Федор Раззаков - Ефремовы. Без ретуши

• Название: Ефремовы. Без ретуши
• Автор: Федор Раззаков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-227-05744-0

Олег Николаевич Ефремов — актер и режиссер, педагог и реформатор театра, кроме всего прочего, стал еще родоначальником актерской династии. Каким он был в искусстве и в жизни, читатель узнает из этой книги.

---

Однако в начале 60-х эту постановку все-таки не допустили — ума у наших правителей еще хватало. Поэтому пьесу Солженицына в «Современнике» ставить не разрешили, хотя актерам жуть как этого хотелось. По словам Б. Любимова:

«Современник» «жил Солженицыным». Его любили, ценили, постоянно говорили о нем, особенно о его пьесе «Олень и шалашовка». Предполагалась ее постановка. Пьеса лежала в литчасти, но текст получить было невозможно… Пьесу хорошо знал весь театр — не только актеры, но даже мои коллеги по электроцеху, рабочие. Они мне объяснили, что такое «олень», что такое «шалашовка», рассказывали о замысле спектакля, по которому мы, осветители, должны были в какой-то момент из зрительских лож софитами «слепить» зрительный зал — как прожекторами на зоне. … Врезался в память этот образ, очень театральный: осветители, направляющие свет софитов на созданную художником «зону»…

К пьесе автором прилагается «краткий словарь лагерного языка», в котором объясняется, что шалашовка — это «лагерница легкого поведения, способная на любовь в непритязательных обстоятельствах…»

Отметим, что, когда А. Твардовский узнал о том, что «Современник» хочет поставить эту пьесу, он в присутствии Солженицына назвал современниковцев «театральными гангстерами». Чем, конечно, сильно обидел писателя, который относился к этому театру как к новаторскому, передовому. А теперь послушаем самого А. Солженицына:

«Непростительным же считал Твардовский и что с «Оленем и шалашовкой» я посмел обратиться к «Современнику». Обида в груди А. Т. не покоилась, не тускнела, но шевелилась. Он много раз без необходимости возвращался к этому случаю и уже не просто порицал пьесу, не просто говорил о ней недоброжелательно, но предсказывал, что пьеса не увидит света, то есть выражал веру в защитную прочность цензурных надолб. Более того, он сказал мне (16 февраля 1963 г., через три месяца от кульминации нашего сотрудничества!):

— Я не то чтобы запретил вашу пьесу, если б это от меня зависело… Я бы написал против нее статью… да даже бы и запретил.

Когда он говорил недобрые фразы, его глаза холодели, даже белели, и это было совсем новое лицо, уже нисколько не детское. (А ведь для чего запретить? — чтоб мое имя поберечь, побуждения добрые…)

Я напомнил:

— Но ведь вы же сами советовали Никите Сергеевичу отменить цензуру на художественные произведения?

Ничего не ответил. Но и душой не согласился, нет, внутренне у него это как-то увязывалось. Раз вещь была не по нему — отчего не задержать ее и силой государственной власти?..

Такие ответы Твардовского перерубали нашу дружбу на самом первом взросте.

Твардовский не только грозился помешать движению пьесы, он и действительно помешал. В тех же числах, в начале марта 1963 г., ища путей для разрешения пьесы, я сам переслал ее В. С. Лебедеву, благодетелю «Ивана Денисовича». «А читал ли Твардовский? Что он сказал?» — был первый вопрос Лебедева теперь. Я ответил (смягченно). Они еще снеслись. 21 марта Лебедев уверенно мне отказал: «По моему глубокому убеждению, пьеса в ее теперешнем виде для постановки в театре не подходит. Деятели театра «Современник» (не хочу их ни в чем упрекать или обвинять) хотят поставить эту пьесу для того, чтобы привлечь к себе публику — (а какой театр хочет иного?) — и вашим именем и темой, которая безусловно зазвучит с театральных подмостков. И я не сомневаюсь в том, что зрители в театр будут, что называется, «ломиться», желая познакомиться… какие явления происходили в лагерях. Однако в конце концов театр вынужден будет отказаться от постановки этой пьесы, так как в театр тучами полетят «огромные жирные мухи», о которых говорил в своей недавней речи Н. С. Хрущев. Этими мухами будут корреспонденты зарубежных газет и телеграфных агентств, всевозможные нашинские обыватели и прочие подобные люди…»

В 1964 году Ефремов (в тандеме с Г. Волчек) поставил спектакль «В день свадьбы» В. Розова, действие которого происходило в деревне. Сюжет такой: идет подготовка к свадьбе — все в праздничном настроении, составляют меню, невеста Нюра покупает наряд, близкие готовят подарки.

