Виталий Каплан - Тайна аптекаря и его кота

• Название: Тайна аптекаря и его кота
• Автор: Виталий Каплан
• Жанр: Фэнтези

---

Ну ладно, к делу так к делу. В общем, не успел господин позавтракать, как наш юный граф в ворота позвонил. Там, кстати, хитроумно устроено. Если кто снаружи верёвку дёрнет, сразу несколько колокольчиков звонить начинают, и во дворе, и в доме — причём и в людской, и в кабинете господском. Верёвка снаружи в ход колесо приводит, а от того колеса под землёй, в деревянных осмоленных коробах другие верёвки протянуты.

В общем, побежал я встречать, провёл графёныша в малую гостиную, а сам мигом к господину, доложил.

— Раненько что-то он, — заметил господин, доедая говядину с тушеными овощами.

— Их сиятельство говорят, они вышли из дому в обычное время, как в Училище, чтобы никто не подумал ненужного. Ну и чтобы не болтаться на улице, сразу сюда прибежали, — пояснил я.

— Ну, тогда пускай ждёт. И сам сходи на кухню, поесть не забудь. На голодное брюхо работать не с руки. А ты ведь понимаешь — не гулять тебе сейчас предстоит, а работать. Это сиятельство гулять будет, правильные флюиды впитывать. Но и то — пока будешь с ним рядом, не зови его сиятельством, а называй просто по имени. Мало ли… ушей на улице много…

Ну, спасибо, просветил! Такие вещи не то что я, Гилар, но даже и купецкий сын сходу понимать должен. Однако не заводиться же мне! Молча поклонился.

— Да, и вина Баалару не предлагай. Раз уж он собрался побыть простым парнишкой, то пусть привыкает к простому обхождению.

Это господин верно заметил. Пускай потомится в гостиной.

Потому я неспешно на кухне потрапезовал, да и пару хлебных ломтей в узелок завязал, чтобы, значит, если захочется на свежем воздухе. Проверил одёжку свою, попрыгал, похлопал — всё было ладно. Тогда я за графёнышем пошёл.

— Ну что, ваше сиятельство, айда одёжку выбирать. И уж простите, да только господин велел, пока вы в той одёжке будете, по-простому к вам обращаться, без сиятельств.

— Конечно! — вскочил Баалару. — Я как раз сам хотел о том просить. Знаешь, как надоедает всё это — блистательный, высокородный…

Я, конечно, не знал, но догадаться можно. Особенно учитывая рассказ Алая. А ведь, почтенные братья, легко себе представить, что всё иначе обернулось, и это Баалару бы сейчас ведал тут аптекарским огородом, а его светлость, высокородный господин Алай Гидарисайи-тмаа, пришёл к господину за тайным его искусством. Ну или просто прыщи сводить… И как подумал я это, то решил не чиниться особенно, а говорить с Баалару так, как с Алаем бы говорил.

Повёл я его вниз, в кладовку, где одёжка хранилась. Там уж, поверьте, было из чего выбрать. Понятное дело, рвань нам не требовалась — ведь не бродяжкой Баалару следовало одеть, а вполне прилично. К примеру, как ученика медника или горшечника, или купеческого мальчика на побегушках. Поэтому подобрал я ему куртку суконную серую, и штаны с карманами, тоже суконные, только чёрные, на голову картуз, на ноги башмаки кожаные с подошвой деревянной. Графа в таком не признать, но и не босота какая.

Думал, потребует, чтоб отвернулся я, когда переодеваться станет, но не потребовал. А я сообразил, что меня-то ему чего стесняться? Мало, что ли, в графском доме слуг вокруг него бегало? Ну вот и я такой же. Лакей. Оно и ладно, не в друзья ж мне к блистательному набиваться. Пусть сначала, как Алай, всего лишится и в розыск попадёт.

— Ну, готов, что ли? — оглядел я графёныша строгим взглядом. Вроде и ладно, одёжка мастеровая на нём сидит словно на него и пошита. Башмаки деревянные раздолбаны, на холщёвых штанах заплатка сзади. Только вот рожа… И не то беда, что умытая, а что глаза уж больно не простецкие. Верно сказано, добрые братья, соколиного птенца с воробьём не спутаешь. Хотя и другое сказано: не всяка стрела в цель попадает. Уж разок прогуляемся, да и время рабочее, все при делах, кто там в парнишку пялиться будет…

И отправились мы на прогулку. Понятное дело, не через ворота, нечего дежурившему при них Хайтару лишнее видеть. Дальней калиткой, что над оврагом, выбрались, а там в кусты, потом на пустырь, и скоро на Сотскую вышли. А оттуда уже на солнце повернули, к востоку, стало быть.

Ну, идти да молчать странно было бы. Коли двое пацанов мастерового вида праздно шатаются, они болтать должны. А ежели молчат — то со стороны приметнее. Потому и приступил я к своему нежданному приятелю с расспросами:

— Слышь, Баалару, тебе лет-то сколько?

