Фабиан Гарин - Василий Блюхер. Книга 1

• Название: Василий Блюхер. Книга 1
• Автор: Фабиан Гарин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: О войне
• Год: 1963

В романе Фабиана Гарина изображаются годы юности, возмужания, военно-боевая деятельность в первый период гражданской войны прославленного советского полководца Василия Константиновича Блюхера.

Становление характера, созревание военного таланта самородка, вышедшего из народных масс, — главная тема романа.

---

— По дороге всем кричи, что Иван Каширин беляков разбил.

И только гонец бросился обратно на мост, как из арьергарда подъехал на взмыленной лошаденке другой гонец и доложил:

— Томин приказал передать, что он ведет бой с белочехами. У нас осталась одна пушка и десять снарядов. Не устоим.

До Блюхера донеслось глухое эхо артиллерийской стрельбы. В горах Ала-Тау ему пришлось бороться с ураганным ветром, с опасной дорогой, а здесь положение было опасней. На правом берегу Каширин с одним полком и двумя батальонами латышских стрелков вел бой с вражеской дивизией, а на левом — Томин, повернувшись фронтом на восток, удерживал сильно вооруженную пехоту белочехов. Посередине — Уфимка, шаткий мост и тысячи подвод, которые нужно переправить на другой берег. «Дрогнем — погибнем», — пронеслось в сознании.

— Белочехов испугались? — с притворным недоумением спросил Блюхер у гонца и стал строчить ответ:

«Если бы ты не был Томиным — не поставил бы тебя в арьергарде. Не устоишь — погубишь армию. Жму руку. Блюхер».

К рассвету весь Южноуральский отряд перешел через мост. На левом берегу остались лишь Блюхер, Кошкин и Ягудин. В предутренней дымке тумана показался полк Томина. Впереди ехал сам Николай Дмитриевич с расстегнутым воротом венгерки. Кумачовая рубаха настолько загрязнилась, что выглядела уже коричневой. Подъехав к Блюхеру, он спешился. В исстрадавшихся глазах застыла смертельная усталость, посиневшие губы запеклись. Казалось, что он не устоит на ногах и упадет.

— Спасибо, друг! — Блюхер обнял его за плечи. — Не медли, веди людей на другой берег.

Когда на мост шагнул последний конник, Ягудин с Кошкиным, подняв на руки заранее приготовленный бочонок с керосином, опрокинули его и стали поливать настил. Через несколько минут огонь змейками пополз по старым балкам и доскам.

До утра продержался Иван Каширин. Полк поредел, раненым никто не мог оказать помощи. Сам Каширин с трудом сидел в седле — в обеих ногах застряли пули. Но вот подоспела помощь — Павлищев и Калмыков привели свои полки. Чуть ли не целый час они решали, какой им предпринять маневр, чтобы отогнать противника.

— Держитесь здесь, — решил за них Каширин, — а я со своим полком проберусь через Дребневский хутор в тыл.

Павлищев недоуменно посмотрел вслед конникам и сказал Калмыкову:

— Вот вы, Михайло Васильевич, унтер царской армии, объясните мне, пожалуйста, психологию Каширина и его конников. Они совершенно обессилены, сам Каширин серьезно ранен, — я узнал об этом от его порученца, — а поехали на хутор, как на свадьбу.

Калмыков усмехнулся в большие усы:

— Когда человек знает, за что воюет, — он непобедим. Эх, Иван Степанович, если вы останетесь в живых, то увидите, что эти самые конники сделают через двадцать лет.

Павлищев не дослушал, его не удовлетворил ответ Калмыкова. «Меня агитировать не надо, — подумал он, — мне надо понять конника. Черт их знает, этих большевиков! Кого угодно уговорят. Один Блюхер чего стоит: в бою неумолим, а после боя — добрейшая душа. Рано или поздно мы с ним расстанемся, но забыть этого человека никогда не смогу».

Между тем Каширин скрылся с полком за холмами. Никому он потом не рассказывал, как скакал, стиснув зубы от боли в ногах, как измученный полк нашел в себе силы выскочить на равнину у хутора и с гиком броситься на белых. Только к вечеру прискакал со свежим шрамом на лбу казак и подал донесение, написанное корявым почерком:

«Белые разбиты. Двести человек взято в плен. Остальные изрублены. Наши трофеи — три орудия и шесть пулеметов».

