиеся у нее деньги и, забыв обо всех предрассудках, посвящает своему другу, защитнику народа, отдых, репутацию и даже жизнь».