Максим Чертанов - Эйнштейн

• Название: Эйнштейн
• Автор: Максим Чертанов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-235-03773-1

Все знают, что Эйнштейн был великим физиком (хотя сейчас модно в этом сомневаться). О нем изданы прекрасные, хотя теперь уже чуточку устаревшие книги. Сам Эйнштейн не хотел, чтобы о нем знали что-то еще. Зачем же о нем пишут снова и снова? Почему не оставить его частную жизнь в покое? Увы, об этой жизни опубликовано столько оскорбительной лжи и в то же время существует столько глупых недомолвок, что пришла пора помочь читателю в этом хаосе разобраться. А ведь есть еще третья сторона жизни Эйнштейна, о которой у нас не известно практически ничего и которая, быть может против воли, вынудила его стать политиком вообще и сионистом в частности. Три стороны жизни ученого, три разных Эйнштейна в одном — такую книгу предлагает вниманию читателя автор.

знак информационной продукции 16 +

---

В Лейдене готовились к приезду Эйнштейна, выбили роскошный гонорар, Эйнштейн написал вступительную лекцию, как вдруг голландский министр образования де Виссер получил от генпрокурора уведомление: «Доктор Эйзенштейн намерен прибыть из Германии с фальшивым паспортом, с целью большевистской пропаганды». Прилагался секретный военный меморандум, где говорилось, что «доктор Эйнштейн» (не Эйзенштейн) «и графиня Ольга фон Хаген… жили в Брюсселе… где д-р Эйнштейн неоднократно пытался спровоцировать революцию, а Ольга фон Хаген писала под псевдонимом „Красная графиня“». Долго разбирались в Эйнштейнах и Эйзенштейнах, выяснили, что опять спутали Альберта с Карлом. Ладно, но вдруг и этот тоже коммунист, может, все Эйнштейны такие? Камерлинг-Оннес встретился с де Виссером и поклялся ему, что Эйнштейн «считает коммунизм глупостью». 4 мая Эйнштейн выехал из Берлина — на границе конфисковали две скрипки, которые он вез в подарок Эренфесту. Эльза — мужу: «Ах ты мой дурачок, такой умный и беспомощный, как дитя!» Сообщала, что хлопочет о прибавке ему зарплаты, и просила «положить конец всем этим глупым разговорам о тебе как о революционере, из-за которых тебе не дают Нобелевскую премию».

5 мая в Лейдене он прочел лекцию, которая всех удивила: «Общая теория относительности наделяет пространство физическими свойствами; таким образом, эфир существует». Эфир! С ума он сошел, что ли? «Но нельзя представлять себе этот эфир состоящим из частей, к которым применимо понятие движения…» В 1922-м он выразился точнее: «Эфир следовало бы заменить определенными пространственными структурами. Новый эфир — это вовсе не некое вещество, перетекающее в пространстве». Он имел в виду, что пространство — это не «ничего», у него есть свойства, и оно должно поэтому как-то называться, почему бы не эфиром? Но его формулировку все отвергли.

Жил он у Эренфеста, чувствовал себя как дома, даже Эльзе писал редко (или закрутился, или, возможно, его оскорбило ее письмо, цитированное выше). К Илзе, 27 мая: «Я свинья, не отвечал на твои письма и писал маме так мало… но ты — ты моя дорогая, моя безукоризненная обезьянка, ты сама это знаешь…».

В мае Эйнштейн подписал обращение немецких ученых в поддержку республиканской конституции, боялись они не зря: на парламентских выборах 6 июня стало видно, как в голодной обозленной стране все меняется к худшему. СДПГ получила 21,92 процента голосов (было 37,86), ДПГ (партия, за которую опять голосовал Эйнштейн) — 8,28 (было 18,56). Зато правые (Германская национальная народная партия) и крайне левые (Независимая социал-демократическая партия) прибавили примерно по 10 процентов: общество поляризовалось. 13 июня он поехал с лекциями по ОТО в Норвегию и Данию, взяв с собой Илзе (якобы он нуждался в секретаре). 24-го в Копенгагене — вторая встреча с Бором. По возвращении, 1 июля, он вместе с другими членами Берлинской академии наук был приведен к присяге на верность Конституции и по закону стал считаться гражданином Германии (сам он этого не признавал). В том же месяце Гитлер был избран председателем НСДАП.

