Роман Сенчин - Первая любовь (сборник)

• Название: Первая любовь (сборник)
• Автор: Роман Сенчин
• Издательство: Литагент «1 редакция»0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-82345-1

«Все возрасты любви» – единственная серия рассказов и повестей о любви, призванная отобразить все лики этого многогранного чувства – от нежной влюбленности до зрелых отношений, от губительной страсти до бескорыстной любви…

Удачлив и легок путь, если точка отправления верна. Этот сборник, первый из серии о вехах любви, посвящен пробуждению чувств – трепетному началу, определившему движение. У каждого из нас своя – сладкая или горькая – тайна взросления души. Очень разные, но всегда трогательные истории о первой любви расскажут вам произведения этой книги, вышедшие из-под пера полюбившихся авторов.

---

Сказала бы утром: Ваня, посмотри на меня – вот я вся перед тобой. Полюбился ты мне, мой единственный. Уедешь, но не забывай об этой ночи.

Он бы ее оттолкнул, обругал. Этого она и боялась. А если бы нет? Вдруг обнял бы еще крепче, чем прежде обнимал? Он бы, Итон, не оттолкнул, благодарен был бы за любовь к себе. Почему же отец должен думать иначе? А вдруг сейчас у него нет детей? Или есть неудачные, что-то с ними не то происходит? И отец не знает, за что ему такая мука, что он сделал не так, прогневав судьбу? И не вспомнит о безымянной девушке, отнявшей у него первенца, и не узнает сам про себя до конца своих дней самого главного.

Винить мать было легко. Самое расхожее дело – отыскивать грехи близких. У них все стыдные тайны напоказ. Вглядываясь в эти бедные тайны, облегчаешь собственную жизнь: ведь вот все почему, вот оно откуда!

Но пришел черед думать и о себе самом. Да! Это сочетание гордыни и трусости передалось ему от матери. Он и тусовался без дела не от лени, а из мелкого страшка вновь быть отвергнутым в своих притязаниях на более достойное место в жизни. Не поступил в институт – все, туда дорога закрыта. Отдался течению жизни, а попал в неподвижную зыбь. И был доволен. Больших целей перед собой не ставил, не умел. Бывало, спрашивал у себя: что делать-то? Не знаю. Что хотеть? Не знаю. Жить хотелось в покое и красоте и чтоб никто в душу не лез. Но что для этого надо сделать? Не знаю. Ему не хватало мужского совета или просто подзатыльника. Он не знал, что такое долг или тяжкая необходимость, руководствуясь до сих пор лишь понятиями «хочу – не хочу», как грудной младенец, с которого вовсе нет спроса. И матери какую-то художественную самодеятельность изображал, устраивая спектакль под названием «Достойная награда за материнский труд». Девушку любимую из-за этой дешевой игры не постыдился унизить.

Он вдруг представил себя ее глазами и взвыл от ужаса. Как он кичился своей честностью с ней. Своими крестьянскими корнями. Непониманием грязи городской жизни. Ромашковой своей душой. Только на это его и хватило. Выдумывал свою значимость, временное невезение, скрывая апатию и страх перед теми, от кого хоть что-то могло в его жизни зависеть. Убеждал сам себя, что вот-вот все изменится, он все перевернет в своей судьбе. Но лишь протухал день ото дня, пока вонь наружу не прорвалась.

И, как последний удар, трезвое осознание обрушило на него все детали прощальной встречи с Тошей: его пьяную деревенскую брань, обвинения ее в измене, пока он тут корячился. И все ручонками тыкал в новые обои, слезы и сопли по щекам растирал. Да и не гнала она его. Он же сам ушел. Дверью хлопнул. Потом стал ногами стучать, чтоб открыла. Она открыла. И он ключи швырнул ей в лицо и снова хлопнул. Ушел окончательно. Расквитался. Свободный навек.

Надо вернуться и все ей объяснить. Прощения попросить. А не простит – хоть вещи свои забрать. Паспорт у нее остался. Он теперь как бомж без паспорта. Даже домой не уедешь – билет не продадут.

Никуда «домой» он, конечно, не собирался. Надо было вымаливать прощение. Потом становиться самому на ноги. Стыд перед ней изживется со временем. Повторяться вчерашнее шоу не будет – раньше не пил и впредь ни к чему. Главное, чтоб сейчас поверила.

За окном темнело. Сколько времени прошло? Сутки? Двое? Надо бы телефон отыскать, позвонить. Она наверняка волнуется, найти его не может. Хорошо бы самому понять, куда попал. Тут – полный провал памяти, невосстановимый. Судя по решеткам за стеклами, делившим вечернее беззвездное небо на квадратики, этаж невысокий, хозяева защищаются от ворья. Чего ж тогда его приютили, незнакомого? Он точно никогда не бывал в этом доме, стопудово. Такую квартиру не забудешь: белизна, тусклый металл – уйма денег всажена. Он подошел к широкому подоконнику и обомлел: какое там – первый этаж! Как минимум, двадцатый. Асфальт блестел под дождиком, столичные рекламы переливались, машины выстраивались в светящуюся цепочку. Полная иллюзия праздничного довольства. Он отогнал нелепую мысль о вытрезвителе и тюрьме, как абсолютно несоответствующую интерьеру помещения. Тишина и ощутимая мертвенность жилища пугали – не хотелось почему-то находиться здесь в полном одиночестве. Для начала побрел освоенным уже путем – в сортир. Удивился его величине и заморской красе. Прополоскал рот мятным раствором.

