Василий Росляков - Витенька

• Название: Витенька
• Автор: Василий Росляков
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1981

Новый роман известного писателя Василия Рослякова — об истории становления молодого человека, жизнь которого прослеживается от рождения до совершеннолетия. Рассказы посвящены людям труда, современникам.

---

Когда он подошел, в воздухе еще перепархивало несколько легких пуховых перышек, а в снегу, углубившись, провалясь на четверть, лежала птица. Он поднял ее за ноги, упало несколько капель крови. Птица была мертвая, большая и пестрая, черное с белым и на самом затылке, вернее, по всей голове, перья были окрашены в чистый и густой, как кровь, красный цвет. Сначала Витенька так и подумал, что это кровь. Дома дед сказал, что это дятел. Убивать дятлов нельзя, потому что они санитары леса.

39

— Ну как Витек хоть? — спросила наконец Катерина. Она все приглядывалась, приглядывалась и не верила своим глазам. Витек сидел за столом какой-то ясный, открытый, глаза открытые, смотрят на отца, на нее, на деда с бабкой открыто, хорошо, как раньше, как давно-давно, и голос хороший, чистый, не прячется ни от кого. «Как хочешь, дедушка», — деду говорит. «Я сейчас сам, бабушка», — бабке говорит. Встает, приносит. Сидели за новогодним столом, старый год пока провожали. Навезли из Москвы, из буфета Катиного, было чем проводить старый и Новый встретить. «Налить, что ль, ему? — дед спрашивает, бутылку красного вина держит в руках. — Налить, Витек?» — «Как хочешь, дедушка». — «Я-то хочу, а ты сам как?» — «Как папа скажет или мама». — «Да что ж, папа или мама, не люди, что ль? Налей, конечно», — мать говорит, и отец кивает, наливай мол.

— Ну как хоть у вас тут?

— А что? — отвечает дед. — Что ему у нас? У нас ему хорошо. Мы с ним тут дружно живем.

Катерина прикусила губу, плакать захотелось.

— Ну давай, сыночек, за старый год, — говорит она, переборов подступившую слезу. Протянула рюмку, чтобы чокнуться с Витенькой. — Давай, сынок, раз уж хорошо тут у вас.

— А чего ему с дедом плохо будет? — хвастался дед. — Парень он уважительный, дельный, на охоту ходил тут, дичину принес, убил все-таки…

У Катерины глаза вспыхнули.

— На какую охоту? С кем ходил?

— На обыкновенную, в лес, один ходил. Я вот и ружье подарил ему.

— Какое ружье? Да вы что, на самом деле? Отец, чего ж ты молчишь?!

— Зачем же, отец, ружье? — вмешался наконец Борис Михайлович.

— Ну, просит, дай, говорит, ружье, дедушка, жакан просил…

— Жакан? — воскликнула Катерина. — Как же можно? Жакан…

— Да нету у меня жакана, картечью зарядил ему.

— Картечью, о господи.

— Мам, ну что ты запричитала? Что я, маленький?

— Обращаться с оружием может, — сказал дед. — Почему не дать? Правда, кого убил, не скажу, — подморгнул Витеньке дед, — не буду говорить, это бывает по незнанию.

Катерина никак не могла успокоиться, возбудилась, в голове все этот Вовка стоял, но вслух не могла она говорить о Вовке, и Борис Михайлович о Вовке подумал, но Витенька сидит целый, нормальный, значит, ничего опасного, чего тут паниковать. Не все же, как Вовка?

— Ну, ладно, мать, чего паникуешь? Ты же видишь, вот он, твой Витек, ничего с ним не случилось.

— А чего может случиться? — удивлялся дед. — С ружьем обходиться умеет, почистил чин чином, патронташем опоясался, на лыжи стал и пошел себе, дотемна в лесу проходил. Что ж тут такого?

— Я дятла убил, — признался Витек и хорошо так засмущался. — Я не знал, что нельзя убивать дятлов.

— Дятла? — почему-то обрадовалась Катерина. — Какого дятла?

— Большого дятла, настоящего, — ответил дед.

Катерина засуетилась над столом, заприглашала, запредлагала, все еду свою, московскую, предлагала. «Вот икорка, мама, рыбку берите, давайте, а то никто не ест, — начала предлагать, переставлять тарелки без надобности. — Берите, мама, папа, Витенька, ты тоже не закусываешь». Баба Оля принесла горячую картошку, тоже поставила на середку, раздвинула посуду, устроила свою картошку горячую. Давайте вот картошечку, горяченькую, такой в Москве нету. Хорошо было за новогодним столом. Слава богу, все хорошо. И Катерина, и Борис Михайлович теперь уж окончательно убедились, что с Витенькой что-то произошло, в хорошую сторону повернулось. Мир наступил в их душах. А ехали, прямо на крыльях летели, на гвоздях сидели, тревога не оставляла их дома. И вот все хорошо, да так, что и придумать лучше нельзя. Хорошо, когда мир в душе.

