Хесус Уэрта де Сото - Деньги, банковский кредит и экономические циклы

• Название: Деньги, банковский кредит и экономические циклы
• Автор: Хесус Уэрта де Сото
• Жанр: Экономика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91603-001-3, 978-0-945466-39-0

Книга посвящена всестороннему рассмотрению центрального института современного экономического порядка – банковского дела на началах частичного резервирования с центральным банком и роли этого института в периодически повторяющихся экономических циклах. Автор анализирует эту проблему с юридической, исторической и экономической точек зрения. Первые три главы посвящены юридическим и историческим аспектам банковского дела с частичным резервированием. В главах 4–7 подробно объясняется, каким образом нарушение универсальных принципов права, выражающееся в ведении банковского дела на началах частичного резервирования, неизбежно ведет к кредитной экспансии и циклу бум – крах. Здесь Уэрта де Сото излагает и развивает подход австрийской экономической школы (Л. Мизес, Ф. Хайек, М. Ротбард). Глава 8 посвящена разбору теорий, обосновывающих необходимость центрального банка и допустимость банковского дела с частичным резервированием. В завершающей 9-й главе книги автор обсуждает проблему реформирования современной денежной системы, базирующейся на сочетании неразменных денег и банковского дела с частичным резервированием, находящихся под контролем центрального банка, выступая с собственным планом.

Книга написана для образованных неспециалистов простым нетехническим языком, можно сказать «на пальцах». Автор постоянно повторяет выводы, полученные в предыдущих главах, не давая забыть о них читателю, что значительно способствует пониманию логики изложения.

---

Однако из всех схоластов именно иезуит Луис де Молина наиболее отчетливо поддержал ошибочную доктрину банковского договора денежной иррегулярной поклажи[165]. Действительно, в «Трактате о вексельных курсах» (Tratado sobre los cambios, 1597) он поддерживает средневековую теорию о том, что иррегулярная поклажа представляет собой договор займа (mutuum) в пользу банкира – договор по которому передается не только собственность, но также и полная доступность tantundem, откуда следует, что банкир может законно использовать эти деньги в своих интересах в форме ссуд или любым иным способом. Посмотрим, как он формулирует этот довод: «Потому что эти банкиры, подобно всем остальным, и есть истинные владельцы денег, если деньги хранятся в их банках, и тем они отличаются от других хранителей… так что они получают деньги как заем до востребования и, следовательно, на свой собственный риск». Далее он еще яснее указывает, что «такой вклад в действительности является займом, как уже говорилось, и собственность на переданные на хранение деньги переходит к банкиру, так что если они и потеряны, то потеряны именно в пользу банкира»[166]. Эта позиция противоречит доктрине, которую Луис де Молина поддерживает в «Трактате о займах и ростовщичестве» (Tratado sobre los préstamos y la usura), где он указывает, что срок является существенным элементом во всех договорах займа и что если срок займа не предусмотрен явным образом и не установлена дата возврата, «необходимо решение судьи относительно срока займа»[167]. Кроме того, Луис де Молина игнорирует все аргументы, представленные в главе 1 и демонстрирующие, что договор иррегулярной поклажи не имеет ничего общего ни по природе, ни по правовой сущности с договором займа (mutuum). По этой причине его попытка отождествить эти два договора есть явный шаг назад не только по сравнению с куда более последовательными взглядами Саравиа-де-ла-Каллье и Мартина де Аспилькуэты, но и относительно истинной правовой сущности этого договора, разработанной в древнеримской юриспруденции. По этой причине странно, что такой яркий и проницательный мыслитель, как Луис де Молина, не осознал крайней опасности согласия с нарушением общих принципов права, регулирующих иррегулярную поклажу, и утверждал, что «никогда не бывает так, что все вкладчики настолько нуждаются в деньгах, что не оставят на хранении много тысяч дукатов, которые банкир может вложить в дело, и либо заработать прибыль, либо понести убыток»[168]. Молина не признает, что тем самым не только нарушается существенная цель договора (хранение и обеспечение сохранности), но также появляется стимул для всякого рода незаконных сделок и злоупотреблений, которые неизбежно влекут за собой экономический спад и разорение банков. Если не уважается традиционный принцип права, требующий постоянного хранения tantundem в пользу вкладчика, то не существует ясного способа избежать разорения банков. Кроме того, очевидно, что смутных, неопределенных советов вида «старайся действовать благоразумно» и «не ввязывайся в рискованные сделки» недостаточно, чтобы помочь в предотвращении крайне пагубных социально-экономических последствий, вызываемых банковским делом на основе частичного резервирования. Во всяком случае, Луис де Молина по крайней мере побеспокоился о том, чтобы заявить: «Важно предупредить, что [банкиры] совершают смертный грех, если используют в своих собственных сделках деньги, принятые ими в виде вкладов, а потом не могут в установленный срок передать суммы, которые вкладчики просят выдать либо заплатить [третьей стороне] из средств, переданных на хранение… Кроме того, смертный грех они совершают и тогда, когда принимают участие в сделках, несущих риск того, что они не смогут вернуть вклады. Например, посылая за моря столько товаров, что, если судно утонет или будет захвачено пиратами, они не смогут вернуть вклады, даже распродав все свои активы. А невиновны они в смертном грехе лишь тогда, когда дела идут плохо, но также и тогда, когда они идут хорошо. Так происходит, когда они наудачу причиняют вред вкладчикам и гарантам, чьи гарантии требуются для приема депозитов»[169]. Мы находим примечательным это предупреждение Луиса де Молины и в то же время поражены тем, что он не увидел глубокого противоречия между этим предупреждением и своим же явным приятием «благоразумных» банковских операций с частичным резервированием. Вне зависимости от того, насколько банкиры благоразумны, реальность такова, что единственный надежный способ избежать рисков и гарантировать вкладчикам постоянную доступность вкладов – это поддерживать постоянный 100 %-ный коэффициент резервирования[170].

