Максим Тихомиров - Межсезонье

• Название: Межсезонье
• Автор: Максим Тихомиров
• Издательство: Фантаверсум
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905360-12-1

«Раз в сотню земных лет Андромаха, увлекаемая Гектором в его величавом беге по эксцентрической орбите, примерно на полтора земных года оказывается в зоне жизни. Весной и осенью условия на ней можно назвать даже комфортными — в сравнении с остальными сезонами.

Осенью и весной, которые длятся в сумме около земного года, мы бодрствуем, живя по-настоящему. Долгой-предолгой зимой и коротким, но безумно жарким летом — спим…»

---

Для атакелтиков взрывы и энерговыбросы наших бомб — как хороший массаж или щекотка. Это мы с Тимом и Лапочкой выяснили уже давным-давно — еще в ту пору, когда воевали по-настоящему. Я в ту пору был железно убежден, что именно чужаки повинны во всех наших бедах, и едва во время своего обычного бдения на мостике в роли воображаемого капитана земной авиабазы впервые услышал чужие голоса внутри головы, как тут же бросился мстить. Экзоскелет к тому времени я уже починил, а потому легко вскрыл арсенал, схватил первую попавшуюся бомбу и уронил ее на головы врагам, как только авиабаза оказалась над ними.

На мое счастье, тогда старшего с ними не было. Малыши же, проглотив дозу излучения и энергию взрыва, словно пирожное с кремом, от радости попытались изжарить меня факелами жидкого огня, но дотянуться не смогли и обиженно заныли в два голоса.

Не собираясь слушать их бессловесные причитания в своей голове, я в сердцах как следует наорал на них. О том, как правильно ругаться, я знал все из тех же библиотечных книг, потому что мои папа и мама — люди воспитанные и таких слов вслух не говорят.

Змеи обиделись и обругали меня в ответ. Оказалось, что мы друг друга вполне понимаем — без слов, как-то иначе. Детям всегда проще понимать детей.

Потом мы подружились. А взрослым об этом не сказали. Родители Тима и Лапочки, скорее всего, и так все сразу узнали, но у них, может быть, такие детские игры приняты — а вот нервы своих папы и мамы я предпочел поберечь. Хватит с них и того, что я разгуливаю где ни попадя, а тут еще и такое. На взрывы от наших игр в войну внимания они не обращали — от авиабазы время от времени отрывались обломки и рушились с всплеском в океан. Плюхом больше, плюхом меньше…

То есть это я так считал. На деле все оказалось совсем по-другому.

Тим с Лапочкой выловили нас с Васькой из воды и катали по очереди на спинах до тех пор, пока я в себя не пришел. По очереди — потому что каждому хотелось прокатить на себе своего закадычного врага. Мы с Васькой были не против.

Взрослый атакелтик выдохнул тем временем столб пламени, который лизнул днище авиабазы. Сработала какая-то противопожарная автоматика, и папа догадался выглянуть наружу.

Потом была целая спасательная операция по подъему нас на борт с использованием выносной стрелы крана и целой сбруи из ремней и веревок. И я, и Тим с Лапочкой пришли от всего этого в совершенный восторг — в отличие от родителей.

Я был готов к тому, что мне влетит, и влетит как следует. Посильнее даже, чем в тот раз, когда я построил гауссовскую пушку и насквозь продырявил стенку ангара, в котором проводил полевые испытания.

— Мама, папа, — сказал я, оказавшись снова на продуваемой всеми ветрами палубе. — Я виноват.

Папа обнял меня. А мама сказала папе:

— Говорила я тебе, что эти игры до добра не доведут!

Но сердилась она не по-настоящему и тоже обняла меня, а потом я познакомил их с нашими врагами.

— Дети часто оказываются мудрее взрослых, — говорил папа маме вечером, после того как мы целый день провели на палубе. Родители все это время разговаривали со взрослым атакелтиком, а мы с Тимом и Лапочкой были переводчиками: я передавал слова папы им, а они — старшему змею, а потом все повторялось, только уже наоборот.

А потом змеи провожали нас до самой границы безопасных для них вод и пускали в небо огненные салюты, пока их остров не скрылся из виду.

— Кладовые почти пусты, и кто знает, когда придет помощь, если придет вообще, — папа говорил это при мне, потому что на семейном совете решили, что я уже достаточно взрослый, чтобы ничего от меня не скрывать. — Давно пора рассчитывать только на себя — и надеяться, что мы с чужаками сможем помочь друг другу, если станет совсем плохо. Ведь жили же в мире до этой дурацкой войны. Теперь самое время начать все сначала.

И я был с папой полностью согласен.

* * *

Весна закончилась, наступило лето, и мы залегли в камеры гибернаторов, чтобы переждать огненную бурю, полыхавшую в атмосфере Андромахи долгие шесть месяцев. Осенью мы снова встретились с Тимом, Лапочкой и другими, и я рассказывал им сказки о драконах, которые сочинил сам в полудреме летнего сна.

Когда пришла зима и океан начал схватываться льдом, папа уложил всех нас спать, переписав наши личности в простоватые, но надежные хранилища памяти вакуумных роботов-рудокопов.

Ни один разум не выдержит сна длительностью в сто лет. Личность должна сохранять сознание, чтобы не надломиться, — а раз наши собственные хрупкие тела приходится заточать почти на век в гибернационные морозильники, вполне сгодятся тела искусственные, пусть даже в их позитронном мозге и маловато пространства для того, чтобы наши «я» могли развернуться там полностью. Большая часть того, чем мы являемся, будет спать внутри памяти роботов — но связь с миром сохранится, и рассудок сохранится тоже.

Папа делал так каждый раз, когда приходила зима, — просто за столетие воспоминания эти тускнели, превращаясь в сны, в которых механические пауки пьют ускользающее тепло далекого солнца под небом, полным звезд, которых я никогда не видел наяву.

Сквозь заиндевевшую пластину визора гибернационной камеры я посмотрел гроздью своих новых глаз на собственное спящее лицо и пожелал сам себе спокойной ночи. А потом, ловко перебирая десятком суставчатых ног, отправился на верхнюю палубу, где уже ждали меня папа и мама.

И мы вместе стали смотреть, как на застывший океан осыпаются снегом замерзающие облака, открывая черное-пречерное небо, полное звезд.

Котенок прыгал рядом и ловил лапами снежинки.

«Все будет хорошо, — подумал я. — Ведь скоро снова наступит весна».

И от этой мысли очень захотелось улыбнуться.