Александра Толстая - Дочь

• Название: Дочь
• Автор: Александра Толстая
• Жанр: История

Александра Львовна Толстая (1884–1979) — младшая дочь Л.Н. Толстого, писательница, публицист, общественный деятель, создатель музея «Ясная Поляна», одна из основателей международного «Комитета помощи всем русским людям, нуждающимся в ней», названном в честь памяти отца «Толстовским фондом», личность крупная и незаурядная.

В предлагаемый читателю том включены обе части воспоминаний А.Л. Толстой. В книге «Жизнь с отцом», впервые публикуемой в России, достоверно изображен быт семьи Толстых, показаны сложные внутрисемейные отношения. Все последние годы жизни писателя младшая дочь была его доверенным лицом, ей единственной он открыл тайну своего ухода из Ясной Поляны, на ее руках умирал.

Книга «Дочь» продолжает рассказ о судьбе этой удивительной женщины: три года на фронтах Первой мировой войны, чин полковника медицинской службы, два Георгия, а потом — революция, Лубянка, один из первых советских концлагерей, освобождение благодаря ходатайству яснополянских крестьян, эмиграция, жизнь в Японии, в США, работа по организации «Толстовского фонда»… В книге много запоминающихся характеров: изображены и крупные фигуры российской эмиграции, и зарубежные политические и общественные деятели, и партийная элита советского государства.

---

Из дневника 2 марта 1937 года:

"На юге поражает дискриминация по отношению к черным. В дамском клубе разговор такого содержания:

- Скажите, - спрашиваю, - вы не думаете, что запрещение неграм ездить в общих вагонах, разделение уборных на вокзалах создает великолепную почву для большевистской пропаганды среди негров?

- Ах, нет, - быстро возразила мне дама, - мы очень любим негров, они такие великолепные иногда бывают служащие, такие преданные... Добрые, наивные, как дети... Я люблю негров... Нужно только, чтобы они знали свое место...

Отношение к неграм, как и к другим расам, мне совершенно непонятно, как и непонятна мне, с одной стороны, демократия, а с другой - шоферы на вытяжку: Yes, ma'm, а вся прислуга называется просто по имени, кто бы и какого возраста они ни были".

Из дневника 9 марта 1937 года:

"Машина "роллс-ройс" с шофером, замирающим, держа правую руку на дверце. Дама в белом платье и господин, выбритый, отутюженный весь, чистый, в светло-cepoм костюме, с блестящими седыми волосами... В его соседстве - в Палм-Бич, Маунтен-Лейк - только такие же, избранные. Про себя они говорят, что у них удобные скромные дома, простая жизнь...

В Маунтен-Лейк, куда меня пригласил Роджер Бабсон, у ворот сторож.

- Куда? Зачем? - спрашивает. Вероятно, только негры-служащие ездят на таких машинах, как мой старый "форд".

- Я к мистеру Бабсону.

Странно, почему старый "форд"? Кто эта женщина? Но берет под козырек и любезно предупреждает: "Поезжайте осторожно. Скользко после дождя".

Я никогда не видела такой роскоши. Море цветов, чудные тропические деревья, зеленые газоны, японские вишни... На башне, которую построил миллионер Бак, играют колокола траурный марш Шопена..."

Из дневника 15 марта 1937 года:

"На днях один американец спросил меня в клубе, на обеде, где я выступала, ездила ли я на Парижскую выставку?

- Нет.

- Ах, как жалко, почему же? Надо было бы вам посмотреть, очень интересно! А вот что я бы вам еще посоветовал сделать: съездить в Аризону и пролететь на аэроплане над...

Я старалась не слушать. "Если бы у меня было 300 долларов, я бы поехала в Италию проститься с сестрой, может быть, навсегда", - думала я с тоской. Я недавно читала "Исповедь" Руссо. Его приглашали обедать, гостить, предлагали ему кров, он был окружен богачами, но ни один из них не дал ему настоящего выхода из нищеты. Как же смею я надеяться, что выход для меня будет иной...

Научиться надо, как наши странники, бывало, в старое время, получив пятачок, перекреститься: "Спаси вас Христос", и не презирать, с высоты своей гордыни бросающего тебе этот пятачок".

И когда прошло последнее воскресенье и надо было опять искать заработок и пристанище, мы поехали в Палм-Бич, на восточный берег, - там живут богатые люди, авось найдем заработок?

Мы наняли две комнатки над гаражом в Вест Палм-Бич за 35 долларов в месяц и стали искать работу. Палм-Бич - великолепное место на берегу океана, с аллеями громадных пальмовых деревьев, дворцами, садами, полными цветов. Великолепные пляжи, но все частные.

В Палм-Бич богачи тратят деньги, а в Вест Палм-Бич люди стараются деньги заработать.

Когда вы делаете грязную работу у себя на ферме, вы сами себе хозяева, но когда надо наниматься - тяжело!

- Ваше имя? А сколько вы весите? А какие у вас рекомендации? Интеллигентный труд? Нет, нет, у нас спроса нет. Хотите в помощницы по дому?

У американцев не принято говорить "прислуга", они говорят "помощница".

- Но разве знание языков, литературы не пригодится? Может быть, репетировать детей, переводить, может быть, нужны гувернантки, компаньонки?..

Ничего не выходило. Деньги подходили к концу. Но тут неожиданно счастье нам улыбнулось: с нами познакомилась одна русская дама, очень богатая. Она скучала и предложила Ольге давать ей уроки итальянского языка. А я снова получила предложение прочесть несколько лекций.

