Владимир Рынкевич - Наука умирать

• Название: Наука умирать
• Автор: Владимир Рынкевич
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзиткнига
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-027121-2, 5-271-10542-3, 5-9578-1320-6

Новый роман современного писателя Владимира Рынкевича посвящён одному из самых ярких деятелей Белого Движения, генерал-лейтенанту С. Л. Маркову (1878—1918).

---

Плохо выбрит, одет, как все: шинель, старая солдатская бескозырка, галифе, изношенные сапоги. Документы... Документов два вида: свои собственные, выданные ещё в Ростове штабом красного Южного фронта, и, на всякий случай, солдатская книжка некоего рядового Тимошкина, пробирающегося из Тифлисского госпиталя домой в Смоленскую губернию. Документы имеются, да вот нет ещё решения, куда идти с ними, и с какими именно.

Плющевский-Плющик, отправляя на задание, дал адрес конспиративной квартиры, но сам был не уверен, сохранилась ли она, не разгромлена ли чекистами. Генерал Марков говорил о женщине из госпиталя, но к ней же недавно посылал Линькова, от которого не было вестей со дня взятия Екатеринодара красными. Значит, или попался, или переметнулся. Он, Мушкаев, тоже может поискать среди большевистского начальства тех, кто знает его по работе в Ростове, и явиться в качестве спасшегося от белых. А потом...

Если бы он знал, что будет потом, кто победит в этой нелепой и ужасной войне. Ему, Василию Павловичу Мушкаеву, всё равно, кто будет править Россией. Богатств у него нет, из маленькой квартирки в Смоленске никто его не выгонит. Он умеет не только стрелять — до войны работал по строительству и подрядчиком, и чиновником. Найдёт себе местечко. Что касается идей, то и у тех, и у других есть хорошие идеи, но плохо, что все эти политические рассуждения не имеют никакого отношения к жизни обыкновенного человека. В реальной жизни у людей нет ни социальных, ни религиозных, на национальных и прочих мотивировок поступков, только психологические мотивировки, в которых частично, конечно, может содержаться всё. Однако сознательно убивать или умирать, считал Мушкаев, можно лишь из личной ненависти или любви. Человек живёт всего лет 60—70, вот и придумайте для него такую правду, которой хватит на этот срок. Зачем нужна вечная правда, тем более что её нет.

Обдумав всё, Мушкаев решил идти на Соборную площадь, где расположены главные учреждения власти и где живут советские начальники. Походить там, стараясь, чтобы его не очень замечали, а самому смотреть в оба.

На площади — новая советская жизнь. У дверей зданий Исполкома и Штаба — охрана с красными флажками на штыках винтовок. Два легковых автомобиля подкатили к штабу, из них вышли люди в шинелях, папахах и фуражках. Охрана отдала им честь.

Прохожие — почти все военные или полувоенные: шинели, галифе, папахи. Даже многие женщины — в шинелях. Он искал знакомых поближе к Штабу, прошёл не спеша мимо. Никто из встретившихся не был ему знаком, все чужие. Перешёл к зданию Исполкома и, приближаясь к углу ограды, лицом к лицу столкнулся с Линьковым, вышедшим из боковой калитки. Конечно, опешил, но мгновенно вошёл в роль — к этой встрече готовился.

   — Миша, — сказал не очень громко, но и не каким-нибудь секретным полушёпотом, — тебя-то я и мечтал найти. Попал сюда, ничего и никого не знаю. Помогай.

   — Я иду по делам. Пойдём, поговорим по дороге. Давно от них? Документы есть?

   — Документы старые — ростовские. Ушёл из Кореневской 19-го...

Он подробно рассказывал, как трудно было добираться до Екатеринодара, как вымок под дождём, как искал здесь старых друзей, но они куда-то уехали.

   — Бежал или прислали? — перебил решительным вопросом Линьков.

   — Как ты, так и я, — ответ был приготовлен.

Линьков взглянул с любопытством, усмехнулся. На нём — офицерская шинель, зелёная фуражка, галифе с красным кантом, новые начищенные сапоги.

Повернули на боковую улицу, ведущую к Северному вокзалу. Здесь тоже было многолюдно, военных поменьше, но навстречу шла группа матросов — человек пять. Тот, что шёл впереди, в бескозырке с надписью на околыше «Свободная Россия», приветственно махнул Линькову рукой.

Наше вам, — сказал с улыбкой дружеской, но и несколько насмешливой. — Как нынче? Не штормит?

   — Здорово, Олег. Вроде не штормит.

   — Тогда право руля, ребята, — сказал матрос своим, — курс на Сады.

Несколько шагов Мушкаев и Линьков прошли молча. Протопал мимо отряд солдат в папахах с красным знаменем, с винтовками за спиной. Вёл их такой же солдат или, скорее, бывший унтер-офицер — умел командовать: «Шире шаг! Держать ногу!»

   — На фронт? — спросил Мушкаев.

