Клавдий Дербенев - Ошибочный адрес (сборник)

• Название: Ошибочный адрес (сборник)
• Автор: Клавдий Дербенев
• Издательство: Верхне-Волжское книжное издательство
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 1967

Клавдий Михайлович Дербенев пришел в литературу, имея за плечами большой жизненный опыт. Он родился в 1905 году, освоил много различных профессий. В годы Великой Отечественной войны стал чекистом. Впоследствии этот богатый материал пригодился ему в творческой работе. Так появились приключенческие повести К. Дербенева «Ошибочный адрес», «Неизвестные лица», «Недоступная тайна» — произведения, рассказывающие о бдительности, высоких моральных качествах советских людей. За эти книги К. Дербенев был принят в члены Союза писателей СССР.

У автора было много интересных планов, начатых рукописей. Но ему не удалось их завершить: в 1963 году К. М. Дербенев умер.

«Ошибочный адрес» — посмертное издание лучших произведений писателя.

---

— Вовсе нет, — ответил он, посапывая носом, будто у него был насморк. Он старался спрятаться от пронизывающего взгляда Кускова. Но все же сел на пыльный стул, скрытый занавеской. Сел с расчетом, что если кто и войдет в павильон, не сразу его заметит.

Прошло несколько молчаливых минут. Кусков по-прежнему стоял против двери, только смотрел теперь не на улицу, а на своего приятеля, который в смущении шевелил широкими черными бровями и часто мигал.

— Трус! Дрожишь за свою шкуру! — сквозь зубы проговорил Кусков и сплюнул.

— Ты подожди, Тимофей Семенович, — поморщился Слободинский. — Зачем рисковать… Твое положение такое…

Слободинский не закончил свою мысль — он увидел, как у Кускова сжались огромные кулаки и фотограф двинулся к нему. Защитив лицо портфелем, Слободинский пошатнулся на стуле. Но Кусков только приблизил к нему свое рассерженное лицо и прошипел:

— Ты, Захудалый, на мое положение не намекай! Чтобы это было последний раз! Слышишь? Твое положение более пиковое, чем мое!

Слободинский опустил руку с портфелем и сказал:

— Для твоей же пользы говорю, Тимофей Семенович. Ты ведешь себя глупо. Ну зачем ты утащил у меня письмо? Можешь потерять!

Кусков подошел к двери, закрыл ее, а затем вернулся к Слободинскому и приглушенно проговорил:

— У меня сейчас неважно с финансами, и ты мне за письмо дашь три тысячи…

— Да ты в уме ли? — воскликнул Слободинский.

— Выложи три тысячи — и не возражай! Знаешь мой характер, кажется, не первый год!

— Письмо и тебя компрометирует, — пытался сопротивляться Слободинский.

— Тебя больше! Мне терять нечего! Я только фотограф, песчинка, так сказать, а ты как-никак должностная величина, к тому же с партийным документом.

— Слушай, Тимофей, — жалобно начал Слободинский. — Ты хотя бы вспомнил нашу многолетнюю дружбу. Нет у меня таких денег!

— Мне сейчас не до твоих лирических излияний! — закуривая трубку, отрезал Кусков. — Что касается денег, то не мне бы ты об этом говорил. Кто-кто, а я знаю счет монетам на твоей сберегательной книжке…

Слободинский понял, что Кускова уговорить не удастся. Он разложил на коленях портфель, отстегнул ржавый запор и запустил внутрь портфеля обе руки. Вынув деньги, Слободинский положил их в карман пиджака и сказал:

— Ну хорошо. Ты можешь вернуть письмо сию минуту?

Кусков посмотрел на оттопыренный карман пиджака Слободинского и коротко бросил:

— Могу!

Он неторопливо прошел в темную комнату, закрылся там на задвижку и через три минуты вышел, держа в руке серый продолговатый конверт. Слободинский посмотрел на конверт и, отдавая деньги, сказал:

— Твое счастье, что при мне оказались казенные деньги…

— Мне совершенно наплевать, чьи они, — заметил Кусков и швырнул письмо Слободинскому. Пересчитав деньги, он убрал пачку в глубокий карман бриджей.

— Что ты намерен делать с письмом? — через минуту спросил он Слободинского, видя, как тот внимательно читает его. Слободинский промолчал. Кусков усмехнулся, открыл дверь и, скрестив руки, встал на пороге павильона.

Слободинский читал:

«Захудалый!

Помня те пакости, которые ты мне причинил в детстве, в юности и в те годы, когда я начал работать, я не должен бы предупреждать тебя о грозящей опасности. Но я не такой окончательный подлец, как ты! Однако помни: мое предупреждение не милосердие — ты мне заплатишь за него…

Я не буду перечислять всего, что ты творил надо мной.

Когда я стал работать, ты склонял меня бросить дело и жить, как ты. Я не послушался, и ты стал досаждать мне по-другому: приходя в книгохранилище, крал ценные старинные книги. Вместе с вором-рецидивистом Исаевым вы хотели ограбить музей… И я каюсь, что не сообщил в тот раз о вас уголовному розыску…

…Когда ты впервые скрылся из Лучанска, я познакомился с писателем Александром Орловым. От меня он многое узнал о тебе, Исаеве-Кускове и других наших знакомых. Орлов описал, как я теперь в этом убедился, нашу жизнь довольно красочно и, главное, верно. Мы — отрицательные персонажи его записок. Если трезво оценить написанное Орловым, — это обвинительный акт против таких, как мы с тобой. Но, рассказывая Орлову о ваших преступных похождениях, я еще наполовину принадлежал вам — наделил вас вымышленными именами.

