Алексей Карпов - Владимир Святой [3-е издание]

• Название: Владимир Святой [3-е издание]
• Автор: Алексей Карпов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-235-03804-2

Книга посвящена великому киевскому князю Владимиру Святославичу, Крестителю Руси. В русской истории нет более значимого имени. Владимир Святой, Владимир Великий, в памяти народа — Владимир Красное Солнышко — сами прозвища говорят об отношении потомков к своему великому предку. Но каким был князь Владимир в жизни? Как произошло превращение язычника и братоубийцы, гонителя христианства и законопреступника в просветителя Отечества, великого государственного мужа, человека высочайшего духовного подвига? Мы слишком мало знаем о личности этого человека; многое окутано тайнами, легендами и преданиями. Настоящая книга представляет собой первую попытку воссоздать подлинную биографию князя на основе скрупулезного изучения сохранившихся источников.

Новое издание книги приурочено к 1000-летию со дня кончины князя.

---

Под 1002 годом сообщается о пополнении княжеской семьи: «Родился Святославу сын Ян». (Очевидно, речь идет о древлянском князе Святославе Владимировиче, сыне Владимира Святого.) В том же году было «течение звездам» и «дожди многи». Под 1004 годом еще одно «нейтральное» известие, кажется, не актуальное для книжника XV или XVI века: «Убиен Темир, князь печенежский, от сродников». В том же году «знамение было в солнце, и в луне, и в звездах». В 1008 году «были прузи многи», то есть нашествие саранчи.

У последующих поколений русских людей Киевская Русь и ее князья навсегда заслужили благодарную память. «Историческая эпоха, в делах которой весь народ принимал участие и через это участие почувствовал себя чем-то цельным, делающим общее дело, всегда особенно глубоко врезывается в народной памяти, — писал выдающийся русский историк Василий Осипович Ключевский. — …Последующие поколения вспоминали о Киевской Руси как о колыбели русской народности»{460}. И подлинным олицетворением этой эпохи, олицетворением того единства, которое столь сильно осознавалось в жестокие и смутные времена засилия татар, раздоров и распрей, выпало стать именно «ласковому князю» Владимиру. Он не прославился какой-то особенной лихостью на поле брани, подобно своему отцу; он не совершал богатырских подвигов и был скорее политиком и дипломатом, чем воином. Авторы былин порой подсмеивались над ним, над его тщеславием или непамятливостью. Киевские богатыри нередко обижались на своего князя. Но в тяжкую минуту они все-таки приходили ему на выручку. Ибо князь Владимир — и летописный, и былинный — никогда не «охабився» родной земли, но неизменно заботился о ней, заботился и потакал своей дружине — и не только ей, а всей «земле», которая именно при нем была вовлечена в государственную жизнь и приобрела государственные очертания.

Удивительно, но и былины, и летописи, и даже церковные Жития — памятники, казалось бы, совершенно разного происхождения и разной направленности — почти одинаково изображают князя Владимира, порой используя даже сходные эпитеты. Оборона родной земли от нашествия «поганых», миры с «окольними» странами, твердость в вере, строительство городов и украшение церквей, правый суд и милостыня, забота о нищих и больных — все эти добродетели ставят в заслугу Крестителю Руси и сказители «старин», и летописцы, и писатели-агиографы. Позднейший автор «Похвального слова князю Владимиру» рисует портрет святого едва ли не на основе народных преданий о «ласковом князе» Владимире (хотя и не без влияния традиционных житийных форм):

«Свойственные же от Бога дарования сии были: мужеством светел во всем, храбр душою, остр умом, мудростью слова глубок, в правосудии прав, в подаянии готов, красен (красив. — А. К.) лицом, в бранях мужествен, на варвары велик, в междоусобных непобедим, в вере православной крепок и непоколебим, в видении красен же и благовиден, радостен лицом, кроток, благоприступен, тих, зело милостив, правосуд, благоутробив, человеколюбив»{461}.

Князь Владимир Святославич — как некий собирательный образ князя киевской поры — стал героем не только русских былин, но и западноевропейского эпоса. Еще в середине XIII века в Норвегии была записана сага, представляющая собой пересказ древних германских эпических сказаний о короле остготов Теодорихе — «Тидреке Бернском» (то есть Веронском; Верона — город на севере Италии, столица Остготского королевства), жившем в конце V — первой четверти VI века. Часть событий, о которых рассказывает сага, происходили на Руси («Русиланде»), которой правил конунг «Вальдемар Хольмгардский» (то есть Новгородский). Чудесным образом князь Владимир оказался современником самого Теодориха и жившего еще раньше прославленного правителя гуннов Аттилы (ум. 453).

События в саге сменяются с калейдоскопической быстротой. Аттила и Вальдемар (разделенные в действительности более чем половиной тысячелетия) беспрестанно воюют друг с другом — то в «Гунниланде» (стране гуннов), куда вторгается со своим войском Вальдемар, то в «Пулиналанде» (Польше), Руси или «стране вилькинов» (Скандинавии), подвергшихся нападению Аттилы и Тидрека. Вальдемар осаждает Тидрека в одной из его крепостей — но проходит немного времени, и уже Тидрек с Аттилой осаждают русских в Палтескии (Полоцке) и Смаланде (Смоленске).