Вся деревня только и говорит о свадьбе Нюры и Михаила. И все бы было хорошо, но в деревню приезжает первая любовь Михаила Клава, они вместе выросли в детдоме. Они тайно встречаются и признаются друг другу в том, что всегда любили друг друга. Но так как свадьба уже намечена, им придется расстаться навсегда. Василий, брат Михаила, уговаривает жениха расторгнуть свадьбу, ведь то, что испытывает Михаил к Нюре, не есть любовь. Но Михаил не соглашается с братом, он чувствует вину перед Нюрой. Но и та понимает его чувства. В итоге прямо за свадебным столом невеста… отпускает жениха. Это была пьеса о самопожертвовании, о том высоком человеческом чувстве, на которое сам Ефремов оказался не готов проявить. Ведь у него в тот самый момент, когда он ставил «В день свадьбы», произошел похожий случай.

Женщины Олега Испорченная свадьба

Как мы помним, еще с середины 50-х Ефремов крутил любовь с актрисой Ниной Дорошиной. Причем в этом тандеме роли были следующие: Дорошина любила, а Ефремов позволял себя любить. При этом в ЗАГС они не шли, предпочитая жить гражданским браком. Более того, в процессе этого романа Ефремов успел жениться на другой женщине (Алле Покровской, в 1962 году), и спустя год у них родился сын Михаил, о чем я расскажу чуть ниже. Именно в 1963 году и произошла история, о которой пойдет речь в этой главе.

Дело было летом в Ялте, где Дорошина снималась в фильме «Первый троллейбус». Ее партнером там был молодой студент Щукинского театрального училища Олег Даль. Он влюбился в Нину с первого взгляда и буквально потерял голову — ночами стоял под ее окном, предлагая руку и сердце. Но Дорошина ответила отказом, поскольку любила Ефремова и с нетерпением ожидала его приезда на съемки. Но тот в ближайшие выходные так и не приехал.

Причем Нина узнала, что в Москве он увлекся другой актрисой — Аллой Покровской. Убитая этим известием, Дорошина поздно вечером отправилась на ялтинский пляж, чтобы искупаться. Море штормило, но Нину это не остановило — она стала отплывать от берега все дальше и дальше. А потом ее захлестнула волна и она стала тонуть. И наверняка бы утонула, если бы на берегу не оказался Олег Даль, который пришел туда со своими друзьями. Услышав крики о помощи, Олег первым бросился в море. И в итоге спас Дорошину от гибели. После чего они вдвоем вернулись в гостиницу и проговорили в номере всю ночь. А утром Олег снова предложил Нине выйти за него замуж. И та согласилась — назло Ефремову. В тот же день они отправились в ЗАГС и в Москву со съемок вернулись уже будучи мужем и женой. По словам самой Н. Дорошиной: «Во время съемок фильма мы с Олегом поженились. Я была его первой женой. И я готовила его к поступлению к нам в театр и, конечно, увлеклась им. Тогда это был двадцатилетний мальчик, очень обаятельный, искренний и влюбленный в меня. Я была старше его на семь лет. Он ухаживал за мной, и все было очень красиво. Мы на последние деньги купили обручальные кольца. А 21 октября 1963 года была наша свадьба, весь театр гулял на ней…»

Между тем на той свадьбе произошла весьма неприятная история, которая поставила крест на этом браке. Вот как об этом вспоминает сестра Даля Ираида:

«Первой женой брата стала Нина Дорошина. У нас, родных Олега, отношения с Ниной не сложились с самого начала, когда Олег привел ее к нам знакомить. Было в ней что-то такое, будто ненастоящее. Сам Олег называл Нину «социальная правдишка», имея в виду ее роли. Но любил сильно. И страшно переживал удар, который Нина ему нанесла — прямо на свадьбе.

Это была самая скандальная свадьба, какую только можно вообразить. Невеста почти сразу куда-то пропала и отсутствовала полвечера. Вместе с одним из гостей — Олегом Ефремовым. Потом они вдруг появились. Вместе. Где они пропадали все это время?.. Для нас, родных Олега, это было шоком. Да и другие испытывали недоумение. Что касается самого Олега, на него просто страшно было смотреть. Стерпеть такое на собственной свадьбе он не мог и сразу после праздника куда-то исчез на три дня. Фактически их брак продлился меньше недели. Интересно, что с Олегом Ефремовым Олег после этого общался так, словно ничего не произошло. Их ведь связывал «Современник», и это было для брата даже важнее любви, ревности, обиды. Правда, Нину Дорошину они с Ефремовым в разговорах между собой никогда не упоминали…»

Гости, присутствующие на той свадьбе, вспоминали и другие детали того инцидента. Например, то, как подвыпивший Ефремов усадил невесту себе на колени и громогласно объявил на всю квартиру: «А все равно любишь-то ты меня!»

Сам Ефремов выскажется по этому поводу следующим образом: «Дело в том, что мы тогда прощались с Дорошиной… То есть с Ниной у меня действительно был долгий серьезный роман. И до свадьбы[12] мы простились, и ей-богу, наше общение на свадьбе — это было совершенно невинно. Да никакой узурпации первой брачной ночи не было. Какая там первая брачная ночь, если до этого у нас с ней их было столько. Да, спектакль «Голый король» — это для нее…»