Лев Визен - Хосе Марти. Хроника жизни повстанца

• Название: Хосе Марти. Хроника жизни повстанца
• Автор: Лев Визен
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1964

Эта книга — первая биография Хосе Марти, написанная советским автором, — не претендует на исчерпывающий анализ многогранной и разнообразной деятельности великого сына кубинского народа. Деятельность Марти настолько полна и многогранна, литературное, философское, революционное наследие его столь глубоко и значительно, что трудно ожидать от этой первой у нас книги чего-то большего, чем стремление познакомить читателя лишь с основными вехами жизни апостола кубинской революции.

---

Кресло рядом с Эстрасуласом пустовало. Марти сел среди соотечественников под красно-бело-голубым флагом.

Звенели бокалы, и ораторы расплескивали потоки изящного красноречия. Марти слушал, и в его груди росло раздражение. Разве этого достойна память Боливара? Если бы вдруг волею судеб Освободитель вошел сейчас в зал! Он смахнул бы хрусталь со стола и развернул карту Кубы. Разве позволительно представителям республик забывать о порабощенном брате?

И Марти не выдержал. Он поднял бокал и встал со словами:

— За свободу всех народов и за счастье тех, кто еще страдает в рабстве!

Он говорил больше часа. Он призвал всех быть верными делу Боливара не только на словах. Он говорил о красоте своей Америки, о ее величии, о том, что мешает и грозит ей. И каждый, кто слушал его в тот вечер, почувствовал боль, когда он говорил о Кубе — ампутированной конечности континента.

— …Те, у кого есть родина, должны любить и уважать ее. Те, у кого нет родины, должны ее завоевывать!..

Владельцы, журнала «Ла Америка» предложили Марти пост редактора. Они знали, что делали, — в последние полгода благодаря статьям Марти тираж журнала значительно вырос.

Не успел Марти согласиться, как последовало новое признание значительности его общеконтинентальных заслуг. В январе 1884 года из Венесуэлы пришел толстый, запечатанный сургучом пакет. Каракасское общество «Друзья знания», объединявшее лучшие умы страны и слывшее подлинной академией наук Венесуэлы, избрало его своим членом-корреспондентом.

Обязанностей и забот у него прибавилось больше, чем прав, но зато редакторский оклад в «Ла Америка» позволил, наконец, уйти из «Лайонс энд Компани». Он снова написал отцу и вскоре встретил его на причале Нью-Йоркского порта.

Дона Мариано было трудно узнать. От прежней выправки и твердой поступи ничего не осталось. В тихую бруклинскую квартиру вошел сутулый, опирающийся на трость старик, для которого мучительной болью отзывался каждый вздох.

Сначала Марти сам ездил с отцом по докторам, но потом вынужден был доверить дона Мариано попечению друзей и Кармен. Весна несла с собой грозы.

Отовсюду шли вести о растущей активности эмигрантов. Генерал Боначеа, правда, еще не сформировал отряда, но собрания революционных клубов и комитетов становились все горячее.

Генерал Максимо Гомес дал знать о себе из Санто-Доминго. Поздним мартовским вечером полковник Мануэль Агилера ворвался к Марти, держа в руках подписанное генералом «Послание революционным центрам». Гомес, еще недавно считавший движение несозревшим, теперь сам предлагал план, в основе которого лежала согласованность действий повстанческих центров в эмиграции. Гомес считал необходимым создание временной хунты, но всю полноту военной власти предназначал главнокомандующему. Еще одной необходимостью, по мнению Гомеса, было создание денежного фонда в двести тысяч долларов.

Вскоре из Гондураса пришли вести о полной поддержке этого плана генералом Антонио Масео. И тогда эмигранты Нью-Йорка окончательно воспрянули.

На торжественной сессии клуба «Индепендьентес», где присутствовали все члены Революционного комитета, было решено принять план Гомеса. Чтобы генерал смог прибыть в Нью-Йорк, из пожертвований на революцию выделили двести долларов.

Приглашение и деньги повез Гомесу Мануэль Агилера.

Посланец должен был сообщить Гомесу, что необходимые революции двести тысяч долларов уже нашлись. Это могло показаться злой шуткой, но в Нью-Йорке действительно был кубинец, пообещавший всю эту сумму сразу.

Нужно сказать, что к этому времени в составе кубинской эмиграции произошли изменения. Остров стали покидать некоторые либерально настроенные плантаторы, сахарозаводчики, владельцы табачных фабрик. Испанцы, верные своей политике грабежа, конфисковали их земли и предприятия, придравшись к весьма осторожным высказываниям в пользу автономии Кубы.

Среди этих эмигрантов оказался и Феликс Говин, знакомый Марти по памятному банкету в кафе «Лувр» 21 апреля 1879 года. Большую часть капиталов Говин уже давно держал в зарубежных банках, и поэтому конфискация коснулась только недвижимости. Но потеря даже части состояния приводила его в бешенство.

— Я готов отдать все, до последнего цента, лишь бы Куба стала свободной! — говорил Говин. Он по-прежнему обильно потел, но платок цветов испанского флага уже не показывался на свет. Говин усиленно размахивал перед носом Марти красно-белоголубым батистовым квадратом.