5 Новая попытка легитимного банковского дела: Банк Амстердама. Банковское дело в XVII–XVIII вв

Банк Амстердама

Последняя серьезная попытка основать банк на началах общих принципов права, регулирующих денежную иррегулярную поклажу, и установить эффективную систему государственного контроля для того, чтобы удовлетворительным образом определить и защитить права собственности вкладчиков, была предпринята при создании в 1609 г. Муниципального Банка Амстердама. Он был основан после длительного периода денежного хаоса и мошеннического банковского дела на основе частичного резервирования. Предназначенный положить конец такому состоянию дел и восстановить порядок в финансах, Банк Амстердама приступил к операциям 31 января 1669 г., получив название «Вексельный банк»[171]. Отличительным признаком Банка Амстердама в момент его создания была приверженность универсальным принципам права, регулирующим денежную иррегулярную поклажу. Говоря более определенно, он был основан на принципе, согласно которому обязательство банка-хранителя по договору денежной иррегулярной поклажи состоит в поддержании постоянной доступности tantundem для вкладчика, т. е. в поддержании 100 %-ного коэффициента резервирования в отношении вкладов до востребования. Эта мера была направлена на то, чтобы гарантировать легитимность банковского дела и предотвратить злоупотребления и банковские банкротства, которые исторически происходили во всех странах, где государство не только не трудилось преследовать и объявлять незаконными злоупотребление деньгами с банковских вкладов до востребования, но, напротив, доходило до того, что в обмен на фискальные выгоды предоставляло банкирам разного рода привилегии и лицензии, разрешающие им мошеннические операции.

На протяжении очень долгого времени, свыше 150 лет Банк Амстердама тщательно соблюдал условия, на которых был основан. Свидетельства показывают, что в первые годы существования, между 1610 и 1616 гг., вклады в банк и его наличные резервы практически совпадали, приближаясь к 1 млн флоринов. С 1619 по 1635 г. вклады увеличились почти до 4 млн флоринов, а наличные резервы превысили 3,5 млн. После этого небольшого нарушения баланса равновесие было восстановлено в 1645 г., когда вклады составили 11 280 000 флоринов. В последующие годы равновесие и рост оставались более или менее стабильными, и в XVIII в., между 1721 и 1722 гг., банковские депозиты составляли 28 млн флоринов, а запас наличности приближался к этому объему, составляя 27 млн флоринов. Огромный приток вкладов в Банк Амстердама происходил, помимо прочих причин, благодаря тому, что он играл роль убежища для капиталов, спасаемых от сумасшедшей инфляционной спекуляции, вызванной системой Джона Ло во Франции в 1720-х годах. (Ниже этот вопрос будет рассмотрен подробнее.) Так продолжалось до 1772 г., когда и вклады, и резерв наличности составили от 28 до 29 млн флоринов. Все это время Банк Амстердама поддерживал 100 %-ный резерв наличности, что позволяло при всех кризисах удовлетворять все запросы на изъятие средств, внесенных на вклады. Так было и в 1672 г., когда вызванная военной угрозой со стороны Франции паника спровоцировала массовое изъятие денег из голландских банков, большинство которых было вынуждено приостановить платежи (как это случилось с Банком Роттердама и Банком Миддельбурга). Банк Амстердама оказался исключением и совершенно логично не испытал никаких проблем с возвратом вкладов. Как следствие вера в его устойчивость укрепилась, и Банк Амстердама стал объектом восхищения всего цивилизованного экономического мира того времени. Пьер Вилар указывает, что в 1699 г. французский посол писал королю: «Из всех городов Объединенных Провинций Амстердам, несомненно, превосходит остальных по величию, богатству и масштабам торговли. Даже в Европе немногие города могут сравниться с ним в двух последних отношениях; торговля его простирается на половину земного шара, а богатство столь велико, что в течение войны он предоставлял по 50 млн в год, если не больше»[172]. В 1802 г., как мы увидим, Банк Амстердама стал деградировать и нарушать принципы, на которых был основан, но все еще обладал огромным престижем, что и отмечал французский посол в Амстердаме: «С окончанием морской войны, которая держала сокровища рудников запертыми в испанских и португальских колониях, Европа внезапно наводнилась золотом и серебром в количествах, превышающих потребность, так что, попав в обращение, они сразу упали бы в цене. Предвидя это, амстердамцы поместили металл в слитках в Банк, где его хранение осуществлялось с очень низкими издержками для них, и время от времени брали оттуда понемногу, чтобы посылать в другие страны, когда рост курса делал это оправданным. Эти деньги, которые, будь им позволено наводнить [рынки] слишком быстро, чрезвычайно повысили бы цены на все (к великому несчастью всех тех, кто живет на фиксированные и ограниченные доходы), были постепенно распределены по многим каналам, оживляя промышленность и поощряя торговлю. Тогда Банк Амстердама действовал не только в соответствии с частными интересами коммерсантов города, но вся Европа обязана ему большей устойчивостью цен, равновесием обмена и более постоянным соотношением между двумя монетными металлами; и если бы банк не восстановился, можно было бы сказать, что великая система торговли и политической экономии цивилизованного мира осталась бы без существенной части своего механизма»[173].