Джеймс Клавелл - Гайдзин. Том 1

• Название: Гайдзин. Том 1
• Автор: Джеймс Клавелл
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2008

«Гайдзин» – это последний роман японской саги Джеймса Клавелла. Будучи продолжением «Тай-пэна», он принимает сюжетную эстафету в 1862 году. В стране появляются гайдзины (иностранцы), горящие желанием вести с Ниппон торговлю. Однако японцы во главе с подневольным императором, соперничающими военачальниками и сражающимися друг с другом самураями все еще живут по законам, запрещающим даже использование колес в повозках. Не менее экзотично и воодушевленное повествование о любовных историях, словно вдохновленных самим Александром Дюма.

---

Хорошо. Она может подождать, подумал он. Сначала посмотрим, как мне выбраться из этой ловушки? Через окно или через дверь?

Ничего не увидев сквозь щели ставень он осторожно отодвинул запор и чуть-чуть приоткрыл одну половинку, потом другую. Внизу в саду все так же сновали солдаты. До рассвета оставалось почти три часа. Облака, густея, тянули к луне свои космы. Тело Сёрина бесформенной кучей лежало на тропе, напоминая подстреленного зверя. В первый момент Ори удивился, что ему не отрубили голову, потом вспомнил, что у гайдзинов не было обычая собирать головы врагов для подсчета или выставлять их на обозрение.

Трудно бежать этим путем и остаться незамеченным. Если они не ослабят бдительность, придется открыть дверь и попробовать выбраться через дом. Это означает, что дверь останется открытой. Лучше все же уходить через окно, если это будет возможно.

Он осторожно высунулся наружу и увидел под окном узкий уступ стены, который проходил и под другим окном, а потом поворачивал за угол – комната, в которой находился Ори, была угловой. Он почувствовал, как его охватывает возбуждение. Скоро облака полностью закроют луну. Тогда я убегу. Я выберусь отсюда! Сонно-дзёи! Теперь она.

Действуя бесшумно, он установил задвижку так, чтобы ставни были слегка приоткрыты, потом вернулся к кровати.

Его длинный меч оставался в ножнах, и он положил его рядом на смятое покрывало из белого шелка. Белое, подумал он. Белая простыня, белая кожа, белый цвет – цвет смерти. То, что нужно. На белом удобно писать. Что это будет? Его имя?

Он неторопливо стянул с нее простыню. Ночная рубашка не укладывалась в сознании: странный предмет одежды, предназначенный скрывать все и ничего. Руки, ноги, грудь такие большие в сравнении с теми немногими женщинами, которые делили с ним ложе. Ноги длинные и прямые, ни намека на привычную для него изящную изогнутость голени от многолетнего сидения на коленях. Вновь он уловил запах ее духов. Его взгляд скользил по ней, и он чувствовал, как в нем загорается желание.

С другими все было совсем не так. Он почти ничего не испытывал. Много легких и пустых разговоров и уверенный профессионализм. Его быстро доводили до оргазма, обычно после щедрых возлияний саке, чтобы был не так заметен их возраст. Теперь время принадлежало ему безраздельно. Она была юна – гостья из чужого мира. Боль в чреслах усилилась. И пульсирующий жар.

Ветер скрипнул ставнями, но это его не испугало, не ждал он опасности и изнутри дома. Все погрузилось в тишину. Она лежала на боку, чуть завалившись на живот. Мягкий уверенный толчок, потом другой, и она послушно перевернулась на спину, ее голова удобно лежала щекой на подушке, волосы рассыпались волнами. Глубокий вздох в уютных объятиях перины. Маленький золотой крестик на шее.

Он наклонился над ней и просунул кончик острого, как бритва, короткого меча под тонкие кружева на вороте рубашки, приподнял их чуть-чуть и развернул меч вертикально, натянув ткань. Материя легко разошлась и упала. До самых пят.

Никогда еще Ори не видел, чтобы женщина так открывала перед ним свои тайны. Страсть сдавила горло, не давая дышать. Пульсирующая боль в чреслах сделалась почти невыносимой. Крошечный крестик посверкивал. Во сне ее рука непроизвольно шевельнулась, лениво легла между ног и осталась там. Он поднял ее и убрал в сторону, потом развел тонкие щиколотки. Нежно.

6

Перед самым рассветом она пробудилась. Но не до конца.

Наркотик еще действовал, и сны не отпускали ее, странные неистовые сны, эротические, сокрушительные, волшебные, мучительно-чувственные, ужасные – никогда раньше она не видела таких и не переживала их столь сильно. Через наполовину открытые ставни она увидела кроваво-красное небо на востоке; причудливые фигуры облаков, казалось, повторяли фантастические образы, проплывавшие в ее голове. Когда она передвинулась, чтобы получше их рассмотреть, она почувствовала легкую боль внизу живота, но не обратила на нее внимания, а вместо этого застыла взглядом на небесной картине и позволила мыслям соскользнуть назад в сон, который необоримо манил ее к себе. На самом пороге сна она почувствовала, что лежит нагая, томно запахнулась в рубашку, натянула на себя простыню. И заснула.

