Калоян Манолов - Великие химики. В 2-х томах. Т. I.

• Название: Великие химики. В 2-х томах. Т. I.
• Автор: Калоян Манолов
• Издательство: Мир
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1985

Автор книги, болгарский ученый Калоян Манолов, известен не только как специалист в области химии комплексных соединений, но и прежде всего как талантливый популяризатор и историк химических наук. Его книги «У химии свои законы» (М.: Химия, 1975), «Биография атома» (М.: Мир, 1984) переведены на русский язык.

Издание содержит ряд биографических очерков о выдающихся ученых — от Р. Глаубера (XVII в.) до ученых нашего времени. Написана живым, образным языком, содержит много ранее не известных материалов. Биографии насыщены яркими, интересными эпизодами, хорошо передающими черты характеров и главные вехи творчества героев очерков.

В т. I вошли биографии ученых XVII—XIX вв.

Предназначена для химиков, преподавателей химии и будет интересна самым широким кругам читателей.

---

Как-то в разгар лета Ломоносов решил навестить приятеля» а заодно и передохнуть от утомительной дороги. Разомлев от солнца и жары, он вошел в лабораторию и тяжело опустился на стул. Рихман возился с большим аппаратом, установленным на столе.

— Из Усть-Рудицы?

— Да. А ты, как я вижу, сделал новый электрический указатель?[106]

— Да. Тот, над которым мы работали вместе, оказался маловат. Я полагаю, что для измерения электричества молний нам необходимо иметь большой. Как ты считаешь?

С потолка доносилось какое-то гудение. Ломоносов взглянул на стену и воскликнул:

— Ого! Посмотри на стрелку анемометра, как усилился ветер!

— Да. Значит, бури не миновать.

Анемометр, сконструированный Ломоносовым два года назад, работал точно и безотказно. Сейчас его стрелка поднялась до последних делений шкалы. Ветер стал еще сильнее. Засверкала молния, и послышались первые раскаты грома.

— Ты как раз вовремя, — сказал Рихман. — Сейчас поможешь мне провести интересные опыты. Когда наконец мы победим эту силу?

Стоя у большого электрического указателя, Рихман повернул выключатель. Раздался оглушительный грохот, ослепительно блеснул сине-зеленый свет и тут же все погрузилось во мрак. Ломоносов рухнул, потеряв сознание. Когда он открыл глаза, увидел среди обломков установки неподвижное тело погибшего Рихмана[107].

Ломоносов брел убитый горем домой. Хлестал в лицо дождь,, ветер рвал одежду, но ученый будто не замечал этого…

После трагического случая с Рихманом «отцы» церкви яростно ополчились на Ломоносова, называя его богохульником и еретиком. Но ученый, казалось, не замечал их нападок.

Ломоносов написал уже немало книг: «О слоях земных»[108],«Рассуждение о причинах теплоты и холода»[109], «Слово о пользе химии»[110], «Письмо о пользе стекла»[111], «Риторика»[112]. На его столе лежали материалы к «Русской грамматике»[113] … Однако он приостановил эту работу, чтобы продолжить исследования, успешно начатые совместно с Рихманом. Он не отказался от изучения электричества и принялся за новую книгу: «Слово о явлениях воздушных, от электрической силы происходящих»[114]. В ней он впервые объяснял многие явления, пытаясь найти причину их проявления в природном электричестве. Он считал, что корпускулы воздуха, вращаясь, трутся друг о друга и электризуются. Так же электризуются при своем движении огромные массы воздуха. Это электричество порождает молнии, полярные сияния. Он предполагал, что и кометы сверкают в результате тех же электрических сил. Это было совершенно новое объяснение природных явлений — первый шаг к разгадке их реальной сущности. Однако Ломоносова волновала еще одна идея, которая заставила его опять вступить в спор с членами академии. Россия нуждалась в ученых. Одного Петербургского университета для их подготовки было недостаточно. В своих выступлениях Ломоносов не раз доказывал необходимость открытия нового университета. Он подготовил и программы обучения, из которых впервые было исключено богословие. «Оно никому не нужно, и никакой пользы от него получить нельзя».

В 1755 году по инициативе Ломоносова и при его непосредственном участии в Москве впервые открылись двери университетских аудиторий. Порядки в Московском университете в ту пору были более демократичными по сравнению с Петербургским, но врагов у Ломоносова после открытия университета стало еще больше. Им не давала покоя слава ученого, и они всячески старались помешать его работе. Иногда это им удавалось. Так, спустя два года после открытия Московского университета Ломоносову предложили передать кафедру химии, которую он возглавлял в Академии, другому. Его ждал еще один удар: несмотря на то что Ломоносова назначили советником в Академии, ему запретили пользоваться лабораторией, что вынудило его оборудовать собственную у себя в доме. Реконструкция помещения прошла очень быстро, и уже через год ученый мог приступить к работе в новой лаборатории. В ней наряду с исследованиями по химии он занимался конструированием оптических приборов.

