Теодор Моммзен - История Рима

• Название: История Рима
• Автор: Теодор Моммзен
• Жанр: Историческая проза

«История Рима» – один из фундаментальных трудов мировой научной литературы, автором которого является немецкий историк Теодор Моммзен. Данное издание являет собой краткий пересказ «Истории Рима», выполненный известным историком и археографом Николаем Чечулиным. Книга посвящена истории Древнего Рима со времен его основания до диктатуры Суллы и Цезаря. За масштабное творение «История Рима» Теодор Моммзен был удостоен самой престижной награды в литературе – Нобелевской премии.

---

Глава VIII. РЕЛИГИЯ, ОБРАЗОВАННОСТЬ, ЛИТЕРАТУРА, ИСКУССТВО

Упадок старой религиозности и распространение восточных культов. Воспитание юношества. Развитие литературных интересов, Лукреций, Катулл, Варрон, Цицерон. Юриспруденция и точные науки.

В области духовной деятельности последних лет республики нам не придется отмечать много нового. Религиозные интересы оставались таковыми же, какими были они в эпоху начавшегося увлечения эллинизмом. Государственная религия сохранялась как политически удобное учреждение, но ничьей души она уже не волновала. Стоицизм, долго господствовавший в римском обществе, утратил в это время свое влияние: люди пресытились его ухищренною терминологией и бессодержательностью – теперь в Риме распространялась система Эпикура, вполне подходящая для людей, склонных искать забвения тревог жизни в бесцельной апатии или в поверхностной иронии. Как всегда бывает – и здесь с неверием об руку шло суеверие, – это две стороны одного и того же душевного настроения. В Риме исчезла вера – и все более и более стали распространяться культы божеств персидских и особенно египетских, самых скучных и странных из всех божеств, почитавшихся у народностей, которые жили по берегам Средиземного моря. В годы наибольшего безразличия к своим, старинным божествам случались в Риме самые странные проявления суеверного страха пред египетскими пародиями на божество. В это время начал распространяться в Риме и так называемый неопифагореизм, странное религиозное построение, соединявшее в себе разрозненные элементы самых различных философских систем и смешивавшее первые проблески естественнонаучных сведений с мистическими бреднями.

Общее образование по своему духу и содержанию еще более приблизилось к эллинскому. Из числа общеобразовательных предметов военное искусство и сельское хозяйство теперь были исключены. Круг школьного обучения заключал в себе так называемые «семь свободных искусств»: грамматику, логику (или диалектику), риторику, геометрию, арифметику, астрономию и музыку, к ним присоединялись еще медицина и архитектура. Греческая литература лежала по-прежнему в основе общего образования и изучалась более серьезно и с более учеными приемами, чем прежде. Почти обязательным считалось закончить образование в Афинах или на Родосе. Александрия, центр строгой науки, посещалась реже. Болтовня афинских мудрецов или родосских риторов передавала римской молодежи по преимуществу вредные элементы эллинизма, и сами современники замечали, что эллинская культура в Италии за последние десятилетия скорее понизилась, чем развилась. Нация, разоренная, истощенная нравственно, перенесшая столько ужасных кризисов, не усваивала уже бесконечно великих произведений эллинского духа, а воспринимала эллинскую культуру внешним образом, и часто именно нездоровые ее плоды.

Литературная жизнь Рима, естественно, стояла в ближайшей связи с литературною деятельностью в Элладе. Даже известные греческие писатели этого времени переселялись в Рим как столицу мира, они находили здесь себе всегда отличный прием, особенно дом Луция Лукулла был центром литературных интересов и греков-писателей. Незадолго перед рассматриваемым временем в Греции поднялась борьба против строгоаттического языка. Разные писатели стали употреблять совершенно произвольные обороты, наполнять свои произведения самыми странными неологизмами и провинциализмами. Быстро это стало даже модой и скоро отразилось в Риме, где проводником этого направления, применяя его к латинскому языку, явился Квинт Гортензий, самый прославленный оратор времени Суллы. Это неглубокое направление, однако, вскоре наскучило и утратило свое господство над умами. На Востоке реакциею против него была в значительной степени так называемая александрийская школа. В Риме представителем этой реакции был младший современник Гортензия Цицерон.

