Максим Тихомиров - Дело треножников

• Название: Дело треножников
• Автор: Максим Тихомиров
• Жанр: Детективная фантастика

Альтернативная история, построенная на основе миров Уэллса, Конан Дойля, Кристи, Уиндема, Берроуза и других писателей начала двадцатого века. Альтернативная физика, основанная на представлении о ней тех же писателей. Альтернативная биохимия.

Вторжением с Марса и последовавшей за ним Великой Мировой войной закончилась эпоха викторианских джентльменов, когда убийство считалось величайшим преступлением, а точёные ножки столов обряжали в многослойные юбочки во избежание фривольных мыслей. Война закончилась, выжившие марсиане размещены в алиенских резервациях, с ними постепенно налаживаются дипломатические отношения.

Лондон оправляется от последствий атомных бомбардировок, горожане привыкают жить рядом с двумя постоянно действующими вулканами, в глубине которых постепенно прожигают себе путь к центру Земли кайзеровские ядерные боеголовки — в этом весь ужас атомных бомб, однажды взорванные, они будут взрываться вечно. Подстёгнутая войной и нашествием наука сделала гигантский скачок, и уже никого не удивляют паромобили на улицах и работающие на атомном ходу аэробусы в небе над лондонской Кровлей. Не удивляет и падение ценности человеческой жизни. Наступает новая эра — эра Мориарти.

Таков новый мир, в котором приходится жить двум джентльменам ушедшей эпохи — Шерлоку Холмсу и доктору Ватсону. Эра Мориарти не могла не изменить и их, но они предпочитают не обсуждать эти изменения даже между собой. Им помогает работать с электронной передвижной картотекой по имени Дороти молодая мисс Хадсон, суфражистка, выпускница Гарварда и внучка той самой миссис Хадсон.

---

Вечность спустя я перевалился через порог входного люка, жадно хватая воздух ртом — и едва не задохнулся от жуткой вони, наполнявшей освещённое тусклым мерцанием странных трубчатых ламп внутреннее пространство капсулы треножника.

Внутри двигались неясные тени, и тени теней зловеще шевелились на странно изогнутых стенах. Доносился странный ритмический перестук и отвратительные звуки, напоминавшие одновременно чавканье дорвавшихся до корыта с отрубями поросят и хлюпающий шум, с которым мощный насос земснаряда всасывает последние капли жидкой грязи со дна осушаемого водоёма.

— Холмс! — крикнул я в зловещий танец теней. — Холмс, дружище, где вы?

Дышать здесь приходилось ртом через многократно сложенный платок — впрочем, зловоние было настолько жирным и густым, что платок практически не помогал. К этому мне было не привыкать: за годы войны, сидя месяцами в окопах, окружённых горами разлагающихся мёртвых тел, мне случалось обонять и не такое.

— Ватсон? Вот уж не ожидал от вас такой прыти! — донёсся до меня придушенный голос моего друга. Глаза постепенно привыкали к красноватому полумраку, и я смог разглядеть фигуру сыщика, склонившуюся над чем-то в странном сооружении, напоминающем трон. — Пробирайтесь сюда, только ни обо что не споткнитесь! А ещё постарайтесь, чтобы эти твари не вытолкали вас наружу — я бы давно избавился от них, но в одиночку мне не справиться!

Вокруг Холмса столпились высокие тощие фигуры. Стук и сосущие звуки производили именно они.

Триффиды.

Взрослые особи по семь футов ростом, склонившие свои чаши над неким подиумом, служившим ложем пилоту треножника. Бесформенная громоздкая масса, занимавшая ложе сейчас, и была источником жуткого зловония. То один, то другой из триффидов без видимой очерёдности погружал свои укороченные обрезанием стрекала в испускающую миазмы тления массу и тащил сочащиеся вязкой жидкостью ошмётки в раструбы пищеварительной чаши на вершине стебля.

Триффиды жрали то, что осталось от марсианина.

В своём стремлении облагодетельствовать человечество Советская Россия, вооружённая технологиями марсиан, выпустила в свет этих монстров всего несколько лет назад, рассеяв над Тихим океаном всхожие семена с опытных делянок Камчатки. Воздушные течения быстро разнесли семена по всему миру, и в мгновение ока триффиды появились на всех континентах, а год спустя — заполонили каждый клочок суши, существенно потеснив автохтонную флору, а местами — и человека.

Триффиды имели чудовищную способность к самовоспроизведению, что в сочетании с абсолютной неприхотливостью в питании и почве для укоренения быстро сделало их поистине вездесущими. Триффидное масло стало новым источником энергии, и источником совершенно бесплатным, а некий профессор Тесла и з университета в Торонто даже осмеливался всерьёз утверждать, что вырабатываемое ими электричество в скором времени станет применяться не только для производства лабораторных опытов по гальванизации.

Плотоядность триффидов и несомненная опасность для человека выявились чуть позже — когда первое поколение вступило в пору зрелости. Годовалый триффид обретал способность к передвижению и превращался в медлительного, но смертельно опасного хищника. Удар отравленного десятифутового жала был способен убить взрослого человека. Нападая из засады, триффиды питались разлагающимися телами своих жертв.

