Галина Яхонтова - Сны Анастасии

• Название: Сны Анастасии
• Автор: Галина Яхонтова
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-7027-0246-8

Сны и реальность причудливо переплетаются в сознании Анастасии.

Дорога к счастью устлана розами?

Ей придется пережить горечь разрыва и… обрести новую любовь.

---

Настя поднялась в комнату, оставив веселиться и большую компанию, и Ростислава. Как только ее усталое тело распласталось на постели, малышка Гера, бросив удобную лежанку в кресле, прыгнула на одеяло и свернулась калачиком. Настя взяла ее под одеяло и прижала к себе. Теплое живое существо устроилось у нее на груди и даже ткнулось мокрым холодным носиком в сосок. От этого прикосновения она вздрогнула, как от неожиданного удара, волна пробежала внутри тела — от макушки до пяток.

И Анастасия поняла, что хочет ребенка, маленького и родного, своего. Она слегка испугалась, потому что никогда раньше столь земные мысли не отягощали ее Бог знает чем забитую головку. С этой безумной мыслью она и уснула.

Проворная Гера выбралась из-под одеяла и снова устроилась в кресле.

В комнате у аспирантки Марины тихо играла музыка. У нее всегда играет музыка.

— А знаешь, Настя, ты оказалась права.

— Ты о чем?

— О том, что издатели все же возьмут мой перевод Харольда Робинса. Я даже получила аванс и сейчас буду тебя угощать. Ты ведь не слишком торопишься?

— Нет. Коробов творит, а я ушла, чтобы ему не мешать.

— Я польщена, что лучшее место „не мешать Коробову“ ты нашла в моей комнате. — Марина засмеялась.

— А где твоя… мегера?

— К счастью, она сняла квартиру.

— Квартиру? Одна?

— Да нет, с абхазцем.

Кавказцы, в том числе и абхазцы, поступали в Литинститут почему-то огромными толпами, и все пять лет этими самыми толпами и передвигались с курса на курс. Чем они занимались, эти „гости Москвы“, точно не знал никто. Но очень ошибался тот, кто думал, будто они здесь писали стихи. Раньше, говорят, они промышляли в основном куплей-продажей. А на данном историческом этапе, очевидно, обсуждали планы военных действий…

— Она что же, вышла за него замуж? — поинтересовалась Настя.

— Да нет. Ее вполне устраивает, что он платит за квартиру, — объяснила Марина и с гордостью добавила: — А знаешь, ведь она с ним ушла, чтобы меня не видеть! Я ее выжила!

— И кто же теперь живет в соседней комнате?

— А никто. Она ее держит в резерве.

Насте стало весело.

— Я у тебя тут посижу? Да? — извиняющимся тоном спросила она.

— Конечно! А я пока поставлю тушиться мясо. Купила классный кусок говядины. Осталось только его нашпиговать разными разностями и полить столовым вином.

Она вышла из комнаты, неся перед собой в небольшом тазике мясо, специи, бутылку винного уксуса, нож, большую вилку… На общую кухню, как и в общую баню, каждый приносит все необходимое с собой.

На столе лежала какая-то книга, которую хозяйка комнаты, очевидно, теперь прорабатывает.

„Зигфрид Шнабль, „Мужчина и женщина“, — прочитала Настя. — Ого, да наша вечная девушка втихаря интересуется сексологией!“

Закладка была заложена там, где начиналась глава „Аноргазмия и любовь“.

— Что, Шнабля читаешь? — Марина забежала на минутку.

— Оказывается, мне интересно и такое чтиво.

— Может быть, ты замуж собралась? — весело спросила Марина.

— Не знаю. — Настя искренне была не в состоянии ответить на этот вопрос.

Марина посмотрела на нее долгим внимательным взглядом и перевела разговор на другую тему.

— Ну, ладно. Пойду сторожить „жарево“. А то, знаешь, сопрут.

— Знаю, — ответила Настена, — у меня вчера со сковородки несколько кусков рыбы утащили.

Когда после сытного ужина она поднялась к себе на седьмой этаж, перед ней предстало увлекательное зрелище. Два алтайских поэта играли в лошадку. Один вел другого вдоль по коридору, предварительно накинув на приятеля импровизированную сбрую из двух махеровых клетчатых шарфиков, связанных толстым узлом. На Настю они не обратили никакого внимания.

— Еще раз пройдем — и будем квиты, — говорил один.

— Нет, уже хватит. Я столько тебе не проиграл, — отвечал другой.

Ростислав пребывал в мрачном расположении духа — она поняла это с первого взгляда. Он сидел за столом, созерцая чистый лист, а на полу было белым-бело, словно прошел снегопад. На измятых листах бумаги выделялись черные, как вороньи следы, закорючки.