— Четырнадцать. Точнее сказать, скоро пятнадцать, как раз после дня Пришествия будет.

— Ровесники, значит, — сказал я чистую правду. — Хотя ты на два месяца постарше будешь, я-то в Растаянье родился. Как раз когда снега сходят. А что, богато вы живёте? Ты ж, как я понял, очень знатного рода. Небось, на золотых тарелках кушанья подают?

Засопел Баалару, не понравились ему мои слова. А на то и расчёт.

— Не настолько мы богатые и уж точно не настолько чванливые, — буркнул он. — С обычных тарелок едим, из обычного фарфора. И кроме того, я считаю, нужно человека оценивать по уму и сердцу, а не по тому, сколько у него золота в сундуках.

Ну кто бы спорил? Однако ж и поспорю, интересно ведь.

— Это ты, Баалару, настоящей нужды не знал, вот и говоришь так. Потому что коли беда скрутит, уже и не до благородства будет. Когда мелких кормить нечем, иная мать и до весёлого дома дойдёт, а уж скрасть чего и вовсе не постесняется. Чтобы по уму да сердцу жить, в сундуке кой-чего всё-таки нужно. Может, и не золото, может, и медь, а всё ж не паутина.

Графёныш помолчал, подумал. Потом возразил:

— Но ведь по Святым Посланиям иначе сказано. «Не надейтесь ни на золото, ни на медь, ибо изоржавело ваше золото перед лицом Создателя, и позеленела ваша медь, в труху превратилась. Чистый же сердцем превыше золота и меди, и дела любви творить может и в нищете, и в богатстве».

Вот ведь смешно получилось, братья! Не кому-нибудь, а мне против Посланий говорить тогда пришлось, точно отступник я и искуситель. Но вы же понимаете, так нужно было. Слишком набожный слуга в наше время редкость. Так зачем давать лишнюю наводку?

— Это ж давно сказано, больше полутора тысяч лет. Тогда, может, оно и верно было, а сейчас сам погляди, жизнь другая. Человек человеку точно крыса, и редко бывает иначе, — произнёс я с мудрым видом, словно профессор в Благородном училище.

— Ну а твой господин? — спросил Баалару. — Он что, тоже крыса?

И представилось мне, будто не разговоры мы разговариваем, а на саблях сражаемся. Не настоящим боем, учебным. Выпад, поворот, уход. Подскок, поворот, защита. Да уж знаю, братья, знаю. Тут среди сидящих есть и наставник мой.

— Господин не крыса! — согласился я. — Редкой доброты он человек. Но, заметь, в сундуках не пусто, есть с чего добро творить. Вот, к примеру, взять кормёжку. Мы ж кто у него? Слуги. А кормит сытно, и мало того, тем же самым, что и сам ест. Не у всякого слуги в каше будет мясо, и не по великим праздникам, а на всяк день. Так ведь не с неба же оно сыплется, а за счёт прибытка от его лекарского искусства. Вот ты ж нему пришёл, хворь свою лечить, не за бесплатно же? Небось, папаша твой граф немало огримов отвалит? А с тех огримов и мясо в моей каше…

Юный Баалару задумался. Видно, трудно ему было вот так сходу соврать, что, мол, да, большая такая, мол, куча огримов. К честности, видать, приучен сызмальства. Ну что с них взять, с высокородных?

А меж тем, болтая, прошли мы уже Сотскую, и взяв чуть левее, вышли на Болотную, от которой, если никуда не сворачивать, после восточных ворот начинается большая восточная дорога. Но нам не надо было к воротам, нам надо было между складами и вторым погостом. Места не больно-то приятные. Во-первых, грязища непролазная. Это ведь только в тот день солнышко нас порадовало, а до того всё дожди лили, и развезло знатно. Как вернёмся, штаны сразу в корыте застирать надо будет. Самому. Хасинайи-то больше нет.

Вспомнил я про Хасинайи, и точно облаком для меня затянуло солнце, хотя небо-то как раз чистое было, и старалось оттуда солнышко, не жаркое уже по осеннему делу, но всё такое же яркое. Но я шёл как в тени, и вспоминалось мне то одно, то другое. То жирная харя купца этого, Баихарая, то полугрош, что кинул он тогда мне, то синие пятна на лице Хасинайи, то чёрная щель могилы, вырытой в саду. И такая лютая тоска меня взяла, что хоть в голос вой. А нельзя в голос. Работаю ведь, и нужно весёлым да недалёким парнишкой быть, аптекарским слугой.

— А твой господин и впрямь добрый? — вклинился в мои мрачные мысли Баалару. — Мясо в каше ладно, а в остальном как?

— А что в остальном? — сделал я вид, что не понял. — Жалованье платит, работой сверх меры не нагружает. Чего ещё надо?

— Он строг с вами, слугами? Кстати, я заметил, что взрослых слуг он не держит, только мальчишки. Отчего так?

Хоть и лежала у меня на душе тень, а всё же в мыслях я улыбнулся. Вспомнился мне первый свой день в аптекарском доме, как я Алая обо всём выспрашивал.