Ученых, подозреваемых в пацифизме или недостаточном патриотизме, запугивали физически: Хельмут фон Герлах бежал из Берлина из-за угрозы убийством, Эмиль Гумбель был избит до полусмерти. Эйнштейна физически не трогали, но 6 августа правый публицист Пол Вейланд в националистической «Теглихе рундшау» обвинил его в плагиате и совместно с физиком Эрнстом Герке анонсировал 20 лекций «Сообщества немецких естествоиспытателей за сохранение чистой науки» по «антиотносительности» в Берлинской филармонии. 24 августа на первой из таких лекций Вейланд заявил, что теория относительности — чушь, и сослался на нобелевского лауреата Филиппа Ленарда (1862–1947, автор выдающихся работ в области физики твердого тела, был монархистом, из ненависти к Веймарской республике стал антисемитом; верил в эфир, отвергал все новые веяния, включая и кванты). Герке же заявил, что теория относительности — «массовый гипноз», а ее автор — «ищущая популярности собака», «плагиатор», «шарлатан» и «дадаист»[23].

Эйнштейн присутствовал на этом мероприятии. И физическая смелость у него была, и моральная. Дарвин бы умер от страха, не пошел. А этот сходил — и обошлось. Не избили. Он ответил 27 августа в «Берлинер тагеблатт»: «Я хорошо знаю, что оба выступавших не достойны ответа от меня, потому что у меня есть серьезное основание полагать, что вовсе не борьба за научную истину ими руководит. (Вот если б я был немецким националистом со свастикой или без, а не евреем, либералом и космополистом, тогда…) Я отвечаю только потому, что действующие из лучших побуждений друзья убедили меня. Во-первых, сегодня, насколько мне известно, среди ученых, внесших существенные вклады в теоретическую физику, нет ни одного, кто не признал бы, что теория относительности полностью логична и подтверждена экспериментальными фактами… (Назвал Лоренца, Планка, еще десяток светил. — М. Ч.) Среди убежденных противников релятивистской теории я знаю из физиков мирового уровня только Ленарда… Я восхищаюсь Ленардом — мастером экспериментальной физики; в теоретической физике он, однако, ничего не совершил, и его возражения против общей теории относительности настолько поверхностны, что до сих пор я не считал необходимым отвечать на них».

Выступлением Вейланда и особенно Герке возмутились многие дома и за границей; телеграммы в поддержку Эйнштейна слали не только члены «Нового Отечества» и «Общества феминисток», но и священники, студенты, профессора, графини, театральные режиссеры. (Добрые люди слали телеграммы, но ничего не пытались делать, чтобы защищаться от злых.) Эренфест вновь звал в Лейден; в Берлине заговорили, что Эйнштейн уезжает. Габер и Планк умоляли остаться. 6 сентября министр культуры Хениш от лица нации принес письменные извинения; Эйнштейн отвечал, что уезжать пока не собирается. Друзья, надо заметить, осудили и его ответ Вейланду и Герке. Эренфест: «Мы с женой поверить не можем, что Вам принадлежат некоторые фразы в той статье…» Он писал, что надо не рыпаться, молчать, а если отвечать, то евреям будет только хуже. Эйнштейн ответил ему, что в ответ на оскорбления следует защищаться. Макс Борн тоже его отругал, после чего он, видимо, на какой-то миг и сам поверил, что надо помалкивать. 9 сентября, Борну: «Все мы время от времени приносим жертвы на алтарь глупости… что я и сделал, написав эту статью». Президент Немецкого физического общества Арнольд Зоммерфельд уговаривал помириться с Ленардом. (Эйнштейн не был с ним знаком.) Случай представится скоро: на конференции «Общества немецких естествоиспытателей и любителей искусств» в Бад-Наугейме.