Настя ни о чем не спросила бедного поэта. Она молча застлала постель и легла. Гера свернулась клубочком рядом. Настя спала, и свет настольной лампы не мешал ей…

Среди ночи ее разбудили странные звуки и голоса. Наверное, в соседней комнате разрушался мир… Он распадался на гортанные слова со множеством согласных, казалось, непроизносимых, а потому ошеломляющих. Там, далеко, в иных мирах и пространствах, что-то читали нараспев, может быть, причащались священной книгой, а может, отпевали покойника. Настя слышала голоса, не понимая ни единого слова. Но звуки казались огненными, булатными, упруго стальными, как ветры в ущельях гор. Голоса утихли, и до нее донеслась музыка — старинный мусульманский напев, которому разгуляться бы где-то над Босфором или Ферганской долиной. Он звучал в восемнадцатиметровой московской „келье“ с почти разрушительной силой.

Насте казалось, что рушится не старое общежитие, а само мироздание, что за каждым из слышимых звуков прячется целое сонмище ультразвуков неведомой силы.

Ростислава рядом не было. Не было его и в комнате, хотя лампа продолжала гореть, как неугасимая звезда любви.

Настасья набросила халат и вышла в коридор. Дверь оказалась незапертой. Коридор был пустынен, как Сахара.

Из соседней комнаты, откуда уже не доносились непонятные звуки, вышел узбек Улугбек.

— Настя-ханум, чего не спишь, поздно уже.

— А ты чего не спишь?

— Акмухамед Коран привез, кассеты с музыкой привез из Турции. Мы читали, пели, слушали. Еще будем.

Она почувствовала, что от него исходит какая-то мощная энергия, но не черная и, как следовало бы предположить, не „зеленая“, а просто новая.

— Ты не знаешь, где Ростислав?

— В „Сибирь“ ушел, кажется.

Уйти в „Сибирь“ на местном жаргоне означало оказаться в комнате, где жил Володька Старых, сибиряк, магаданец и по совместительству чукча. Эта комната находилась в противоположном конце коридора и была знаменита тем, что там шел перманентный запой.

Там пили всегда. Менялись дни и ночи, бутылки, огрызки на столе, появлялись и исчезали действующие лица. Но топка пьянки горела, как вечный огонь.

— Спасибо, Улугбек-джан. — Настя поблагодарила соседа за информацию.

— Может, ты голодная? Вилка — давай, тарелка — давай. У нас плов есть.

Тяжело было отказаться от плова, настоящего, восточного, но сейчас мысли были заняты другим. Сосед заметил ее минутное замешательство:

— Дверь ваш открыт. Я сам тарелку возьму. — Он улыбнулся так белозубо, как это получается только у смуглых людей.

Настя увидела, как из „Сибири“ вышли два человека и направились в ее сторону. Похоже, они не замечали ее, занятые ощущениями, полученными в „Сибири“. Она видела, что они „импозантно“ одеты: один, повыше, был в серых брюках, но с обнаженным торсом, а другой, пониже, — в таком же сером пиджаке, прекрасно сочетавшемся с полосатыми трусами и черными ботинками на босу ногу.

Вдруг они замерли, очевидно, заметив ее. И тот, что пониже, неожиданно присел, прикрывая явно коротковатыми для такого дела фалдами пиджака свои голые волосатые ноги.

— Леха, вставай, пошли, — дергал его за рукав спутник.

— Не могу, Ваня, там же девушка, — галантно отвечал Леха.

Настя прошла мимо, сделав вид, что не заметила демонстрации моделей.

Дверь в „Сибирь“ была приоткрыта, и из щели доносились обрывки оживленного разговора.

— Да ты что, не может быть, чтобы у моржа — и такой х…

— Да точно, б…, точно тебе говорю, у этих ластоплавающих в хрене косточка есть. Мне одну, вот, чукчи подарили — вас потешить.

Анастасия вспомнила, что читала что-то подобное в сгоревшем „Тропике Рака“ Генри Миллера. Когда она вошла, то увивсем по-детски, словно рогатку или палку, передавали друг другу, пустив по кругу, какую-то изогнутую кость примерно в треть метра длиной. Кость была грязно-желтого цвета, как протравленные никотином зубы.

— Мальчики, а где Ростислав?

— Настя? Ты только не волнуйся. — Настя сразу испугалась.

— Где он?!

— Вышел, милая. Скоро придет.

— Как — вышел? — В памяти мгновенно всплыла легенда о том, как когда-то „вышел“ Гурий Удальцов. — Куда?

— Туда. — Старых указал на окно.

Настя едва не лишилась чувств. Невесть откуда в ее руке оказался стакан, в котором еще оставалось несколько глотков на дне.

— Выпей. А он сейчас придет.

Она проглотила мутную жидкость и поняла, что это была скорей всего сивуха. На столе стоял полный до краев стакан, наверное, с водой. Она схватила его, чтобы запить принятую мерзость. Но неосмотрительно выпитые несколько глотков обожгли рот. Горело все нутро.