Гомес приехал в Нью-Йорк вместе с Масео, посетив по дороге эмигрантские клубы Кайо-Уэсо и Нью-Орлеана. Ликующая толпа энтузиастов встречала генералов на перроне. У высокой подножки пассажирского пульмана Марти впервые пожал руки двум ветеранам.

Максимо Гомес носил жесткую бородку, опущенные вниз усы и очки с вытянутыми вдоль бровей овальными стеклами в тонкой стальной оправе. Ему уже было сорок восемь лет, но сюртук сидел на нем как мундир, а энергии хватало на десятерых. Антонио Масео в те дни исполнилось тридцать девять. Высокий, ловкий, с мягкими, но величавыми манерами, он никак не походил на человека, прошедшего через десятки рукопашных схваток.

Генералы остановились в дешевеньком отеле мадам Гриффо на Девятой улице. Совещания начались на следующий же день.

Марти был моложе Масео на восемь, а Гомеса на семнадцать лет. Но — и это очень удивляло его — он чувствовал разницу, лишь думая о генералах в одиночестве. Тогда перед ним вставали грохочущие картины боев, и среди идущих за Гомесом и Маceo кубинцев он видел себя простым солдатом. На встречах в отеле мадам Гриффо все было по-другому. Кубинцы Нью-Йорка подчеркивали свое уважение к нему, и генералы хотя и не часто, но все же спрашивали его советов.

Они отправились к Говину втроем: Гомес, Марти и Масео. Говин, преувеличенно обрадованный, налил рома, предложил сигары. Гомес прямо напомнил ему о деньгах. Говин всплеснул руками, сразу вспотел.

— Что вы, генерал, какие двести тысяч? Я говорил о деньгах, но не обещал такой суммы. Ведь я разорен, совсем разорен! И если я дам сейчас хоть немного денег, испанцы никогда не вернут мне конфискованного имущества. Я говорил о трех тысячах и то, лишь когда получу заводы обратно…

Гомес ударил кулаком по золоченому столику.

— Сеньор Говин, вы пытались сыграть двумя колодами карт. Вы хотели шантажировать Испанию и вернуть себе заводы, обещая деньги революционерам. Хватит болтовни!

Положение стало критическим. Патриотам Кайо-Уэсо удалось собрать всего пять тысяч долларов. Гомес обратился к состоятельным кубинцам в Нью-Йорке, призывая их поддержать революцию. Через два дня почтальон принес в отель Гриффо первый ответ, так и оставшийся единственным. Владелец маленького табачного магазина посылал пятьдесят долларов и желал повстанцам удачи.

Напрасно Масео пытался успокоить Гомеса, ссылаясь на активность кубинцев во Флориде. Генерал бушевал:

— Да, я знаю, что в Тампе существует клуб «Игнасио Аграмонте», я читаю все их газеты — и «Эль Яра», и «Эль Сепаратиста», и «Ла Република». Но я предпочел бы получать не газеты с призывами, а винтовки! Да, винтовки!

Марти, Кромбет, Эрнандес, Агилера тратили все свое время на пропаганду революционных идей. Марти стал меньше писать, забросил обязанности вицеконсула. Эстрасулас посетил Кармен.

— Я нигде не могу его разыскать, — мягко сказал он.

Кармен устроила мужу бурю, каких не устраивала давно. Но результат оказался неожиданным — Марти отказался от поста вице-консула. Напрасно Эстрасулас упрашивал его не горячиться, напрасно плакала Кармен. Он хотел быть свободным.

10 октября, в годовщину «Клича Яры», он вышел на эстраду зала «Таммани-холла», чтобы произнести речь перед самой большой кубинской аудиторией, которая когда-либо собиралась в Нью-Йорке. Он вложил в призывные слова всю свою страсть и веру. Спустя несколько дней родилось Кубинское общество помощи, и он стал его президентом.

Невинной вывеской общества прикрывалась вполне конкретная цель — сбор средств и оружия для будущей революции. Как и в преддверии малой войны, Марти снова принимал песо и доллары, винтовки и пистолеты. Но и денег и оружия было, как и тогда, мало. И он не стал возражать, когда Гомес предложил направить тайных эмиссаров к кубинцам, живущим во Франции, Санто-Доминго, Ямайке, Мексике. Тайных потому, что испанцы через своих послов в любой момент могли потребовать ареста людей, с оружием в руках покушающихся на безопасность и целостность владений короны.

Марти поддержал Гомеса, хотя начинал все настороженнее относиться к его действиям. Он преклонялся перед военным талантом генерала, но… Разве прав Гомес, считая, что революция — это прежде всего вторжение на остров, а не война за умы кубинцев? Генерал действует так, словно свобода Кубы зависит только от количества закупленных патриотами винтовок, от успеха отряда храбрецов-экспедиционеров. Неужели он не понимает, что подлинная гарантия успеха революции в завоевании всенародной поддержки? Может быть, генерал считает, что эта поддержка придет сама по себе, после первых боев и первых побед? Но придет ли она в действительности без предварительного разъяснения планов революционной войны и демократического переустройства Кубы среди тысяч и десятков тысяч людей, ненавидящих испанский гнет?