Калоян Манолов - Великие химики. В 2-х томах. Т. I.

• Название: Великие химики. В 2-х томах. Т. I.
• Автор: Калоян Манолов
• Издательство: Мир
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1985

Автор книги, болгарский ученый Калоян Манолов, известен не только как специалист в области химии комплексных соединений, но и прежде всего как талантливый популяризатор и историк химических наук. Его книги «У химии свои законы» (М.: Химия, 1975), «Биография атома» (М.: Мир, 1984) переведены на русский язык.

Издание содержит ряд биографических очерков о выдающихся ученых — от Р. Глаубера (XVII в.) до ученых нашего времени. Написана живым, образным языком, содержит много ранее не известных материалов. Биографии насыщены яркими, интересными эпизодами, хорошо передающими черты характеров и главные вехи творчества героев очерков.

В т. I вошли биографии ученых XVII—XIX вв.

Предназначена для химиков, преподавателей химии и будет интересна самым широким кругам читателей.

---

— Флогистон? Никакого флогистона нет, господин де Морво. Моя теория положила конец этому заблуждению.

— Ваша теория? — Гитон де Морво смотрел на Лавуазье, не находя слов от изумления. Понимая неловкость создавшегося положения, Лавуазье улыбнулся и вкратце рассказал об основных положениях своей теории горения. Гитон де Морво внимательно слушал.

— На основании этой теории я могу сделать некоторые предположения. С водородом и кислородом, надеюсь, вам все теперь ясно. Но возьмем металлическую золу — соединение металла с кислородом. Назовем соединение элементов с кислородом окислами. Тогда цинковая зола будет окисью цинка, железная зола — окисью железа и так далее. А что такое «связывающийся воздух»? Я уже доказал, что это соединение углерода с кислородом. Следовательно, его надо было назвать окисью углерода[210].

— Замечательно! Ваша теория — это революция в химии!

— А ваша химическая номенклатура даст толчок этой революции.

Много раз встречался Гитон де Морво с Лавуазье для обсуждения этой важной проблемы. Вопрос шел о языке химии, языке, который облегчит взаимопонимание, языке, с помощью которого будут точно, ясно и легко выражаться все химические изменения веществ. В 1787 году Гитон де Морво опубликовал «Метод химической номенклатуры», в создании которого приняли участие Лавуазье, Фуркруа и Бертолле[211].

Лавуазье работал в то время над одним из своих самых великих творений — учебником химии, необходимость составления которого давно назрела. Нужно было по-новому объяснить явления в природе, ясно изложить основы современных теории. Новые достижения химии пе были отражены в старых учебниках Кристофля Глазера[212] и Николя Лемери. Лавуазье набросал основные разделы учебника еще восемь лет назад. Теперь он основательно переработал их, и к концу 1788 года учебник был готов. Большая заслуга в подготовке рукописи принадлежала госпоже Лавуазье, художественно оформившей третью часть учебника. Теперь ей предстояла еще одна задача — изготовить клише на свои рисунки.

— Рисунки великолепны, Мария. Но редакция настаивает, чтобы клише изготовила ты сама.

— Но я никогда не занималась этим, Антуан.

— Справишься, дорогая. По сути дела третья часть учебника наполовину твоя.

— А первая — исключительно твоя, Антуан. Твоя теория горения, образование и разложение газов, сгорание простых веществ, образование кислот, состав атмосферы и воды, новая номенклатура… Обо всем этом до сих пор не написано ни в одном учебнике. Да это же переворот в химии, Антуан!

— Верно, Мария. Новые идеи уже приняты и вызывают большой интерес. Ты не заметила, что и вторая часть учебника построена по-новому? Таблицы кислот и оснований, продуктов их взаимодействия и особенно таблица, которая содержит известные на сегодняшний день 33 простых вещества. Я убежден, что будущие исследования приведут к открытию новых веществ, которые помогут расширить эту таблицу.

Учебник Лавуазье действительно стал краеугольным камнем новой химической науки. Спустя несколько лет после первого издания он был переведен и опубликован во многих странах Европы и Америки[213].

Лавуазье принимал деятельное участие и в общественной жизни своей страны. В 1789 году во Франции вспыхнула революция. Как депутат собрания в Орлеане, сознавая необходимость перемен, он предложил провести ряд реформ, но реакционное большинство отклонило его предложение.

В 1791 году правительство приняло решение о роспуске «Генерального откупа». Специально назначенная комиссия должна была проверить смету расходов этой организации до конца 1792 года и подробно доложить о ее деятельности.

Одновременно с прекращением работы в «Генеральном откупе» Лавуазье покинул Управление порохов и селитр. Вместе с женой он поселился теперь в маленькой и неудобной квартире. Потеряв возможность работать в лаборатории Королевского арсенала, Лавуазье проводил большую часть своего времени в лаборатории Комиссии мер и весов[214]. Кроме административных функций, возложенных на Лавуазье в комиссии, ему поручили определить плотность дистиллированной воды с целью создания эталонов для измерения физических величин. Эту задачу он выполнил вместе с Гаюи[215]. Работы Комиссии мер и весов положили начало современной метрической системе мер.

