Владимир Рынкевич - Наука умирать

• Название: Наука умирать
• Автор: Владимир Рынкевич
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзиткнига
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-027121-2, 5-271-10542-3, 5-9578-1320-6

Новый роман современного писателя Владимира Рынкевича посвящён одному из самых ярких деятелей Белого Движения, генерал-лейтенанту С. Л. Маркову (1878—1918).

---

В кабинете латыш сидел за столом, его бойцы стояли по бокам, а Ольга и матрос остановились у двери и наперебой доказывали в паузах между пушечными выстрелами, что в документе всё указано: она сопровождает бывших офицеров после лечения в госпитале к месту жительства. По договорённости корниловцы передают в станице Елизаветинской двоих пленных большевиков.

   — Сам Автономов подписал! — горячо говорила Ольга.

   — Автономия — есть контрреволюция, — грозно возразил комендант. — За это расстрелять. Я имею право приводить приговор в исполнение.

   — Не автономия, а Автономов! Командующий Юго-Восточной революционной армией. За невыполнение его приказа — расстрел без всякого приговора, — заявил матрос вполне спокойно и сдвинул бескозырку на затылок.

   — Кто к кадетам идёт — расстрел, — комендант теперь обратился к своим помощникам. — Кто не пускает, опять расстрел? Так я говорила, товарищи?

   — К белым, конечно, контра переходит, — сказал один.

   — А с другого боку приказ Автономова, — сказал другой.

   — Автономия, Автономов, — пробормотал комендант и наконец решил.— Берите белый флаг и надо везти своих раненых.

   — Это уж я сама устрою, — сказала успокоившаяся Ольга. — После боя. К вечеру.

Матрос, не прощаясь с Ольгой, быстро зашагал к своему бронепоезду. С подножки первой боевой платформы ему кричал командир — Олег Руденко:

   — Бегом, Ярощук! Выходим на позицию кадетов бить! Сдал эту бабу коменданту? Пустит он её к белым или шлёпнет?

   — Самого, твою мать, чуть не шлёпнули...

По бригаде Маркова из пушек и пулемётов били два бронепоезда. Они не выехали на открытое пространство, а стояли у станции, скрытые густыми посадками, и не дымили. Били поочерёдно гранатами и шрапнелью, особенно стараясь поразить батарею, стоящую на открытой позиции. Спасало лишь то, что лошади и орудия развезли грязь на казавшейся сухой полянке, и гранаты, падавшие в глубокое месиво, не разрывались. Но от шрапнели жертв была достаточно. Ларионов таскал раненых в кусты, к передкам.

Бригада Маркова пряталась от огня за железнодорожной насыпью. Сам генерал был здесь же. Он пробрался по кустам к батарее и обрушился на Миончинского:

   — Почему не бьёшь по бронепоездам, твою мать? Я не могу поднять людей на пулемёты и орудия, а ты спишь... так тебя!..

   — У меня нет снарядов на пристрелку. Я не вижу бронепоездов и не могу бить прямой наводкой. Они даже дымить перестали. У меня осталось столько снарядов, что я могу бить только наверняка.

Станция ожила, зашевелилась. На поле из-за станционных построек и посадок появились цепи серых шинелей. Марков опять был среди своих офицеров за насыпью. До наступающих красных оставалось шагов 600. Были слышны выкрики «Бей кадетов!» и матерная брань.

   — Перебежками по одному! — скомандовал Марков... — Вперёд!

Некоторые выполнили команду, другие лежали, будто её и не слышали. Возмущённо кричали командиры рот, но ничего не менялось. Пулемёты и винтовки красных били непрерывно и прицельно. Не прерывался и поток раненых, переправляемых в тыл. Среди тех, кто пытался начать атаку и бежал вперёд за насыпь, к речонке Шелш, тоже стонали раненые. Появилась медсестра Маруся. Она смело перелезла через насыпь и, пригибаясь, побежала вперёд — надо же помочь тем, кто лежит там, на поле, истекая кровью. Вскоре она исчезла из виду. Думали, что погибла.

Красные цепи залегли. Бой затягивался.

Передали приказ:

   — Генерала Маркова к командующему!

Марков поднялся и, почти не пригибаясь под пулями, быстро шагал туда, где висело в безветрии трёхцветное знамя. Палящее солнце высвечивало неформенную зеленовато-грязную куртку генерала.

   — Который час, Сергей Леонидович? — спросил Корнилов прибывшего Маркова, сверкая диким азиатским взглядом.

   — Два часа пополудни, ваше превосходительство.

   — Я просил вас о ночном налёте, а вы закатили мне дневной бой. Хаджиев, собирайте конвой. Едем во вторую бригаду.

И больше не взглянул на Маркова.

Первый выговор за весь поход. Несправедливый выговор. Сам же всё видел, всё знает: бригада численностью менее двух тысяч наступает на пятитысячный гарнизон красных, поддерживаемый двумя бронепоездами. Бригада погнала бы красных, если б не тонула в грязи на дорогах и в степи. Если б снарядов у Миончинского было достаточно.

