Максим Чертанов - Эйнштейн

• Название: Эйнштейн
• Автор: Максим Чертанов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-235-03773-1

Все знают, что Эйнштейн был великим физиком (хотя сейчас модно в этом сомневаться). О нем изданы прекрасные, хотя теперь уже чуточку устаревшие книги. Сам Эйнштейн не хотел, чтобы о нем знали что-то еще. Зачем же о нем пишут снова и снова? Почему не оставить его частную жизнь в покое? Увы, об этой жизни опубликовано столько оскорбительной лжи и в то же время существует столько глупых недомолвок, что пришла пора помочь читателю в этом хаосе разобраться. А ведь есть еще третья сторона жизни Эйнштейна, о которой у нас не известно практически ничего и которая, быть может против воли, вынудила его стать политиком вообще и сионистом в частности. Три стороны жизни ученого, три разных Эйнштейна в одном — такую книгу предлагает вниманию читателя автор.

знак информационной продукции 16 +

---

Внезапно космология Эйнштейна получила удар. У него, как мы помним, была набитая веществом Вселенная, которой не дает сжаться могущественная лямбда — антигравитация; у де Ситтера лямбда жила в пустой Вселенной, но в обоих случаях Вселенная не сжималась и не растягивалась. А советский математик А. А. Фридман доказал, что по уравнениям Эйнштейна расширение Вселенной неизбежно; он также написал о том, что мы сейчас называем «Большим взрывом»: когда-то Вселенная могла быть сжатой в точку (в сингулярность по-ученому), затем она из точки «доводит радиус свой до некоторого значения…». Сейчас мы находимся на стадии расширения. (Лямбду Фридман оставил: она ослабляет силы тяготения.) «Анналы физики» получили статью Фридмана в июне 1922 года, а в середине сентября Эйнштейн ответил, что Фридман ошибся и Вселенная стационарна. Не нравились ему всякие «начала», «взрывы», «прыжки»…

Лауэ писал ему: «По сведениям, полученным мной вчера и не вызывающим сомнений, в ноябре могут произойти события, при которых желательно Ваше присутствие в Европе в декабре. Подумайте, стоит ли Вам ехать в Японию». Эйнштейн наверняка намек понял, но находиться в Берлине боялся, и 8 октября они с Эльзой отплыли из Марселя в Порт-Саид; дальнейший маршрут: Коломбо, Сингапур, Гонконг, Шанхай, Кобе. Поездка была тщательно спланирована и финансировалась при поддержке японского правительства; уже на пароходе гостя сопровождали гид — художник Окамото — и японский врач. (Окамото вспоминал, как Эльза заботилась о диете мужа, запрещала ему курить, есть японскую еду и почему-то картошку.)

В Коломбо 28 октября их поразили рикши; Эйнштейн писал в дневнике, в какой ужас его привела поездка на живом человеке, но Эльза хотела ехать, а гид объяснил, что рикше надо зарабатывать. Писал, что в городе страшная бедность, но «жители создают впечатление, что их чудесный климат исключает необходимость думать о будущем более четверти часа». 2 ноября прибыли в Сингапур, там встречала еврейская община, которую предупредил Вейцман, удалось собрать немало денег на университет — обработали даже местного мультимиллионера Мейера, торговавшего опиумом. Пока плыли в Шанхай —11 ноября пришла телеграмма: Эйнштейн получил Нобелевскую премию. Решение было принято 9 ноября.

Выдвигали его Эренгафт, Лауэ, Наунин, Нордстрем, Варбург, Зоммерфельд и еще куча народа. Было ясно, что дальше его обходить нельзя — научная общественность не поймет. Но за что наградить? Комитет поручил шведскому оптику и физиологу Альвару Гульстранду подготовить доклад по теории относительности, а другому шведу, физику-теоретику Карлу Озеену, — по фотоэффекту. Гульстранд заявил, что ОТО не доказана, а Озеен сказал, что открытие фотоэффекта по «крутизне» сопоставимо с ОТО. Так и порешили: дать премию за 1921 год «за вклад в теоретическую физику и особенно за открытие закона фотоэффекта». А за 1922-й дали Бору — «за заслуги в исследовании строения атомов и излучения, испускаемого ими». Пайс: «Почему же Эйнштейн не получил Нобелевскую премию за теорию относительности? Как мне кажется, в основном из-за того, что на Академию очень уж давили, требуя присудить премию Эйнштейну… К несчастью, среди членов Академии не было никого, кто мог бы компетентно оценить содержание теории относительности. Предложение Озеена присудить премию Эйнштейну за фотоэффект, должно быть, было воспринято с облегчением Академией, оказавшейся меж двух огней». 10 ноября секретарь Шведской академии наук Аурвиллиус написал Эйнштейну, что его заслуги в разработке СТО и ОТО будут оценены когда-нибудь потом.