Шло время. Была уже середина 1793 года, а комиссия по проверке деятельности «Генерального откупа» все еще не могла подготовить свой доклад. Правительственным декретом от

5 июня того же года она была распущена, а все бумаги опечатаны. Лавуазье держался спокойно и уверенно, так как считал, что «Откуп» действовал согласно закону и нет причин для предъявления обвинения откупщикам.

В Париже, однако, было неспокойно: наступил период, когда многие вопросы решались гильотиной.

10 сентября в дом, где жил Лавуазье, явилась полиция. Два дня шел тщательный обыск, но документов, на основании которых можно было бы предъявить ученому обвинение, не нашли. Спустя две недели всем членам «Откупа» поручили самим подготовить отчет и представить его до 1 апреля 1794 года. Лавуазье энергично взялся за работу. Для него, который в течение двадцати пяти лет составлял отчеты и доклады «Генерального откупа», не представляло труда показать, что все дела в обществе решались согласно закону[216].

24 ноября 1793 года Революционный комитет отдал приказ об аресте всех членов «Откупа».

Лавуазье работал в своем кабинете. Его жена, побледневшая и осунувшаяся за эти дни, не отходила от окна: сердце ее было неспокойно.

— Надо что-то немедленно предпринять, — сказал Лавуазье.

— Но что? — заплакала Мария.

— Спрячусь на время у булочника. А ты пойдешь в Национальный конвент, в Революционный комитет, будешь просить декрета о моей реабилитации. Моя научная деятельность, мои открытия, наконец, новая наука, созданная на основании моих открытий, — достаточная гарантия, чтобы оставить меня на свободе и не впутывать в расследования.

Но просьбы жены оказались напрасными. Госпожа Лавуазье всюду встречала учтивый, но холодный отказ. Тогда Лавуазье сам направился в Революционный комитет. Он добровольно вошел в тюремную камеру, надеясь, что на суде он сможет опровергнуть обвинения.

— Антуан Лоран Лавуазье! Вот копия обвинительного акта. Завтра вы предстанете перед Революционным трибуналом.

На рассвете вместе с остальными откупщиками его повели в Революционный трибунал. Пятнадцатиминутная консультация с назначенными трибуналом защитниками…

Заседание трибунала длилось недолго: обвиняемым вынесли смертный приговор[217].

8 мая 1794 года опустился нож гильотины на голову гениального ученого. Франция приговорила к смерти своего великого сына — мир потерял одного из величайших умов человечества.

КЛОД ЛУИ БЕРТОЛЛЕ (1748–1822)

Почтовый дилижанс из Женевы остановился у трактира в Аннеси. Здесь кучер обычно задерживался недолго: пассажиров, как правило, не бывало, и он, быстро управившись с почтой и немного передохнув, снова трогался в путь. Но на этот раз у двери его ждал пассажир — стройный юноша в черном сюртуке. Белокурая большеглазая девушка стояла рядом, склонив голову на его плечо. Вскоре погрузили багаж, и молодые люди стали прощаться.

— Счастливого пути, Клод!

— До свидания, Жаклин!

Дилижанс тронулся, колеса застучали по булыжной мостовой. Затем он свернул на извилистую дорогу: слева синело озеро Аннеси. Вон там, на крутом берегу почти у воды расположилась родная деревня Таллуар[218]. Быть может, мать смотрит сейчас из окна на дорогу, что вьется в горах, и думает о сыне.

— Прощай, Таллуар! Прощай, милая сердцу Франция! Свидимся ли снова, Жаклин?

Он вглядывался в снежные вершины гор. Где-то там, в глубине, Монблан.

Дилижанс резко затормозил. Клод, вздрогнув, огляделся: «Неужели уже Шамбери?» Едва успели сесть новые пассажиры, как дилижанс тронулся в путь. Еще одна остановка — ночлег в Сен-Жан-де-Морьенн, — а там уж и до границы рукой подать.

Турин, столица Пьемонта, покорил молодого Бертолле своей красотой. Улицы, величественные здания, собор в готическом стиле — все нравилось юноше. Но не для обозрения красот города приехал он в Турин. Клод мечтал стать врачом, потому и выбрал этот город — ведь именно там находился один из самых старинных университетов Италии.

Помещения университета казались довольно мрачными, но для восторженного юноши они были озарены вечным огнем науки. Он был счастлив, он мог теперь посещать лекции по медицине, фармации, химии.

А какие богатства хранила библиотека при Туринском университете! С юношеским рвением Бертолле с головой ушел в науку и вскоре стал любимцем профессоров. Это позволило ему ближе познакомиться с преподавателями и начать исследовательскую работу.