Не столько с обидой, сколько с удивлением смотрел Марков вслед командующему, пытаясь понять, что же произошло в мире, если даже Корнилов вдруг так изменился. Может быть, несбывшиеся ожидания? Вместо марша-прогулки к Екатеринодару такой тяжёлый бой? В Офицерском полку почти 150 убитых и раневых.

Сидели с Тимановским за насыпью. Тот достал бутылочку с пробкой-стаканчиком, осторожно, как лекарство, налил коньяк, распространяя аромат исчезнувшего прошлого. Марков выпил, вздохнул успокоенно, спросил:

   — Что с Деникиным? Мне сказали — заболел.

Тимановский тоже выпил, спрятал бутылочку, достал трубку, закурил, взглянул на командира изучающее, как доктор.

   — Чего смотришь, Степаныч? Я здоров.

   — У меня был Гаврилыч. Его Деникин приглашал, чтобы он его осмотрел и нашёл болезнь. Гаврилыч нашёл бронхит. Антон Иванович знает, кто у нас Родичев, и объяснил ему, что лучше болеть, чем ссориться с Корниловым. У того какой-то свой план наступления.

   — Хороший коньячок. Не забывают нас союзники. Давай свой план наступления рисовать. По-моему, только Миончинский поможет.

   — Точно, Сергей Леонидович.

Под огнём, перебежками пробрались к батарее. Остановились шагах в ста от командного пункта Миончинского. К орудиям лучше близко не подходить — красные бьют прицельно. Спасает грязь — снаряды не взрываются, но шрапнель многих выкосила.

Миончинский по обыкновению был спокоен, только скашивал взгляд, если разрыв гремел слишком близко.

   — Дмитрий Тимофеевич, — уговаривал Марков, — возьмём станцию — там склад снарядов. В тех низких серых строениях. А сейчас не жалей снаряды.

   — Чтобы не жалеть снаряды, надо бить наверняка. Это значит — прямая наводка.

   — Выходи на прямую и бей. Только бей по поездам, а не по зданиям. Иначе без снарядов останешься.

Миончинский скомандовал: «Расчёты на колеса! Выезжаем на прямую наводку. Вперёд!..» Мешала грязь, но помогал заметный наклон местности в сторону станции. Через несколько минут артиллеристы на руках докатили пушки до удобного места, с которого открывался вид на красные бронепоезда, стоявшие в посадках на окраине Станции.

   — Гранатой! — командовал подполковник. — Первое и второе — по правому, третье и четвёртое — по левому! Прицел 22!..

Первый разрыв вздыбил насыпь, осыпая землёй сталь переднего бронепоезда, с которого строчили пулемёты. Удачные были и следующие выстрелы. Платформы дымились, огонь орудий правого бронепоезда прекратился. Марков и Тимановский наблюдали в бинокли. Вдруг очередной выстрел, и... оглушительный грохот сотряс землю, Высокий столб чёрного дыма, прорезанный лезвиями пламени, поднялся над низким пристанционным строением.

   — Эх, твою мать! — выругался Марков, опуская бинокль. — Куда же он стрелял? Я же предупреждал — там склад снарядов.

Но ещё не затихли отголоски этого взрыва, а окраина станции вдруг заполнилась бегущими красными. Оба бронепоезда задымили и тронулись к станции. Второй шёл медленнее — наверное, выстрелами повредили паровоз. Услышалось отдалённое офицерское «Ура!» слева, со стороны станицы — Корнилов бросил в наступление 2-ю бригаду.

   — Командуй в атаку, Степаныч, — сказал Марков. — Бой выигран.

На станции бронепоезда встречал комендант со своими помощниками. Он рвался уехать на «Коммунисте». Из штабного вагона вышел Руденко с забинтованной головой — выстрелом сбило с ног, и он ударился о стальную стенку.

   — Санитарный вагон с ранеными цепляй к моему бронепоезду, — сказал он коменданту, — ас тобой разберёмся. Веди к телефону.

В комнате коменданта сидела Маруся в косынке сестры милосердия и в шинели без погон.

   — Бежаль от белых, — объяснил комендант. — Я уже ничего не понималь. Один сестра — к белым, другой — от белых.

Руденко и его матросы с любопытством рассматривали женщину.

   — Сама сбежала или наши взяли? — спросил командир.

   — Ушла от них. Вроде за ранеными. Цепи залегли, я поползла к вашим и раненым помогала.

Совсем близко застрочил пулемёт. Мимо окон комендатуры бежали отступающие красногвардейцы.

   — Командир, давай за телефон скорей, — заволновались матросы.

   — Линьков им из своих пулемётов в борт ударит. Давай связь, комендант. А ты, перебежчица, как тебя? Маруся? Расскажи, что там. Много ваших побили?

   — Много. Раненых не успевали выносить. Вы сказали: Ливнков. Он здесь? Он меня знает.