Владимир Рынкевич - Наука умирать

• Название: Наука умирать
• Автор: Владимир Рынкевич
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзиткнига
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-027121-2, 5-271-10542-3, 5-9578-1320-6

Новый роман современного писателя Владимира Рынкевича посвящён одному из самых ярких деятелей Белого Движения, генерал-лейтенанту С. Л. Маркову (1878—1918).

---

   — Если вы так любопытствуете, господин поручик, то знайте: я хочу уйти к мирной жизни, и я это сделаю без объяснения с генералом Марковым, в которого вы влюблены.

Савёлов отдал честь, повернулся кругом и зашагал от приятеля.

Мушкаев усмехнулся, удивляясь и сочувствуя прапорщику — погибнет. Не понимает, что у русского офицера сегодня одна дорога — та, по которой идёт Добровольческая армия.

В субботу на станичной площади была выстроена вся бригада. Деникин подъехал по корниловской традиции со знаменем, в сопровождении штаба. Приняв доклад Маркова, он объехал строй и, остановившись перед фронтом, произнёс краткую речь:

   — Земной поклон вам, русские чудо-богатыри! Вы совершили один из величайших походов Русской армии. Родина не забудет вас! Борьба, которую начала наша Добровольческая армия, борьба за освобождение Родины, получает своё развитие и расширяется. Армия показала пример. На Дону вспыхнуло большое восстание, и мы скоро выступим на помощь донским казакам.

Затем — настоящий парад. Проходили церемониальным маршем мимо командующего, стоявшего рядом со знаменем.

Вербное воскресенье началось заутреней в большой Успенской церкви, заполненной офицерами, станичниками, ранеными. Колыхались и гнулись язычки пламени свечей, покачивались серые облачка в толпе молящихся — пушистых вербных букетиков. Священник читал что-то из Евангелия: «…И когда вошёл Он в Иерусалим, весь город пришёл в движение и говорил: кто Сей? Народ же говорил: Сей есть Иисус, Пророк из Назарета Галилейского. И вошёл Иисус в храм Божий...»

В этот момент в храм вошёл Деникин в сопровождении генералов. Все в мундирах с орденами. Для них — почётное место у аналоя.

Мушкаев и Дыминков стояли рядом.

   — Ему бы священником быть, а не командующим, — шепнул Мушкаев.

   — Чего это ты его так невзлюбил?

   — Мог бы Маркова заместителем назначить.

   — Если бы Марков был заместителем, то все бы увидели, что он и есть настоящий командующий.

   — Господа, помолчите в Божьем храме, — остановили их соседи.

Но друзья не могли долго молчать. Мушкаев заметил в толпе свою подругу и показал Леонтию.

   — Хороша рыженькая. У меня такая была, — одобрил тот.

   — А в Медведовской у меня была брюнеточка. Анюта...

   — Господа, потише...

Дьякон старательно вёл тропарь: «Величаем Тя, живодавче Христе-е. Осанна в высних, и мы Тебе вопием благословен Грядый во имя Господне-е...»

А после полудня — в поход. Направление — на север. Значит, к железной дороге Тихорецкая—Царицын. Значит, на Дон. Значит, в бой.

Ехали на повозках. Пока продолжался солнечный день и двигались по наезженной дороге, хорошо было среди зелёной степи. Пели, разговаривали, шутили: «Четвёртый раз будем железку пересекать. Большевики по железным дорогам — вдоль, а мы — поперёк».

К вечеру свернули на просёлок, а там и на целину. Когда стемнело, увидели впереди пожар, и Марков приказал спешиться. Офицерский полк справа обошёл горящий хутор, двинулся дальше, на рассвете перешли железную дорогу, тут началось... Гирлянды вспышек пересекли степь, бахнули винтовки, затукали пулемёты. Эхо выстрелов раскатывалось под чистым утренним небом. За окопами красных — небольшое селение: хутор Горькая Балка. Сзади, на железной дороге показался бронепоезд, и загремели пушки. Снаряды пятнали степь чёрными языками, пока не причиняя вреда цепям Офицерского полка. Положение, однако, представлялось тяжёлым — окружены.

Генерал Марков так не думал. Батарею Миончинского выставил против бронепоезда. Несколько выстрелов — и он на большой скорости двинулся на восток. Красные окопы можно взять быстрой атакой, от них совсем близко: шагов 400. Вскоре Горькая Балка была захвачена.

Кубанские казаки верхами гнали пленных — человек 50. Те, как обычно, расхристанные, с опущенными головами, некоторые босиком, многие — раненые. Среди пленных не только красногвардейцы, одетые во что попало, но и казаки в гимнастёрках, в сапогах. Мушкаев, расслабленный любовью и церковной службой, уставший после похода и боя, напомнил:

   — Господа, что это они? Приказано же с пленными по-другому.

Офицеры отдыхали, покуривая, на брёвнышке у дороги. Капитан Бахманов, только что вытиравший после боя окровавленный штык, спросил возмущённо:

   — Это ж как по-новому? Отпускать, что ли?