В сентябре он с Эльзой отправился в лекционное турне: сперва в Киль на Осеннюю неделю искусств и наук, где познакомился с бизнесменом и меценатом Германом Аншютц-Кемпфе, затем в Бад-Наугейм. 23 сентября — в день дискуссии по ОТО — здание, где проводилась конференция, окружили вооруженные полицейские: боялись «провокаций». Планк открыл дискуссию и предоставил слово Ленарду как самому старшему. Тот говорил об эфире и утверждал, что установленный астрономами факт отклонения лучей света в гравитационном поле ничего не доказывает. Потом выступили в защиту ОТО Герман Вейль, Густав Ми и Макс фон Лауэ. Вышел Эйнштейн. «Берлинер тагеблатт»: «Публика оживилась. Взгляды устремлены на обоих противников, как будто происходит турнир. Ленард не слаб, но Эйнштейн парирует превосходно». Потом Планк открыл прения, выступили семь физиков, все — в пользу Эйнштейна. Когда все кончилось, Эйнштейн попросил Ленарда о приватном разговоре, но тот отказал. Макс Борн: «На физической секции Филипп Ленард выступил с резкими, злыми нападками, с неприкрытой антисемитской тенденцией против Эйнштейна. Эйнштейн хотел было резко ему ответить, но я сдержал его. Он сожалел, что его тогда охватило волнение и он утратил чувство юмора. С этого времени Ленард занялся систематической травлей Эйнштейна». В 1938 году Ленард писал: «Я воспринимал этого еврея, согласно принятой тогда точке зрения, как человека арийской расы, и это была ошибка».

Эльза из-за всего этого получила микроинсульт, ее положили в больницу Штутгарта, где ее муж также выступил с лекцией, потом (врачи сказали, что состояние жены неопасно и ее лучше оставить в покое) поехал на юг Германии в Бенцинген и провел несколько дней с сыновьями. Писал Эльзе, что мальчики «развиваются великолепно», но признался, что ему было тяжело их видеть: «у них такие большие толстые руки» и «несмотря на весь их интеллект в них есть что-то неуловимо животное». Однако он возобновил осаду Милевы, чтобы она переехала с детьми в Германию или хотя бы отдала Ганса, — он рекомендует ему Политехническую школу в Дармштадте. Сын ответил, что бросать свою школу и мать не хочет и никуда не поедет.

В Лейдене наконец поверили, что Эйнштейн не коммунист, и утвердили на должность приглашенного профессора; он пробыл там две недели с 21 октября и навестил могилу Спинозы. Должна была вот-вот выйти книга Мошковского; сам Эйнштейн по этому поводу нимало не беспокоился, но Макс и Хедвига Борн пришли в ужас. Хедвига — Эйнштейну: «Этот человек не имеет никакого понятия о сути Вашего персонажа… будь у него хоть проблеск уважения и любви к Вам, он не написал бы это. Если Вы позволите этой книге выйти, разразится новая, ужасная клеветническая кампания, и не только в Германии… Бесполезно будет оправдываться, что Вы дали разрешение из слабости, из добродушия. Никто не поверит. Останется лишь факт, что Вы дали разрешение одному из самых презренных немецких писателей для записи своих разговоров… Для всех, кроме 4–5 Ваших друзей, эта книга будет Вашим моральным смертным приговором». Макс Борн — Эйнштейну: «Умоляю, делайте, как я говорю. В противном случае — прощай, Эйнштейн! Ваши еврейские „друзья“ добьются того, что не смогли сделать антисемитские банды. Вы не понимаете. В таких вещах Вы дитя. Мы Вас любим, и Вам стоит прислушаться к мнению здравомыслящих людей, но никак не Вашей жены».