Накануне его отъезда на фронт я признался ему, что держал его в заблуждении несколько лет, и сообщил ваши подлинные имена. Я сказал и главное: ты в Лучанске, у тебя в кармане партийный билет, словом, все, что мне было известно о тебе…

Почему я так поступил? Может, это был минутный порыв, пробуждение гражданской совести — не знаю.

Александру Орлову ничего другого не оставалось, как только написать об этом заявление и вместе с его записками передать в управление госбезопасности. Но ошибка Орлова заключалась в том, что он не сам передал материал, а поручил это сделать своей жене.

Не буду тебе объяснять почему, но жена Орлова не выполнила поручения мужа, и когда в Лучанск приехал работать полковник госбезопасности Владимир Орлов, записки его брата были уже у меня.

Если ты, Захудалый, а также Кусков-Исаев хотите получить их, платите мне десять тысяч рублей. Не согласитесь, я их передам куда следует. Как это обернется для вас, представьте себе сами.

Обо мне хоть там написано много, но все это не выходит из рамок. Я в записках только неустойчивый элемент. Преступлений, какими богата ваша жизнь, я не совершал. Решайте сами, как вам поступать для самосохранения. По-моему, цена все же сходная, в базарный день дадут дороже!..

О согласии можешь сообщить по телефону 2-99-01. Срок три дня. После будет поздно!

Пишу это письмо без всякого страха, ибо ты — мерзавец и трус. За изгаженную мою молодость, за твое издевательство, за все, за все отомстить тебе, Захудалый, надо было давно. Лучше поздно, чем никогда!

О. Моршанский».

Взглянув на Кускова, Слободинский скомкал письмо, бросил его в пепельницу, стоявшую на туалетном столике, и поднес зажженную спичку к бумаге. Наблюдая, как пламя захватывает все новые и новые строчки, написанные, зелеными чернилами, Слободинский думал: «Да, что могло быть, если бы кто-нибудь другой прочитал?» Дождавшись, когда письмо сгорело дотла, он ссыпал пепел в газету, аккуратно завернул и сверточек положил в портфель.

Кусков только один раз через плечо посмотрел, чем занимается Слободинский, и когда тот прятал сверток с пеплом в портфель, сказал:

— У меня есть фотокопия с письма и негатив. Ты мне заплатишь за них еще…

Слободинский готов был вцепиться в фотографа, но не решался, боясь чтобы кто-нибудь с улицы не увидел его рядом с Кусковым. Сжимая в руках портфель, он прошипел:

— Прохвост, жулик, мерзавец!..

Однако у Кускова уже пропал интерес к Слободинскому, и он грубо сказал:

— Уходи, я сейчас запру лавочку!

Убедившись, что ему не угрожает опасность, Слободинский встал.

— Бездельник, — сказал он, — хотя бы прибрался в своем заведении…

— Сойдет, — ответил Кусков. — О фотокопии не беспокойся, я пошутил…

Слободинский посмотрел на Кускова и понял: он говорит правду. Но ни это, ни уничтожение письма Моршанского не принесло ему полного успокоения. Записки Орлова, о которых упоминал Моршанский, существуют, и можно лишиться рассудка, если постоянно думать о том, что произойдет в случае их огласки…

Слободинский не мог простить себе, что разрешил Кускову впутаться в эту историю. Если бы, получив письмо, не растерялся, все было бы иначе! С письмом он тогда сразу же познакомил Кускова. Тот, прочитав, разразился злобной бранью и сказал, что будет сам разговаривать с Моршанским. Слободинский считал, что Кусков, для этой роли подходит лучше, тем более, что он с уверенностью сказал: получу от Моршанского записки без единого гроша.

Только на исходе вторых суток после этого Кусков пришел домой к, Слободинскому. Вид у него был мрачный и злой. Выпив полграфина воды, сказал, что потерпел неудачу. Моршанского кто-то зарезал на берегу реки, далеко от города. Тетради с записками он видел раньше у Моршанского, но теперь они исчезли. Несколько успокоившись, он попросил дать ему еще раз прочитать письмо Моршанского. Как только письмо очутилось у него в руках, он спрятал его в карман и заявил, что не отдаст. Тут у Слободинского промелькнула мысль, что Кусков убил Моршанского, завладел записками Орлова и будет теперь, шантажировать. Потом эту мысль он признал необоснованной, так как Кусков, волновался не меньше его. Что же касается требования выкупа за письмо то Кусков на такие поступки был склонен с юношеских лет… Трех тысяч, Слободинскому было жаль, но это уже оплошность, он не должен был забывать привычек своего приятеля…

— Знаешь что, Тимофей Семенович, — неожиданно проговорил Слободинский. — Моршанский нас просто на дурака хотел взять… Никаких записок нет, и все это самая настоящая липа…