Задумавшийся Линьков, будто и не слышал, сам спросил:

   — И что же тебе поручил генерал Марков?

   — Найти тебя или узнать, что с тобой случилось, — сообщений от тебя нет, сам не возвращаешься. Ну и, конечно, сам понимаешь.

   — Что намерен делать?

   — Хотел бы работать с тобой. Или... как ты посоветуешь.

   — Значит, так, — теперь Линьков говорил как человек, нашедший наконец решение трудной задачи, — я тебя устрою в наше военное общежитие. Документы твои сгодятся. Ты же послан в разведку Сиверсом из Ростовского штаба Южного фронта. Вечерком решим, что будем делать, — днём у меня дела.

Общежитие помещалось в здании бывшей гимназии. Угрюмый усатый комендант сидел в кабинете за роскошным письменным столом. Линьков поговорил с ним, и всё наладилось.

   — К чекистам поместить? — спросил комендант.

   — Нет, — возразил Линьков. — К охране.

Линьков попрощался до вечера, а комендант отвёл Мушкаева в комнату на второй этаж. Здесь стояли кровати с серыми одеялами и подушками без наволочек. На некоторых кроватях спали люди в одежде, сняв только сапоги. В углу тихо играли в карты трое в гимнастёрках, похожие на бывших офицеров. На Мушкаева только взглянули. Комендант указал ему койку у двери и ушёл.

Сняв шинель, Мушкаев посидел на кровати, подумал, потом поднялся, снова надел шинель и пошёл к выходу. Ему было страшно.

Линьков, измученный и опустошённый очередной чекистской ночью, искал не отдыха и покоя, а забытья. Отдых и покой в России весной 1918 найти было невозможно, если и сумеешь где-то спрятаться и спокойно подумать, сам убежишь обратно в кровавую суету: задумываться нельзя. Сколько бы ни терзался — выхода нет. И Линьков искал не покоя, а забытья, поэтому спешил в госпиталь к Ольге.

Её спецсклад помещался в административном корпусе на первом этаже. Окна с решётками, кабинет, из кабинета железная дверь в хранилище, где ценные продукты и лекарства. В кабинете диван, кресла, письменный стол, шкафы, а в углу столик для отдыха и закусок. Здесь нередко отдыхает нынешнее начальство. В том числе и Линьков.

Ольга знала, что он должен прийти, но, к его удивлению, хозяйки на месте не было, а в её кабинете суетились уборщицы: подметали, протирали окна и мебель, переставляли стулья и кресла. Их торопливые движения раздражали усталые глаза.

   — Начальство приехало, — объяснили женщины, — с главным врачом по палатам ходит.

   — Какое начальство?

   — А мы почём знаем. Не то командующий, не то ещё выше командующего. Новое начальство. А мы как раньше мели, мыли, так и сейчас.

Ольга пришла взволнованная, раскрасневшаяся, в новом белоснежном халате, в изящно повязанной косынке с красным крестом.

   — Ой, Миша, не ко времени. А вы кончайте уборку и сами убирайтесь. Сюда уже идут. Быстрее, быстрее...

   — Кому такая встреча готовится? — спросил Линьков.

   — Сам Сорокин приехал. Своих раненых проведывал. С главным врачом по палатам ходил, теперь сюда идёт.

Она быстро шагала по кабинету, проверяя, всё ли в порядке, подошла к железной двери, достала ключи из кармана халата, открыла дверь, заглянула, сказала:

   — By, здесь у меня порядок.

Посмотрела на Михаила без улыбки, с ожиданием: почему, мол, не уходишь.

   — Я тебе подарок принёс.

   — Ой, не ко времени, Миша.

   — Такое всегда ко времени, — и протянул ей руку, на ладони — сияющее золотое кольцо со сверкающим камешком. — Твой размер, я примерял.

   — Хочешь, чтобы на правую? — спросила со смешком, но вспомнила о начальстве и вновь заволновалась. — Ой, не ко времени. Ну, куда я с ним?

   — Надевай. Скажешь, память, муж погиб, или ещё что придумаешь.

   — Сам-то где взял?

   — Давно храню. Не знал, кому подарить.

Не рассказывать же ей, что кольцо — из вещей расстрелянного Теймура.

Уверенные быстрые шаги по коридору, открылась дверь, и в комнату вошёл и остановился, сделав шага два, новый красный герой Сорокин. Папаха с красной лентой набекрень, кожаная куртка нараспашку, под ней — красная рубашка; офицерские синие галифе с кантом, сверкающие сапоги гармошкой, шпоры серебряного блеска. Тёмные волосы, тёмные глаза, пугающие пристальным понимающим взглядом. На Линькова повеяло деревенской лихостью и свежевыпитым спиртом.

   — Здесь у нас спецсклад, — робко объяснял стоявший сзади главный врач. — Бережём лучшее для наших раненых героев...

   — Подождите, — грубо перебил его Сорокин и повернулся к Линькову. — Кто такой?

   — Командир взвода отряда особого назначения Линьков. Приходил навещать наших раненых.