13 ноября — Шанхай; там консул Швеции официально подтвердил известие о премии. Китайцы Эйнштейну не понравились: «трудолюбивый, но грязный и отупелый народ… будет жаль, если китайцы вытеснят все остальные расы». (1922 год, письмо Эренфесту: «Может, лучше бы на свете остались одни китайцы…») С 17 ноября по 29 декабря пробыли в Японии. Там, как Эйнштейн писал Соловину, «было чудесно. Деликатные манеры, интерес ко всему, художественный вкус, интеллектуальная наивность в соединении со здравым смыслом. Изящный народ в живописной стране». Максу Борну: «красивая и радостная страна с деликатным и чувствительным народом». (Может, лучше бы на свете остались одни японцы?) В Кобе, Киото, Наре, Фукуоке его приветствовали толпы; на лекциях два часа внимательно слушали, не понимая ни слова, а потом еще два часа слушали переводчика (синхронного перевода не было). Тогда Эйнштейн стал сокращать лекции наполовину. Но японцы деликатно дали понять, что их это обижает. (Тем временем немецкий посол в Швеции пытался выяснить, гражданином какой страны является Эйнштейн: Академия наук считала его немцем, министерство иностранных дел — швейцарцем.)

29 декабря советская Академия наук по рекомендации Иоффе, П. П. Лазарева и В. А. Стеклова избрала Эйнштейна членом-корреспондентом. Сам он в этот день садился на пароход в Модзи. Он направлялся в Палестину.

Глава девятая КОТ В МЕШКЕ

1 февраля 1923 года в Порт-Саиде чета Эйнштейн пересела на поезд и 2-го была уже в Тель-Авиве. Встречал представитель британской администрации полковник Фредерик Киш (впоследствии ставший сионистом). Из дневника Эйнштейна: «Путь сначала по равнине с очень скудной растительностью, через арабские деревни, сменяющиеся еврейскими колониями, оливы, кактусы, апельсиновые деревья. На боковой станции недалеко от Иерусалима нас встретили Усышкин, Мосинзон и некоторые другие из наших. Поездка мимо колоний через чудесную долину вверх к Иерусалиму». Там встретили еще несколько известных людей «из наших», познакомились с Верховным комиссаром Палестины Гербертом Сэмюэлом: «Высокое, разностороннее образование. Высокое жизненное кредо, смягченное юмором». Поселились в апартаментах Сэмюэла; им воздавали почти королевские почести. Англоязычная газета «Пэлестайн уикли», 9 февраля: «Палестина принимала многих великих людей, но на этой неделе у нас происходит самое важное событие — сегодня в стенах Иерусалима находится величайший ученый современности…» Для поездок по стране получили гида — Шломо Гинцберга, сына писателя Ахад ха-Ама (Ушера Гинцберга).

Дневник, 3 февраля: «С сэром Гербертом Сэмюэлом пешком в город (шаббат!), по пути мимо городской стены к живописным старым воротам… Далее с Гинцбергом в городе. Через базарные улицы и прочие узкие переулки к большой мечети на великолепной широкой возвышенной площади, где стоял храм Соломона… Затем спускаемся вниз к стене храма (Стене Плача), где наши недалекие собратья громко молятся, лицом к стене, качаясь взад-вперед всем корпусом. Жалкое зрелище людей с прошлым без настоящего. Затем по диагонали через город (очень грязный), который кишит разнообразными святыми и разными народами, шумный и восточно-чужой. Роскошная прогулка по доступной части стены, затем — к Гинцбергу — Руппину[24], на обед с милыми и серьезными разговорами… Посещение бухарского еврейского квартала (Иерусалима) и мрачной синагоги, где верующие грязные евреи, молясь, ожидают конца шаббата. В гостях у Бергмана[25], серьезного пражского святого, который создает библиотеку при недостатке места и денег…» 4 февраля осмотрели руины Иерихона, затем: «…поездка по широкой Иорданской долине до Иорданского моста по ужасной слякоти, где мы видим великолепных бедуинов… Незабываемо роскошный день; неповторимое волшебство этой строгой монументальной природы с ее темными, элегантными арабскими сынами в тряпье». 5 февраля в Иерусалиме посетили пустырь, где заложили новый квартал Бейт-ха-Керем, и Национальную библиотеку. Газета «Гаарец»: «Когда гость вошел, все посетители встали из уважения к нему… Профессор Эйнштейн попросил, чтобы ему собрали сведения о состоянии библиотеки, и пообещал употребить свое влияние с целью собрать деньги для переправки в Иерусалим книг, собранных для библиотеки за границей».

6 февраля посетил еврейскую художественную школу, 7-го выступил с лекцией в школе Лемеля (новаторской): «До сих пор я всегда находил в еврейской душе нечто достойное сожаления: забвение своего собственного народа, чуть ли не забвение того, что этот народ все-таки существует. Сегодня вы доставили мне огромную радость тем, что учитесь познавать самих себя и заставляете других признать вашу силу. Наступает великая эпоха — эпоха освобождения еврейского духа. И освобождение станет возможным благодаря сионистскому движению, которое является духовным движением, и никто в мире не в состоянии его уничтожить». В тот же день на горе Скопус в здании, предназначенном для Еврейского университета, читал лекцию о теории относительности: кое-как пробормотал полстраницы на иврите, извинился и продолжил по-французски. Газета «Доар ха-Йом»: «Не следует ли нам рассматривать это как знак, поданный с Небес?.. Его голос будет подобен шофару[26], и все евреи и все не-евреи в мире услышат его великий голос… его слова — это слова живого Бога». Мэр Тель-Авива Меир Дизенгоф: «Признаюсь без стыда, что я не вполне уяснил себе систему Эйнштейна и поэтому постесняюсь объяснять вам, в чем состоит его величие. Из всей его лекции я понял только одну вещь — что эта большущая аудитория не поняла ничего».