Побрызгался туалетной водой. Отвернулся от своего жалкого отражения в сияющем во всю стену зеркале, отправился дальше на поиски живых. Не обнаружив никого на кухне, хотя свет там вовсю горел, постучался в закрытую дверь комнаты и распахнул ее.

– Есть тут кто живой? – бодро спросил у тишины.

И тут же зажегся мягкий свет.

В углу огромного дивана крючилось маленькое короткостриженое существо с круглыми безжизненными глазами экзотического зверька – лемура, что ли.

Паренек-девчоночка никакой инициативы не проявлял. Молча таращился.

– Ты кто? – шарахнулся Итон.

– Тебя Стас привел, – не в кассу выдало ничего не прояснившую информацию существо.

Голос, похоже, женский. Никакого Стаса он не знал. Зато умел играть по чужим правилам. А здесь, как видно, правилом было полное отсутствие здравого смысла. Поэтому выдал первое, что пришло в голову:

– Как отсюда в супермаркет пройти?

Обидевшись на перехлест абсурда, существо вдруг вполне здравомысляще объявило:

– Я – Ника.

– Тогда должна быть без головы, – возразил Итон, вспомнивший про статую богини-победительницы.

– Я – без, – поддержала ход беседы Ника и после продолжительной паузы сообщила: – Супермаркет по коридору налево.

С юмором, значит, Ника. Кухня у нее супермаркет. Все, выходит, слышит и понимает. Тормозит только маленько.

– А телефон где? – продолжил краеведческую разведку Итон.

– Скоро Он придет, – бесцветно сказала безголовая, глядя сквозь собеседника пустыми глазами.

На фоне монотонных ее интонаций местоимение Он наделено было неким особым значением.

– Вот чума! – восхитился про себя Итон. – Сидит в миллионерской квартирище, все ей по фигу, мысли одна об другую спотыкаются. Кого только в Москве не увидишь! В деревне бы у них считалась последним человеком – дурочкой, такую в свинарник не пустят за свиньями убирать, чтоб не случилось чего с животными. А тут – человек. И вполне возможно – хозяйка всего этого. «Он» – наверное, любовник ее богатый… Хотя кто с такой страшилой захочет, непонятно.

В общем, надо было срочно звонить и рвать когти из этого отстойного местечка. Он заглянул еще в одну комнату, где пока не был, телефона не нашел, хотя розетка имелась.

Ника что-то лепетала со своего дивана. Он понял, что про телефон, и спешно вернулся.

– Унес. Он унес, – на последнем издыхании вымолвила добрая собеседница. Слова давались ей с трудом. Но она очень старалась.

– Ладно, – согласился Итон, – и без телефона порядок. Я пойду, пора мне.

Зверек смотрел лемурьими очами, переваривая новую информацию. Вспомнился тут Итону анекдот про алкаша, хотевшего отлить и перепутавшего по пьяни надлежащий орган с воблой. Трясет он сушеной рыбиной и укоризненно вопрошает: «Ну что, ссать будем или глазки строить?!»

Итон расхохотался и пошел прочь от воблы этой безмозглой. Пусть сидит в темноте, как раньше, и пустоте строит глазки, а не нормальному человеку.

Но открыть стальную дверь ему не удалось. Нужны были ключи. Значит, снова придется объясняться с этой дурой. Вот будет о чем вспомнить! Вот попался-то! Кто ж это над ним такую шутку сыграл?

– Эй, слушай, где ключи, а? – взмолился он, страстно желая, чтобы она по-нормальному, как человек человеку, объяснила, как выйти отсюда.

Чуда не произошло.

– Тебя Стас привел, – повторила она самую первую свою фразу. Батарейки у нее явно садились, голос звучал тусклее и безжизненнее, чем прежде. Казалось, скоро она замолкнет навсегда.

– Это что, тюрьма? – запаниковал Итон.

– Это тюрьма, – эхом прозвучал ответ. Он даже ушам своим не поверил: слишком быстро она откликнулась.

– У Стаса были запасные ключи. Я у Него украла.

Она правда была молодец. Из последних сил старалась. Итону бы только терпением запастись – и все разъяснится.

– Стас тебя привел, – послышался приводящий в исступление рефрен. Но это явно была ключевая мысль, раз она за нее так уцепилась. – Не знал, куда тебя девать…

Спасибо благородному незнакомцу Стасу. Не бросил пьяного человека. Привел в дурдом, из которого нет выхода. Лучше бы на улице оставил.

– Ты долго спал.

И за констатацию этого факта спасибо. Не менее познавательная фраза, чем «Стас тебя привел».

Ладно, спешить, похоже, некуда. Глядишь, через час она из себя еще пару ключевых фраз выдавит.

Чудо-юдо по имени Ника задумалось действительно не на шутку. Итон чувствовал себя полностью опустошенным.