Здесь же, в Вест Палм-Бич, мы познакомились с братом нашего хаддамского м-ра Ярроу и его женой. Они были такие же бедняки, как и мы. Он продавал какие-то журнальчики и очень обрадовался, когда я ему предложила 25% с лекций, если он мне их устроит. Но это дело для Ярроу было новое, знакомств не было и... размаха не было. Приходилось читать за гроши, 25-30 долларов за лекцию, но и этому была рада.

Из Вест Палм-Бич я ездила по окрестным городам. В Майами меня пригласили читать в большой гостинице "Макфаррен", расположенной на пляже. Зал полон. Рядом со мной с одной стороны сам Макфаррен, с другой - председатель торговой палаты, который меня представлял. Начинаю читать, тема: "Толстой и русская революция". Говорю с микрофоном. Много народу, низкие потолки, вместо окон люки, как на пароходе. Когда дохожу до революции и начинаю говорить против большевиков, под окнами начинается неистовый кошачий концерт. Публика не слышит. Хотя я говорю с микрофоном, мне под этот неистовый шум говорить трудно. Тогда, чтобы обратить внимание председателя, чтобы он как-то прекратил этот концерт, я, продолжая свою речь, где я говорю о расстрелах большевиками сподвижников Ленина - Зиновьева, Каменева, Рыкова и других, добавляю: "К сожалению, вам не слышно, но и здесь, сейчас, под окнами на дворе, товарищи большевики кошачьим концертом справляют тризну по тем, которых они казнили".

Но глухой председатель или не расслышал моих слов, или их не понял. Так я и докончила свою речь под звуки этого кошачьего мяуканья. А после окончания лекции:

- Почему же вы никого не послали унять большевиков, которые безобразничали под окнами? - спрашиваю я у председателя.

- Какие большевики?

- Да те, что под окнами безобразничали.

- О, нет, - сказал председатель. - Это же были кошки.

В ту же минуту, почтительно согнувшись, подошел к Макфаррену его секретарь:

- Сэр, - сказал он, - вот что оказалось на каждом столике! - И он протянул Макфаррену листок. Это была типичная нахальная коммунистическая листовка.

С лекции я возвращалась в автомобиле Макфаррена. С двух сторон на подножках стояли полицейские.

Оказалось, что лекция имела успех. Ярроу с восторгом мне сообщил, что меня приглашают в университет Майами и еще в два места читать лекции. Кроме того, намечается поездка в Ки Вест, где мы должны были с сенатором Кулиджем ловить рыбу. Но все наши планы расстроились - я заболела. У меня опять сделались страшные боли в желудке. А вскоре после этого надо было ехать обратно, так как у меня уже были назначены три лекции в Северной Каролине.

Перемена жизни

Из дневника 1937 года. Апрель.

"Неужели большевики имеют такую силу гипноза на мир? В чем дело? Когда документально доказано в печати, что Сталин, Литвинов - бывшие экспроприаторы, когда иностранные корреспонденты установили, что правительство Сталина не только в продолжение многих лет терроризирует население, но искусственно создало голод, погубило на Украине миллионы людей, экспортируя пшеницу и рожь и в то же время предавая суду людей за каннибализм, что оно в год неурожая вывезло 160 миллионов пудов зерна, а на следующий год 39 миллионов, когда люди несомненно знают, что где только появляются советские агитаторы, там горе, убийство, предательство и зло, точно дьявольская крамола разрушает целые народности, сея смуту и раздоры, знают, что все, что есть наивысшего в мире религию, философию, искусство, большевики топчут и поносят, - люди с пафосом восклицают: "Мы восхищаемся великим экспериментом, мы заинтересованы, мы взволнованы, мы потрясены сдвигами и достижениями, которых добился великий вождь Сталин!"

Стыд и позор миру, который в Лиге Наций обсуждает вопросы всеобщего мира вместе с Литвиновым, слугой кровопийцы Сталина! Стыд и позор правительственным деятелям, позволяющим себе серьезно считаться с правительством Сталина! Стыд и позор нам, русским, допустившим, чтобы нашим народом правили убийцы, грабители и разбойники, подобные Сталину!

Неужели мир и сейчас так же безразлично-постыдно будет относиться и поддерживать рабство, в которое попал русский народ? Неужели не поймет наконец, что такое большевики? Газеты в заголовках печатали об убийствах одних разбойников другими, а почему все газеты молчали и молчат об убийствах и терроре, который 20 лет длится в России?

Христианские организации, молодежь, почтенные профессора с гордостью называют себя радикалами и сочувствуют советскому правительству, Сталину, советскому Нерону, обезумевшему и залившему Россию кровью, отнявшему у народа решительно все свободы. Стыд и позор этим псевдорадикалам, обманутым или обманывающим общество!

Но Бог поможет нам. В конце концов изведется нечисть, освободится русский народ, вскроются темные дела разбойников и позорным клеймом запечатлеется деятельность тех, кто помогал этим разбойникам!"

На душе было невесело и смутно. Кроме того, что беспокоили мировые события, я совершенно не знала, куда и как приложить свои силы. Вернувшись из Флориды, мы не сразу поехали на ферму. Мы все-таки решили попытаться найти работу в Нью-Йорке. Мы просили Марту найти нам квартиру в Нью-Йорке. Но каков был наш ужас, когда мы узнали, что Марта сняла квартиру на 120-й улице Ист, в негритянском квартале, около Мэдисон-авеню.