В Академии Ломоносова избрали руководителем Географического департамента. Это заставляло ученого уделять немало времени трудам по географии. Особенно большой интерес он проявлял к северным областям, к Северному Ледовитому океану. Его интересовало происхождение полярных льдов, занимался он также и классификацией льдов[115].

Как-то, работая в своем кабинете, Ломоносов наносил на огромную карту данные, которые он получил во время большой сибирской экспедиции. Увлеченный делом, он не заметил, как к столу подошла Елизавета и остановилась возле него. Лицо ее светилось радостью. Почувствовав, что в комнате еще кто-то,кроме него, Ломоносов резко обернулся.

— Лизхен, в чем дело?

— Хорошая весть, любимый.

— Почему же ты вошла так тихо?

— Хотелось полюбоваться на тебя, дорогой доктор гонорис кауза Михайло Ломоносов! — мягко ответила она.

— Не понял, — какой еще доктор гонорис кауза?

— Как, какой? Шведской Академии наук! Только что принесли сообщение из Стокгольма. Тебя избрали почетным членом![116]

Ломоносов опустился в кресло. Наконец-то пришло признание! Потом он вскочил и стал шагать взад-вперед по комнате:

— Признают мои заслуги! Признают! Но ведь не наши, а шведы! — В его голосе жена уловила нотки обиды. — До каких пор в России будут думать, что мы, русские, люди более низкой культуры? До каких пор иностранцы, устроившиеся в Петербурге, как у себя дома, будут смотреть на нас свысока?

— Успокойся, прошу тебя. О тебе-то они думают иначе. Ты честно служишь науке во славу России.

— Не обо мне речь. Дело в русских ученых, в русской науке. Как много великих умов дал миру русский народ! Он должен иметь и своих ученых. Гений России ничем не уступает гению Европы. И это должны понять в первую очередь здесь, у нас, наши государственные деятели.

Через три года его избрали почетным членом Петербургской Академии художеств, а еще через год пришло сообщение из Италии: Ломоносов — доктор гонорис кауза Академии наук в Болонье[117].

Однако признание пришло к нему поздно. Непрерывная работа в тяжелых условиях, постоянное напряжение сил подорвали здоровье ученого. Спустя несколько месяцев, 4 апреля 1765 года, Ломоносов умер.

Смерть Ломоносова была невосполнимой утратой для русской науки. Гений его смело вторгался во все области человеческого знания: он был литератором, поэтом, языковедом, историком, географом, геологом, металлургом, физиком, химиком, художником.

Живший в эпоху, когда химия только зарождалась как наука, Ломоносов смог наперекор неверным представлениям флогистонной теории дойти до таких обобщений, которые и сегодня лежат в основе физической и химической науки. Он первый сформулировал закон сохранения вещества и энергии, первый указал путь, по которому пошли многие ученые.

ДЖОЗЕФ ПРИСТЛИ (1733–1804)

Дом мисс Паркес — Белок, как каждый старинный английский дом, имел не только свои традиции, но и реликвии, которые были выставлены в просторном холле. Всеобщее внимание, как правило, привлекал маленький стеклянный шкафчик: за стеклом на темном бархате лежала большая линза. При виде ее гости нередко приходили в недоумение, так как знали, что хозяйка дома никогда не интересовалась естественными науками. Однако, как только чей-то взгляд ненароком падал на линзу, мисс Паркес удобно устраивалась в кресле и начинала рассказывать. А она была и впрямь неплохой рассказчицей, к тому же это доставляло удовольствие ее друзьям.

— Линза эта была собственностью Джозефа Пристли, — торжественно объявляла она. — Надеюсь, вам известно, что я его праправнучка.

— Восхитительно, — только и могли откликнуться присутствующие, потому что мисс Паркес тут же забирала инициативу в свои руки:

— Джозеф Пристли[118] был священнослужителем, но у него большие заслуги и перед наукой. Более сорока лет он служил ей верой и правдой и немало способствовал ее развитию. Пристли — философ, Пристли — теолог, Пристли — литератор… Но имя его навсегда осталось связанным с химией. Он открыл не только кислород, но получил и изучил ряд других газов. Среди них сернистый газ, окись азота, аммиак, углекислый газ… Пристли был одним из самых выдающихся представителей пневматической химии второй половины XVIII века.

Пневматической химией называлась наука, изучавшая газы. Говорят, что первые сподвижники этой науки — Иоганн Баптист ван Гельмонт[119] и Роберт Бойль — заинтересовались газами случайно. Но позже изучение газов было связано с флогистонной теорией. Опыты по получению газа, обладающего свойствами флогистона, хотя и не дали желаемых результатов, однако привели к открытию и способствовали изучению многих газообразных веществ. Было установлено, что воздух — сложная смесь, а не простое вещество[120]. Был выяснен также процесс горения. Открытия в области пневматической химии позволили Лавуазье заложить основы химической науки.