Василий Смирнов - Саша Чекалин

• Название: Саша Чекалин
• Автор: Василий Смирнов
• Жанр: О войне

---

За стеной «ехидный старик» продолжал тянуть свою нескончаемую «субботу». Монотонно стрекотала швейная машинка. Пахло варом, кожей, а из раскрытого в сад окна ветерок доносил запах спелых яблок. Саша сидел на стуле, рассеянно поглядывая по сторонам. В комнате у Наташи все блестело чистотой, было уютно и как-то очень светло. У стены стояла узкая железная кровать, покрытая белым пикейным одеялом. Рядом приткнулся маленький столик с книгами, над столиком висел портрет покойного отца Наташи в красноармейском шлеме-буденовке и ниже — вырезанный из журнала портрет писателя Николая Островского.

Наташа быстро вернулась обратно с полной тарелкой краснобокой китайки. Поставив тарелку на стол перед Сашей, она нарочито строгим голосом сказала:

— Кушай! Попробуй только у меня отказаться!

В простеньком, белом с розовыми цветочками платье, так шедшем к ее смуглому продолговатому лицу и иссиня-черным вьющимся волосам, Наташа сидела на подоконнике и, болтая босыми ногами, грызла мелкие яблочки.

— Ты не обращай внимания на дядю… — заговорила она, видя, что Саша по-прежнему чувствует себя неловко в ее комнате. — Он не вредный. Он всегда такой. Это еще ничего. А когда он под хмельком, то прямо спасу нет. Хоть из дому убегай: прицепится, как крючок, и начнет пилить. И знаешь?.. — Наташа сделала большие глаза и удивленно покачала головой. — Говорит, я за справедливость борюсь… Уму-разуму учу. Вот и поговори с ним. Но он не злой.

«Ладно, — думал Саша. — Раз ты оправдываешь его, как-нибудь потерплю, не стану обижаться».

Они помолчали. Не сразу Саша начал свой разговор.

— Это что же — предлагают мне эвакуироваться? — обиженно спросила она Сашу, когда он рассказал, что был в райкоме комсомола. Еще больше она рассердилась, когда узнала, что Саша сам назвал ее фамилию Чернецовой.

— Эх, Шурик, Шурик! — с горечью покачала она головой. — Удружил же ты мне!

Саша вдруг рассердился:

— Вот что: давай прекратим этот разговор. Пошлет тебя райком комсомола — и поедешь. Меня пошлет — и я поеду. Какие теперь могут быть разговоры? Слышала сегодня сводку? Ожесточенное сражение по всему фронту, от берегов Ледовитого океана до Черного моря.

— Слышала… — грустно сказала она. — Все слышала… — И, вскинув на Сашу свои еще более потемневшие глаза, с явной надеждой спросила: — Шурик! Если фашисты до нас дойдут?.. Что мне тогда делать?.. Ты скажи, посоветуй…

Раньше Саша не видел Наташу такой растерянной, присмиревшей. С волнением она ожидала его ответа.

— Не могут они до нас дойти… — решительно заявил он, стараясь успокоить девушку. — Вот увидишь… Скоро все по-другому повернется… По-моему, только панику создают с этой эвакуацией. Ну детишек, ясное дело, подальше надо увезти. Боятся они самолетов.

— Думаешь, до нас фронт не дойдет? — с явной надеждой спросила она. — Уж очень быстро фашисты наступают…

Долго еще сидели они рядом и разговаривали о том, что волновало в эти дни всех советских людей.

— Ложусь спать с одной думкой, — говорила Наташа. — Проснусь, а радио вдруг заговорит: «Началось наше генеральное наступление по всему фронту…»

— Я тоже жду… — говорил Саша, удивляясь, что такие же мысли были и у него самого.

Пора уже было уходить. Саша нерешительно стоял у порога.

— Домой? — спросила она.

— Пойду к Володе Малышеву… — сообщил он. — Будет он мне, так же как и ты, голову мылить… Чернецова тоже требует его к себе.

Быстро протянув Наташе руку, он стиснул ее похолодевшие пальцы и глазами сказал то, что хотелось бы сказать словами: «Ты не бойся… Надейся на меня. Ты мой самый задушевный друг. Я своих друзей всегда уважаю и… люблю». Быстро, твердыми шагами он прошел через большую комнату, словно стараясь убежать от Наташи.

На улице стало еще жарче. Воздух был сухой, накаленный, и Саше захотелось махнуть на реку. Купаться он любил, особенно саженками отмеривать расстояние от берега до берега.

Сунув руки в карманы, Саша медленно шел, поглядывая по сторонам и жалея, что ни о чем не договорился с Наташей. Можно было бы пойти на реку, а вечером в кино.

«Который уже раз так…» — думал он про себя, удивляясь своей нерешительности.