По миру прокатилась волна смертей, и человечество вынуждено было дать отпор растительному врагу. В ходе длившейся два года всемирной кампании по локализации расплодившихся триффидов значительную их часть попросту уничтожили. Впоследствии было установлено, что систематическое, раз в два года, урезание жала делает триффида неопасным для человека, и бессистемная бойня прекратилась. Теперь триффиды содержались в резервациях сельскохозяйственных угодий, обеспечивая человечество ценным маслом, а также в оранжереях и ботанических садах, где селекционеры выводили всё новые и новые сорта, включая комнатные и декоративные.

В ходе всё той же битвы за жизненное пространство с растительными агрессорами у триффидов была обнаружена некая сигнальная система. Издавая отрывистый стук тремя короткими отростками, ходячие растения общались друг с другом — и в какой-то момент у исследователей возникло скверное предположение о разумности этого биологического вида.

Широкой огласки подобная гипотеза не имела — человечество, подряд пережившее за короткое время Вторжение марсиан и Великую войну, не было морально готово к противостоянию с очередным разумным видом. Иное дело — борьба с на удивление живучими и повсеместно распространившимися сорняками, в которую мир включился с превеликим энтузиазмом. Отчасти благодаря этому неведению человек в очередной раз одержал верх над силами природы, которую сам же и изменил до неузнаваемости.

Прирученные и одомашненные триффиды мирно паслись на отведённых им лужайках и поглощали огромное количество всевозможных органических отходов, и человек постепенно научился принимать их как часть окружающего пейзажа. Однако, по непроверенным слухам, весьма многочисленные группы взрослых триффидов по всему миру сумели избежать избиения, одомашнивания и приручения, уйдя в леса.

Эта информация никогда не подтверждалась правительствами — как, впрочем, и не опровергалась. Но многие ли из нас регулярно — или хотя бы мало-мальски часто — посещают леса, пусть даже они и находятся совсем рядом с границами наших поселений? И потому слухи так и оставались всего лишь слухами.

И в этом весь Человек.

Те триффиды, что поглощали сейчас активно распадающуюся на элементы периодической таблицы тушу марсианина, были одомашненными, кастрированными особями с обрезанным жгутом смертоносного жала. Лишенные яда, они, тем не менее, представляли немалую опасность для двоих людей здесь, в тесной капсуле треножника, распахнутые технологические люки которой открывались в трёхсотфутовую пропасть над Лондоном. Силы растительных мускулов даже одного из зелёных великанов было вполне достаточно для того, чтобы вытолкнуть в пустоту нас обоих — а триффидов было здесь пять.

— Как эта дрянь попала сюда? — спросил я, брезгливо разглядывая трёхногих растительных монстров.

— Так же, как и мы с вами, дорогой мой доктор, — отозвался Холмс. — Только воспользовались для восхождения не лестницей, а побегами марсианского вьюна. Остальные, те, что бродят неприкаянными сейчас внизу, тоже охотно присоединились бы к своим более удачливым сородичам, но им помешало полицейское оцепление. Эти же поднялись сюда прямо из разбитой оранжереи ещё до того, как оцепление было выставлено. Счастливчики!

Я содрогнулся от омерзения.

— Я заканчиваю с забором образцов, Ватсон, — продолжал между тем Холмс. — Процедуру вскрытия тоже пришлось проводить самому, не дожидаясь экспертов из Ярда. Слишком уж быстро он разлагается. Очень хорошо, что вы решились подняться сюда, Ватсон! Честное слово — рад, а то я уже и не чаял! Взгляните, пожалуйста, сами, пока тут всё не расплылось окончательно. Что вы видите? Я так понимаю, анатомировать инопланетян вам ведь уже приходилось?

При этих словах Холмс быстро взглянул на меня и тут же отвёл взгляд. Я же постарался сделать вид, что не заметил его случайного приближения к опасной черте. Многие знания — многие печали. Дружба же — это не отсутствие секретов, а умение их хранить… а порой и просто не обращать внимания на их наличие.

Я кивнул и, зажимая нос платком, как мог осторожно протиснулся между двумя триффидами поближе к останкам. Холмс предупредительно освещал мне поле деятельности карманным фонарём.

Марсиане огромны.

Больше всего они похожи на чудовищных размеров бурдюк о паре глаз, попугайском клюве и двух пучках весьма тонких многофункциональных щупалец. Чем-то они напоминают наших осьминогов — клювом ли этим, многоногостью или же мудрым выражением вечно усталых выпуклых глаз. Несмотря на это, сленговое прозвище типа «спрут» или «головоног» нигде в мире не прижилось. Повсеместно марсиан зовут марсианами, и точка.

Сейчас этот бурдюк был вздут гнилостными газами до состояния шара. Та часть многочисленных полостей тела марсианина, которая вмещала внутренние органы, была мастерски вскрыта в один разрез с линейно-ровными краями раны. Не снимая перчаток, я развёл края раны и погрузился в изучение распадающихся под моими пальцами ошмётков плоти, бывших ещё совсем недавно сложными органами, венцом эволюции марсианской жизни.

Совсем рядом продолжали свою страшную трапезу триффиды, каждый из которых ростом был выше меня.

— Время смерти, доктор?

Я осматривал потускневшие роговицы огромных глаз мертвеца. Мёртвый пилот печально смотрел на меня. Незавидная судьба — умереть вдали от родины, от соплеменников, в одиночестве, и быть после смерти пожранным существами иной расы, выведенной врагом для совершенно невоенных целей, превратиться в удобрение, в компост, разложиться на атомы в живых фабриках триффидовых тел и стать на выходе чистой энергией, приводящей в движение машины врага, обогревающей и освещающей его жилища, питающей его… Было в этом что-то философское и вечное.