Цицерон оказал большие услуги латинскому языку, освободил его от выражений вульгарных и странных, дал образцы строго правильной и изящной латыни. Как стилист Цицерон безгранично выше, чем как писатель и даже чем как оратор, и действительно заслуживает высоких похвал. В римском обществе чрезвычайно увлекались литературою. Человек со сколько-нибудь подвижной натурою, наверное, в молодости пробовал писать стихи. Искусством их сочинять владели решительно все, но поэтическими достоинствами эти стихи, конечно, не обладали. Не уступали мужчинам в этом отношении и дамы. Чтение стало почти общею потребностью, в Риме чуть не ежедневно выходили новые сочинения – и более крупные, и брошюры, и стихотворения. Появилось нечто подобное нашим газетам, так называемые acta diurna, листки, выходившие периодически и содержавшие сообщения о делах в сенате, в народном собрании, сведения об умерших, о выдающихся событиях вне Рима и пр. Книги изготовлялись теперь фабричным способом: сразу множество рабов, опытных писцов, писали под диктовку одного человека. Книжная торговля стала почетным и прибыльным занятием, а книжная лавка – местом сборища просвещенных людей.

В литературе установились нравы и отношения, соответствовавшие той борьбе партий, которая наполняла политическую жизнь. И здесь были разные направления: консервативное, национально-италийское и эллино-италийское, примкнувшее затем к новой монархии. Одни интересовались Эннием, Пакувием и особенно Плавтом, другие находили и Плавта скучным и признавали цену и значение лишь за новой греческой литературой, так называемой александрийской, которая проповедовала возвращение к творениям великих писателей, живших до времени Александра. Конечно, подражание, как всегда бывает, оказывалось гораздо ниже оригинала, а римские писатели себе за образец брали именно подражателей. Прежде, в пору умственной бодрости римского народа, его писатели обращались непосредственно к оригиналам.

Драма совершенно не процветала у писателей александрийской школы, и в Риме не появилось сколько-нибудь значительных сценических произведений, «ателлана» выродилась теперь в «мимы», близкие к ней по сюжету, но еще более грубые и циничные представления. Теперь на сцену выводились не провинциальные типы, не жители Ателл, на сцене изображалась жизнь низших кругов столичного населения во всей ее безграничной свободе и бесстыдстве. Как всегда бывает, параллельно с падением драматического достоинства новых пьес улучшилась их постановка и развилось искусство актеров.

В области дидактической поэмы эта эпоха дала одно из самых замечательных произведений всей римской литературы, поэму Тита Лукреция Кара «О природе вещей». Лукреций непосредственно примыкает к Эннию, которого сам и называет своим учителем и образцом. Поэма Лукреция внушена ужасом и отвращением к тому обществу, среди которого он жил. Поэт хотел избавить современников от мучений переживаемого ими кризиса, разрушив в них веру в бессмертие души и страх пред смертью и пред богами. Этою практически-философскою тенденциею, столь неудобною в поэтическом произведении, обусловлены многие тяжелые и скучные места поэмы, но тем не менее в разработке своего сюжета Лукреций обнаружил и великий ум, и большое поэтическое дарование.

Современники высоко ценили Лукреция, но он был для римского общества явлением уже запоздалым и не имел последователей. В его время процветали произведения совершенно другого пошиба: за отсутствием поэтического творчества писались произведения на определенные случаи, небольшие, изящные и даже чересчур изящно обработанные. Поэты дробились на партии, клики. Члены каждой клики тесно держались друг друга, ядовито критиковали произведения других кружков, восхваляли писания своих сотоварищей и быстро создавали друг другу славу, которая, впрочем, столь же быстро и отцветала, до нас дошло много имен от этой эпохи, но мало произведений. Судя по сохранившимся отрывкам из наиболее прославленных в свое время сочинений, нет основания сожалеть, что сохранилось так мало: сюжеты трактовались маловероятные и даже противоестественные, подробности были скабрезны и пошлы, слогом писали модные поэты вымученным, напыщенным, неизящным. Из толпы скороспелых знаменитостей современники отмечали трех поэтов – Бибакула, Кальва и Гая Валерия Катулла как несравненно талантливейших. Произведения двух первых до нас не дошли, стихотворения же Катулла сохранились. И этот поэт отдал дань современным литературным увлечениям, и он писал подражания александрийским поэтам, почти не заслуживающие названия поэзии, но его оригинальные коротенькие произведения прелестны: это настоящая поэзия, чистая, самобытная, блещущая остроумием, юмором, живыми красками рисующая и тонкие чувства, и яркие картинки современной жизни. Катулл не великий поэт, но богато одаренный и очень изящный, по красоте же и гармонии его стихотворения – лучшее из всего, что написано на латинском языке.