Навстречу, по Коммунистической улице, подпрыгивая на ухабах, стремительно промчался райкомовский «газик», подняв густое серое облако пыли. На заборе сидели босоногие, загорелые, в одних трусах ребятишки и оглушительно стреляли из палок в небо, воображая, что летят неприятельские самолеты. Всюду: на стенах домов, на заборах, на телеграфных столбах — белели плакаты, листовки, объявления горсовета, извещавшие население, как вести себя в случае воздушной тревоги; как бороться с зажигательными бомбами; как соблюдать светомаскировку… Внимание Саши привлекли два плаката. На одном среди темных развалин выделялось человеческое ухо, а надпись крупно гласила: «Болтун — находка для врага!» На другом была нарисована виселица со свастикой и рядом стоял вооруженный немецкий солдат. Внизу чернела надпись: «Вот что готовят тебе, советский гражданин, фашистские захватчики!»

«Посмотрим… что еще мы фашистам приготовим…» — подумал Саша, рассматривая плакаты.

По противоположной стороне бодрой рысцой бежал пожилой одноглазый почтальон Михеич. Саша знал, что Михеич потерял свой глаз на фронте, во время прошлой войны с немцами, обороняя полковое знамя. За свой подвиг Михеич имел солдатский георгиевский крест, которым очень гордился.

И теперь, нацепив на свой серый китель «Георгия», Михеич не шел, а бежал пригибаясь от тяжести объемистой брезентовой сумки. За ним ожидающе и тревожно из окон домов следили десятки глаз.

— Получай, Марьюшка, от сына! — весело кричал Михеич, размахивая письмом. — А тебе, Пелагеюшка, нет ничего. Завтра ожидай…

Саша стоял и смотрел на Михеича, удивляясь его — неистощимой говорливости, как и все мальчишки, завидуя георгиевскому кресту.

«Герой… — думал Саша. — Раньше тоже за подвиг награждали».

— Чего загляделся?.. — услышал Саша позади знакомый грубоватый голос и почувствовал, как кто-то весьма невежлива толкнул его в бок.

— Это ты, Митяй… — обрадовался Саша. Перед ним стоял Митя Клевцов, франтовато одетый — в новой рубашке, в сером пиджаке, с различными значками, до которых он был большой охотник.

— Сегодня не едем. Можно отдыхать, — тихо сообщил он, крепко пожав Саше руку.

— В кино не пойдешь? — осведомился Саша. — Новый киносборник.

— Может быть, — неопределенно отозвался Митя, и его широкое, с толстыми губами и коротким носом лицо приняло задумчивое выражение.

Митя любил говорить про себя во множественном числе. И теперь он снова повторил:

— Может быть, и сходим…

Саша так и не понял: согласен Митя пойти в кино или у него свой план на свободный вечер. Митя был старше Саши почти на два года.

Он уже до войны работал на шахте и считал себя опытным, бывалым человеком. Дружба между ребятами возникла недавно — в истребительном батальоне. До этого они мало знали друг друга.

Саша молчал.

— Зайдем ко мне? — предложил Митя и пообещал: — У меня патроны есть лишние. Сходим в лес, постреляем…

Он знал, что Саша любит стрелять. Саша замялся. В последнее время Саша иногда заходил к Мите, был знаком с его матерью — Варварой Христофоровной, приветливой, разговорчивой женщиной. Знал его младшего брата и старшую сестру, работавшую в школе учительницей.

— Некогда, Митяй! Честное слово, некогда… — признался Саша. — Бегу к Володьке Малышеву. Вызывают его в райком комсомола.

Володя Малышев был дома. Он сидел у себя в маленькой комнатке на втором этаже. У него болели зубы. Который уже день решал Володя один и тот же важный вопрос и никак не мог его решить: какова будет его дальнейшая жизнь? Его так же, как и Васю Гвоздева и Егора Астахова, в истребительный батальон не взяли (Саше Чекалину помогло его умение ездить верхом). Нужно было как можно быстрее определить себя. То он склонялся к мысли поступить в военный госпиталь (теперь все госпитали были военные) санитаром. То им вдруг овладевало страстное желание уехать куда-нибудь поближе к фронтовой зоне и там влиться добровольцем в какую-нибудь воинскую часть.

— Академик! Ты дома? — крикнул за дверью знакомый голос, и в комнату, стремительно рванув дверь, вошел Саша, как всегда деловитый, озабоченный. Последний год Володя носил очки в роговой оправе и поэтому получил в школе от своих друзей почетное прозвище — Академик.

— Все мечтаешь?.. — осведомился Саша, наливая из графина стакан воды. Он залпом выпил и тяжело рухнул на диван.

— Сижу, как мышь в норе… — пожаловался Володя, поглаживая рукой распухшую щеку. — Второй день мучаюсь.

Жесткие, коротко остриженные темные волосы у него на голове стояли дыбом, как у ежа.