Александра Анненская - Волчонок (сборник)

• Название: Волчонок (сборник)
• Автор: Александра Анненская
• Жанр: Детская проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-91921-027-6

В книгу включены два произведения известной русской писательницы конца XIX – начала ХХ века Александры Никитичны Анненской.

Первая повесть называется «Волчонок» – это прозвище главного героя. Нелюдимый мальчик-сирота самостоятельно прокладывает себе дорогу в будущее и исполняет свою мечту – становится врачом.

Название второй повести – «Неудачник» – тоже прозвище: так родители и сестры называют болезненного мальчика, не приспособленного ни к тяжелому крестьянскому труду, ни к работе в магазине нечистого на руку родственника. Тем не менее Петя находит свое место в жизни.

---

– Вот выдумал! – закричал Харитонов, считавшийся другом Ляпина. – Станет Ляпин доносить! Я знаю, зачем он был вчера у директора: сегодня его именины, и он ходил отпрашиваться.

– Так не Комаровский ли? Он любит юлить перед начальством…

У Комаровского тоже нашлись защитники.

– А я знаю, кто донес, – проговорил Тюрин, – только не скажу.

Тюрина окружили; его просили, уговаривали, ему грозили, и он недолго хранил свою тайну. Через несколько минут во всех углах класса толковали, что доносчик открыт, что это Павлов, непременно Павлов. Доказательства были налицо: Павлов не обиделся на Курбатова, Павлов многим говорил, что свистать не следует, Павлов нисколько не удивился приходу директора, а теперь совсем не беспокоится о том, откуда директор все узнал, и, наконец, Павлов вообще дрянь. Это последнее доказательство казалось мальчикам особенно убедительным.

В защиту нелюбимого товарища не поднялось ни одного голоса; все наперерыв высказывали свое негодование против него.

– Этого нельзя так оставить, – толковали мальчики. – Его надобно проучить, хорошенько проучить…

– Я давно говорил, что этого мальчишку следовало исключить из гимназии, – заметил один гимназист-барич. – Чего же хорошего можно ждать от лакея?!

– Нет, это ему так не пройдет! – кипятился силач Щукин, яростно сжимая кулаки. – Мы с ним разделаемся.

– Надо так отдуть его, чтобы он на всю жизнь отвык от этаких проделок, – заметил Харитонов.

Ему не возражали; несколько голосов поддержало его; решено было, как только кончатся уроки, не выходя из класса, проучить Павлова. За «проучку» взялось несколько человек, опытных в этом деле; остальные должны были сторожить, чтобы не вошел воспитатель, и объяснить Павлову, что весь класс недоволен им, считает поступок его низостью.

Илюша и не подозревал, чтó волнует его товарищей. Неудача заговора против Курбатова так обрадовала его, что он и не думал о причинах ее. В рекреационное время он, по обыкновению, держался вдали от товарищей и, слыша их шумные толки, он подумал: «Ишь галдят!» – и стал прилежно повторять трудный немецкий урок.

В классе в Илюшу попало несколько катышков бумаги, пущенных ловкой рукой с задней скамейки; до слуха его несколько раз долетали слова: «шпион, фискал, доносчик!» – но он не обращал на них большого внимания, не знал даже наверняка, к нему ли именно относятся они. Но вот последний учитель вышел из класса; Илюша, собрав свои книги, уже направлялся к дверям, как вдруг Щукин подбежал к нему и ударил его по лицу, приговаривая: «Вот тебе, доносчик».

В первую секунду Илюша совсем опешил, но затем, быстро оправившись, он намеревался, что называется, дать сдачи обидчику, как вдруг на него посыпались удары справа, слева, сзади, и при этом беспрестанно повторялись восклицания:

– Не доноси на товарищей! Не фискаль! Шпион! Сыщик!

Мы не станем описывать подробностей возмутительного побоища, какие, к стыду учащихся, до сих пор повторяются в некоторых учебных заведениях. Когда оно прекратилось, Илюша лежал на полу избитый, окровавленный. Он почти не мог стоять на ногах, еле сознавал, где находится и что с ним.

Вдруг на Илюшу посыпались удары справа, слева, сзади.

Противники его струсили: «проучка» зашла слишком далеко и могла навлечь на них строгое наказание, если бы воспитатель заметил ее. Они сбегали за водой, наскоро умыли Илюшу, накинули на него пальто и кепи и всей толпой, поддерживая и закрывая его от глаз старших, вывели из гимназии. На улице Илюша настолько оправился, что мог идти без посторонней помощи. Тогда мальчики разбежались от него, повторяя на прощанье:

– Это тебе за донос! Другой раз не смей фискалить! Коли опять донесешь, смотри – еще хуже будет!

Илюша остался один в довольно пустынном переулке. Все тело его болело, в ушах шумело, в голове было как-то смутно. Он присел на тумбу, чтобы немного отдохнуть и собраться с мыслями.