— Сколько там времени? — спросила Катерина, ей стало весело. — Сколько, отец? Может, еще разик проводим старый год? Все-таки он не совсем плохой был, давайте.

Наполнили рюмки.

— Я потом выпью, — сказал Витек, — за Новый год, мне хватит.

— Молодец, — одобрил сына Борис Михайлович, — норму свою надо знать.

— Вот бы всегда так, — не удержалась, сказала Катерина и тем самым как бы признала, что всегда у них с Витенькой плохо. Но сейчас-то действительно было хорошо и хотелось разговаривать, с ним говорить и о нем, как давно-давно когда-то. — У нас Витенька такой, — разговорилась Катерина, — он если чего захочет, то уж сделает, он ведь у нас все может, швейную машинку мне починил, в мастерскую не брали, а он взял и починил. Вот нынче кончит школу, в институт пойдет.

— В институт? — спросил дед. — Дело хорошее.

— Я не пойду в институт, — сказал Витек, почему-то улыбаясь.

— Ну и в институтах не всем учиться, — сразу согласилась Катерина, — с головой и так не пропадет, а голова у него, слава богу, каждому б такую.

— Это верно, — сказал дед, посмурнел немного. — Не всем, конечно. А почему же ты не пойдешь, Витек?

— Мне, дедушка, перерыв надо сделать, выяснить кое-что надо.

— «Кое-что», — повторил с удовольствием дед. Ему понравилось это «кое-что». С запасом, значит, растет, микитит, не сразу все выкладывает. — А что же ты, внучек, выяснить хочешь, что тебе непонятно?

— Да много чего, дедушка, разное.

И это понравилось деду. Ну что же, интересно.

— Ты слышишь, Борис? Слышишь, отец, как сын твой разговаривает? — говорил и радовался при этом дед. — Тебе-то небось нечего было выяснять, пошел в город, стал к станку — и все выяснение. С головой Витек, молодец. Но все же?

— У нас, дедушка, в классе один учится, он ни во что не верит, кончу, говорит, школу, найду местечко себе потише, чтобы никто ко мне и я ни к кому, и буду, говорит, тихо вкалывать для собственного удовольствия.

— Да он просто дурак, — перебил Витеньку отец.

— Не просто дурак, — возразил дед. — Там, значит, семья такая, в семье дело.

— Он нищий духом, — сказал Витенька. — Это все так. Но почему он ни во что не верит? Нет, не потому, что дурак. Тут он не один. Есть, что с ним согласны, есть, которым все равно, они не то что не верят, а ко всему равнодушны, все эти заботы, о которых кричат по радио, в газетах пишут, их не трогают абсолютно. Есть и приспособленцы, все делают, что надо, но про себя не верят в то, что делают. А вот ты, дедушка, ты воевал, ногу оставил на войне, во что ты веришь?

— А ты отца спрашивал? — сманеврировал дед, но не потому, что не хотел ответить, а потому, что интересно было, хотелось остановиться на этом, поговорить. Вот тебе и внучек. Приосанился дед, задело его.

— Про отца я знаю, — ответил Витек. — Он верующий.

Борис Михайлович улыбнулся:

— В верующие меня записал.

— А ведь он  т а м  копает, там, Боря, — оживлялся все больше дед.

— Об этом мы говорили с ним, а вот институт — это для меня и для матери новость. Согласен, не все должны, по почему ты вместе с не всеми, в детском садике бабушкой хочешь работать? — Борис Михайлович вспомнил разговор с учительницей про детский садик, вспомнил, где Витеньку так любят. Неужели это на правду похоже?

— Во-первых, папа, любой труд надо уважать…

— Поддел, молодец, Витек, учи отца, учи, — перебил дед, подзадоривая внука.

— В детском садике ничего плохого нет, — дальше сказал Витек, — но это, конечно, мне не подходит. Мне нужно проверить все.

— Что все?

— Этого парня проверить, и вообще.

— И где же ты собираешься проверять? — допытывался отец.

— Пока не знаю. Надо думать. Конечно, не в институте.

— Зачем же вас учили десять лет? Ничему не научили? Если так, иди дальше, в институт иди, раз не ясно тебе.

— Одной теории мне недостаточно…

Дед притих, навострил ухо, Катерина и баба Оля потихоньку стали терять интерес к разговору, стали перешептываться, пропускать отдельные места.

— Это какой же теории? — вполне серьезно забеспокоился Борис Михайлович.

— Теории, основанной на насилии.

— Вот так ты и с учителем спорил? На обществоведении?

— Так.

— И за это он ставил пятерки?

— За это.

— И до сих пор стоишь, значит, на своем?

— В каком-то смысле.

— Вот видишь, отец, — обратился Борис Михайлович к деду, — со мной-то тебе легко было, ты вот с ними попробуй поговори.

— Ну, ну, копай, внучек, копай, — не терпелось деду, — давай дальше, дальше.

Однако заговорил снова отец, Борис Михайлович.

— Значит, — сказал он, — тебе насилие не подходит? Значит, ты согласен жить под царем, под татарами, под фашистами? Без силы их ведь не сгонишь с места?