Сага изображает Владимира сильным и храбрым воином, почти не знающим поражений. Сам грозный Аттила не раз бывал бит им на поле брани.

«Конунг Вальдемар смело едет вперед и побуждает русских и велит трубить в рога, — рассказывает сага об одной из битв двух непримиримых врагов. — Поднимается тогда великая сеча и шум от возбуждения и натиска русских, и пало много из войска гуннов. Дело дошло до того, что конунг Аттила бежал со всем своим войском, а до того он потерял не меньше десяти сот своих людей… Потерпели они поражение и с бесчестием поехали домой в Сузу»{462}.

Как и следовало ожидать, единственными, кому удалось справиться с русским конунгом, оказываются герой саги Тидрек и его родичи — славный остготский род Аумлунгов. Сначала Тидрек дважды побеждает своего тезку, сына конунга Вальдемара, а затем, в битве при Смаланде, встречает главные силы русских.

«А конунг Тидрек бьется в войске, как лев в стаде. И весь он в крови, также и его конь. И вдруг встречает он перед собой знамя и отряд самого конунга Вальдемара, едет на него отважно и поражает рыцаря, который держал знамя, в его правую руку… и знамя упало на землю. Вместе с тем он наносит смертельный удар самому конунгу Вальдемару. После этого поднимаются великий клич и шум со стороны Аумлунгов и гуннов, и один возбуждает другого, а русские валятся сотнями. Тут побежали русские, было их повалено перед тем, как кустарника, там, где они сошлись. Аумлунги и гунны бьются весь тот день, ночь и следующий день и убивают всякого, кого могли остановить, и только малая часть убежала». Так погиб конунг Вальдемар, и этот подвиг еще больше прославил Тидрека.

«Русиланд» Саги о Тидреке Бернском отнюдь не являет собой некий обобщенный образ чужой и неведомой земли, какой нередко представлялась Русь средневековым европейским книжникам. Конунг Вальдемар — равный с другими, самыми знатными правителями, а зачастую и превосходящий их. Его родные братья — конунги Греции и «Вилькиналанда»; его племянница — королева Эрка — супруга Аттилы; его сын — Тидрек — соперничает со своим тезкой Тидреком Бернским и в рыцарском поединке, и в ухаживании за дамой в чертогах правителей «Гунниланда». Имя конунга Вальдемара прославлено во всем мире, а подвластные ему страны занимают точно определенное место на географической карте немецкой саги. (Хотя с Киевской Русью эпохи Владимира Святого они, разумеется, имеют мало общего.)

Сага о Тидреке наполнена вымышленными именами. Но Вальдемар Хольмгардский — один из немногих ее персонажей, чей исторический прототип легко угадывается[129]. И, пожалуй, мы уже не удивимся тому, что именно князь Владимир (а не, скажем, Святослав, чья личная доблесть и громкая слава могли, казалось, вдохновить сказителя-скальда) стал героем средневековых немецких преданий. Владимир — самый знаменитый, самый значимый князь Киевской Руси, в какой-то степени символ и олицетворение русского князя домонгольской поры. В отличие от Святослава, которого знают лишь русские и греческие источники (то есть те, с кем он непосредственно воевал), его имя известно еще и скандинавским и германским сагам, западноевропейским хроникам и даже арабским и персидским историческим трактатам. Авторы последних, как мы помним, даже само его имя — в форме «Буладмир» — восприняли как титул правителя Руси.

Поистине имя Владимира надолго пережило самого князя и стало жить особой, самостоятельной и совершенно удивительной жизнью.

Глава двенадцатая. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ. СМЕРТЬ

На рис. — изображение князя Владимира на сребренике III типа. Лицевая сторона. 

К пятидесяти годам князь Владимир достиг, казалось, вершин славы. Его положение в Киеве было незыблемым. Окрайние земли безоговорочно признавали власть Киева. В большинстве городов, старых племенных центрах, сидели на княжении сыновья великого князя. Христианская вера постепенно распространялась по стране; строились и украшались церкви, в которые поставлялись на службу молодые священники из славян, воспитанники созданных Владимиром школ. Новые города-крепости на южных и западных границах заселялись людьми, послушными князю. Имя Владимира было известно во всем мире. После заключенного перемирия печенеги не тревожили Русь, хотя Владимир, конечно, не мог не понимать временного характера соглашения с ними. Болеслав Польский, занятый войной с Германией, также предпочитал до времени не обострять отношений с русским князем. После смерти Анны и очередной женитьбы Владимир чеканит новую монету, на которой повелевает изобразить себя не только с императорскими регалиями, но и с нимбом вокруг головы — символом святости своей власти. Западные хронисты именуют его королем, хотя сам Владимир никогда не предпринимал попытки венчаться королевской короной.