«За что? Что я им сделал?» – вертелся неотвязный вопрос в уме его. И, не находя ответа на этот вопрос, он тяжелыми, неровными шагами поплелся домой. Петр и Сергей Степановичи были дома, когда Илюша вошел в комнату. Первым увидел его Сергей Степанович.

– Илья, что это с тобой? – воскликнул он. – Кто это тебя так славно отделал? Брат, Петр, посмотри-ка, полюбуйся на этого молодца! Ха-ха-ха!

Он схватил мальчика за руку и потащил его к брату, продолжая громко смеяться. Лицо Илюши было действительно странно: нос его сильно раздулся, один глаз совсем запух, под ним красовался большой синяк, а на лбу возвышались две огромные шишки. Платье его было изорвано и запачкано кровью. Петру Степановичу довольно было одного взгляда на мальчика, чтобы понять, что тому не до шуток.

– Перестань, Сергей, – сухо остановил он брата и затем, обращаясь к Илюше, сказал более мягким голосом. – Ты после расскажешь нам, как это с тобой случилось, а теперь разденься и ляг: надо полечить твои увечья.

Илюша еле стоял на ногах; он дрожал как в лихорадке и чувствовал слабость во всем теле. Совет Петра Степановича был как нельзя более кстати, и он поспешил исполнить его. Петр Степанович дал ему принять успокоительного лекарства, осмотрел все его увечья и привязал ему холодные компрессы к особенно сильно зашибленным местам.

Мало-помалу Илюша успокоился, боль его утихла, силы восстановились; он чувствовал себя настолько здоровым, что мог встать с постели. Но теперь еще сильнее в душе его проснулось горькое, едкое чувство от причиненной ему несправедливости и негодование против обидчиков. Вспомнив все, что говорили товарищи, когда били его, он понял, в чем его заподозрили, за что с ним поступили так жестоко.

Но с какой же стати подозревали они именно его? Он уже почти два года учится в гимназии, и за все это время никто не видел от него никакого бесчестного поступка, а ведь доносить на товарищей бесчестно. Почему же они думали, что он на это способен? «Потому, что они ненавидят, они презирают меня, – с болью в сердце думал мальчик, – они не считают меня равным себе, своим товарищем… Я не могу больше оставаться с ними, не могу и не хочу! Не стану больше ходить в гимназию, не буду больше учиться, не надо! Останусь на всю жизнь лакеем, – ну, и пусть, все равно!»

Вечером Петр Степанович еще раз осмотрел ушибы мальчика и, видя, что ему лучше, спросил:

– С кем же это ты так подрался, Илюша, скажи, пожалуйста?

– Я не дрался, а меня били, – угрюмо отвечал мальчик. – Я не могу больше учиться в гимназии, – с жаром прибавил он, – все гимназисты злые, несправедливые, я не могу их видеть!

– Э, полно, – успокаивал его Петр Степанович, – все мальчики постоянно дерутся и колотят друг друга, с этим ничего не поделаешь! Ты, верно, очень насолил им, что они так жестоко напали на тебя? Это, конечно, неприятно, но из-за этого нечего и думать бросать ученье. Спи теперь спокойно; как выспишься, так, наверное, согласишься со мной.

Сон не произвел на Илюшу того действия, какого ожидал Петр Степанович. Он остался при своем намерении не ходить больше в гимназию, и в понедельник действительно не пошел.

– Что это значит, Илюша, отчего ты дома? – спросил Петр Степанович, видя, что после утреннего чая он принимается за чистку подсвечников и не думает надевать гимназический мундир.

– Я ведь сказал вам, что не буду больше ходить в гимназию, – проговорил мальчик.

– Как? Так это ты в самом деле затеял? – воскликнул Петр Степанович. – Нет, Илья, этого я не допущу! Ты захотел лучше учиться в гимназии, чем в мастерской, и я этому не противоречил, так как у тебя есть способность к умственному труду. Но бросить гимназию я тебе не позволю. Я прямо приказываю тебе: одевайся скорее и отправляйся. Помни, что для тебя главное – учиться, и учиться, как можно лучше, а остальное все пустяки…

Илюша опустил голову. Петр Степанович и не подумал разобрать, из-за чего товарищи невзлюбили мальчика, из-за чего так жестоко обошлись с ним. Илюша, не привыкший к откровенности, не чувствовал потребности рассказать ему все подробно, но не смел ослушаться его прямого приказания. Тяжело было ему это послушание, тяжело было вернуться в гимназию, опять сидеть в одной комнате, за одним столом с теми, кто так жестоко, так несправедливо оскорбил его! У него не являлось ни малейшего желания помириться с товарищами, объясниться с ними откровенно и хоть побраниться, да зато потом сойтись поближе. Ему и в голову не приходило, что будь сам он общительнее с ними, дружелюбнее – и они будут лучше относиться к нему.

«Они меня не любят, презирают, – думал он, медленными шагами направляясь к гимназии после строгого приказания Петра Степановича. – Пусть себе. Мстить я им не могу и не буду, но я просто совсем не стану знаться ни с кем из них! Он говорит, что „главное – учиться“; ну, хорошо, я буду учиться, а на них и внимания не стану обращать!»