Ори стоял рядом с кроватью. Он только что выбрался из теплой постели. Его одеяние ниндзя лежало на полу. Вместе с набедренной повязкой. Мгновение он смотрел на девушку, задумавшись о ней в последний раз. Как печально, подумал он. Все, что бывает в последний раз, – так печально. Он взял с кровати свой короткий меч и вытащил его из ножен.

В комнате на первом этаже Филип Тайрер открыл глаза. Обстановка была ему не знакома, потом он сообразил, что все еще находится в храме в Канагаве, и вспомнил, что вчерашний день был ужасным, операция – жуткой, его поведение во время нее достойно презрения.

– Бабкотт сказал, что я был в шоке, – пробормотал он. Язык с трудом ворочался в пересохшем, наполненном горечью рту. – Господи, может это служить мне оправданием?

Ставни в его комнате были приоткрыты, ветер пошевеливал их, скрипя петлями. Он мог видеть рассветное небо за окном. «Небо красное с утра, пастухам на ждать добра». Интересно, будет сегодня шторм или нет, спросил он себя, потом сел на походной койке и осмотрел перевязанную руку. Повязка была чистой, без свежих пятен крови, и он испытал огромное облегчение. Если не считать головной боли и легкого озноба, он снова чувствовал себя вполне здоровым.

– О господи, как жаль, что я не проявил себя получше. – Он попытался вспомнить, чем кончилась операция, но все в голове было так расплывчато и нечетко. Помню, я плакал. Плакать не хотелось, но слезы лились сами собой.

Усилием воли он прогнал от себя мрачные мысли. Потом выбрался из постели и настежь распахнул ставни; сегодня он снова твердо стоял на ногах и испытывал волчий голод. Под рукой оказался кувшин с водой, он побрызгал из него себе на лицо, ополоснул рот и сплюнул на кусты под окном. После этого сделал несколько глотков и почувствовал себя бодрее. В саду никого не было, в воздухе пахло гниющими растениями, обнажившимися на берегу после отлива. Из своего окна ему были видны часть стены храма и сад, но мало что еще кроме этого. Через просвет в деревьях он заметил караульное помещение и двух солдат рядом с ним.

Теперь он видел, что его уложили в постель в рубашке и длинных шерстяных кальсонах. Его разорванный, перепачканный кровью сюртук висел на стуле, рядом лежали его брюки и сапоги для верховой езды, все в грязи после бегства через рисовые поля.

Ладно, мне еще повезло, что я остался в живых. Он начал одеваться. Что со Струаном? И Бабкотт – скоро мне придется встретиться с ним.

Бритвы он не нашел, поэтому побриться не смог. Не было нигде и расчески. Ладно, это тоже пустяки. Он натянул сапоги. Из сада доносилось пение птиц, его ухо улавливало какое-то движение снаружи, редкие покрикивания японцев вдалеке, лай собак. Но не было звуков нормального города, английского города, просыпавшегося каждое утро от криков вроде «Горячие булочки!», «А вот водица, свежая водица!», «Устрицы из Колчестера, покупайте, покупайте» или «Только что из-под пресса, новая глава романа мистера Диккенса, всего один пенни, один пенни», «Покупайте „Таймс“, читайте все о грандиозном скандале вокруг мистера Дизраели, все о скандале…»

А что если меня теперь уволят со службы, спрашивал он себя, и сердце его сжималось при мысли о возвращении домой в бесчестье. Он уже видел себя всеми презираемым неудачником, с позором изгнанным из Ее Королевского Величества министерства иностранных дел, переставшим быть представителем величайшей империи, какую когда-либо знавал мир. Что подумает обо мне сэр Уильям? И что скажет она? Анжелика? Хвала Создателю, она благополучно доскакала до Иокогамы – захочет ли она знать меня после того, как услышит о моем недостойном поведении?

О боже, что же мне теперь делать?

Малкольм Струан тоже проснулся. Несколько секунд назад какое-то шестое чувство опасности, неясный шум снаружи разбудили его, хотя сейчас он чувствовал себя так, словно не спал уже много часов. Он лежал на походной кровати, помня о прошедшем дне, об операции, о том, что он жестоко ранен и что, скорее всего, не выживет. Каждый вдох отзывался резкой болью. Как и малейшее движение.

Но я не буду сейчас думать о боли, только об Анжелике и о том, что она любит меня… Вот только откуда взялся этот кошмарный сон? Мне снилось, что я ей противен и она убегает прочь. Ненавижу сны, потому что они неподвластны моей воле, ненавижу эту слабость и беспомощность, ведь я всегда был так силен, всегда воспитывался в тени моего героя, великого Дирка Струана, Зеленоглазого Дьявола. О, как бы я хотел, чтобы у меня были зеленые глаза, чтобы я был так же могуч. Он мой кумир, и я буду таким же, как он. Обязательно.