   — Кто раскаялся — брать на службу в обоз. Генерал Марков даже отпустил одного матроса.

От кубанцев, конвоирующих пленных, исходил смертельный холод ненависти. Их командир, смуглолицый усатый сотник, прикрикнул обречённым:

   — Вон к той канавке. Там ваша подружка уже прилегла — вас дожидается.

   — Господа офицеры, — вдруг по-командирски сказал Бахманов, бросив окурок и поднимаясь, — как старший по званию здесь, предлагаю всем принять участие в казни предателей России. Вам, поручик Мушкаев, обязательно, а то вы никак не забудете свою службу у красных.

   — Но, господин капитан, указание генерала Маркова...

   — Вот он и сам едет, — сказал кто-то из офицеров.

В Горькую Балку в сопровождении своего штаба въезжал командир бригады. Офицеры поднялись, отдали честь. Генерал приветствовал их:

   — Здравствуйте, друзья! Спасибо за отличную атаку. Отдыхайте.

Он обычно избегал встреч с пленными и сцен расправы, но здесь ему пересекли дорогу. Сотник доложил.

   — Куда вы их? — спросил Марков.

   — До той канавы, ваше превосходительство. Они вот, офицеры ваши, говорят, что пусть раскаются. А мы так не можем, потому что наших казаков порубили.

Марков махнул рукой и поскакал в объезд пленных и конвойных.

   — На Святой неделе братьев своих казните! Грех принимаете!.. — закричал, едва он отъехал, один из пленных казаков, завыл дурным голосом.

   — Какой ты мне «свой»!

   — Казак я из Медведовской, Авдей Самошкин. Большаки меня обманом заманили!..

   — Рубил наших нынче? — спросил его сотник, затем обратился ко всей толпе: — Рубил он наших казаков на разъезде? Эй, вы! Красные! Перед смертью грех врать.

   — Все рубили, — угрюмо сказал пленный красногвардеец, — и энтот казак. Ещё поболе других.

   — Господа офицеры, поднялись и пошли. Поможем казакам, — приказывал Бахманов. — Вы, Мушкаев, рядом со мной. Расскажите, сотник, с вашими как они расправились?

   — Пришёл ночью наш разъезд — 8 казаков. Вот в этот дом. Хозяйка приняла, блинами накормила, а сынка на тот конец хутора к комиссарам послала. Вот эти... их мать, пришли, окружили, захватили и порубили шашками. Мученическую смерть приняли наши братья. Баба-то уже там лежит в канаве.

   — Как узнали? — спросил Мушкаев.

Только теперь он понял, что тёмная куча, выглядывающая краем из канавы, — это труп женщины.

   — Следующий разъезд я вёл, — рассказал сотник. — По-хитрому. Как знали — зашли в этот же дом. А в разъезд я приказал идти без погон, и бабе этой сказали, что за большевиков. Ну, она начала хвалиться, как наших продала. Вот и лежит.

Эти пленные почти не кричали, не молили о пощаде. Только Самошкин выл по-собачьи до самой пули, которую послал ему в сердце Мушкаев, — за его выстрелом внимательно наблюдал капитан Бахманов.

Марков слышал резкую трескотню винтовок за спиной. Когда расстреливают, звук выстрела совсем другой, не тот, что в бою, а холодно-жестокий, палачевский. Но его офицеры — не палачи. Они убивают тех, кто завтра убил бы их.

Подъехал к дому, возле которого стояла охрана и толпились солдаты-кубанцы и офицеры, — здесь штаб командира полка генерала Боровского. Тот сидел в горнице с открытыми окнами, за которыми — тёплое небо с весёлыми облачками. Стол завален картами. Вокруг — штабные офицеры. У него большой штаб, не тот, что был, когда Марков командовал полком. Вернее, тогда вообще не было штаба — только Степаныч да Гаврилыч. В такой войне чужие советы не нужны. Иди сам — и всё увидишь, всё правильно решишь.

   — Выбираете, какая подходит для дальнейшего похода? — спросил Марков, кивнув на стол с картами. — Поняли, куда идём?

   — Поняли, Сергей Леонидович. Вот штабные и склеивают.

   — Знакомые места. Лежанка, Егорлыцкая... Отсюда начинали.

   — Помню вашу замечательную атаку под Лежанкой — ровным шагом, без выстрела с винтовками наперевес...

   — Вспоминать рано, Александр Александрович. Надо продолжать. Не то что до Москвы — до Дона ещё далеко. Чтобы скорее ваш штаб подклеил карту с Доном, отдыхать сегодня не будем. Готовьте полк к маршу. Направление: станица Плоская—Лежанка. Я еду к кубанцам.

Боровский вышел проводить.

   — Отойдёмте в сторонку, к огородам, — предложил Марков. — Не секрет, но тема сложная. Сегодня ваши офицеры расстреляли пленных, а на военном совете Антон Иванович предложил по-новому действовать. Вы объявляли офицерам?