…Южноуральский отряд отдыхал вблизи села Аскино. Один Блюхер не знал покоя. Ночью он вызвал Русяева и доверительно сказал:

— Части Красной Армии где-то близко. Чую, что до них рукой подать. Так вот тебе, голубчик, задание. Отбери у Дамберга сотню конников — у него одни рабочие, нацепи всем красные банты и айда искать наших. Командиром сотни назначаю Евсея Черноуса. Я уже дважды видел его отвагу в бою, толковый человек. Впереди сотни пусти разъезд. Ты — представитель штаба нашего отряда. Ясно?

— Сумею ли справиться?

— А больше посылать некого. Каширины ранены, Калмыков контужен. Томин и Дамберг обессилены. А ты парень крепкий, шибко грамотный…

Русяев, соглашаясь с главкомом, покачал головой, повернулся и пошел.

На рассвете, когда в кустах еще гнездился мрак, сотня выехала, взяв направление на север. Над широкой равниной нависли серые тучи, предвещая дождь. Дул резкий и влажный ветер, забираясь под худые ватники. В воздухе уже чувствовался сладковатый запах прелой листвы. Шла глубокая осень, а за ней вот-вот подкрадутся заморозки и скуют все лужи тонким ледком.

Кони шли мелкой рысью. Евсей Черноус всматривался сквозь туманную пелену в даль, ожидая возвращения разъезда. Под ложечкой сосало от голода, мысли убегали к станице, в которой осталась старушка мать, и в то же время по каким-то неуловимым признакам он чувствовал, что сейчас возвратится разъезд и сообщит радостную весть. Вдали действительно замаячила тень. Черноус придержал сотню. Тень быстро увеличивалась и вскоре превратилась во всадника. Это спешил дозорный из разъезда.

— Впереди село, — доложил он Русяеву и Черноусу, — ходят по улице взад и вперед какие-то люди, а кто — не знаем.

— Что скажешь, Черноус? — обратился Русяев к командиру сотни.

— Одному из нас беспременно надо ехать с белым знаменем, вроде как на мирные переговоры. И конника прихватить.

— Поеду я! — твердо сказал Русяев.

— С богом! — махнул рукой Черноус и тут же крикнул своему порученцу: — Тиша, нацепи на пику простынку, поедешь с представителем отряда.

Русяев медленно удалялся и вскоре исчез в туманной пелене. Хотя стремена были спущены до отказа, но длинные ноги мешали ему сидеть в седле так браво, как сидел Тиша. «Сумеет ли меня выручить Черноус, если что случится?» — думал он. А Черноус раздумывал над тем, как ему поступить, если парламентеров встретят огнем или оставят заложниками. Он пожалел, что отпустил их, ибо неожиданно у него созрел план: рассыпать сотню дугой и окружить село. Но было уже поздно.

Русяев с Тишей тревожно приближались к селу, пытаясь разглядеть где-либо красное знамя. И вдруг из села выпорхнула светящаяся струя пулеметной очереди. Тиша покачнулся — пуля обожгла плечо.

— Назад! — крикнул он Русяеву и повернул коня.

Русяев послушно последовал его примеру.

Черноус сердито встретил их и подал команду:

— Сотня! Развернуться лавой! Клинков не вынимать, без команды не стрелять. Поймать живого человека!

Конники быстро рассыпались и понеслись на село, охватывая его с двух сторон. Пулемет захлебнулся, и Черноус заметил, как несколько тачанок понеслись по тракту.

На околице стоял трясущийся от страха старик с лукошком.

— Батя! — спросил Черноус. — В деревне белые аль красные?

Старик поднял на Черноуса выцветшие глаза и пролепетал:

— Красные, ваше благородие.

— Давно?

— Третью неделю.

Черноус готов был закричать от радости так громко, чтобы эхо отозвалось в ушах главкома. Он оглянулся, ища Русяева посоветоваться с ним, но, не найдя его, под свою ответственность отрядил десять конников и приказал им догнать тачанки.

— Окружить и доставить сюда.

Конники рванулись, забыв об усталости. Не верилось им, что красноармейцы так поспешно ретировались, оставив без боя село, и в то же время в душе у них теплилась надежда, что именно на их долю выпало счастье первыми встретиться с частями Красной Армии.

Погоня длилась свыше получаса. Расстояние между конниками и тачанками сокращалось с каждой минутой. И вдруг засвистели пули — это беглецы открыли беспорядочный ружейный огонь. Пять конников, обогнав тачанки со стороны, выскочили на дорогу с криком:

— Стой! Не стреляй!

Испуганные кони беглецов ринулись на обочину, и первая тачанка, накренившись набок, перевернулась, вывалив трех человек. Остальные тачанки остановились.

— Дуры! Мы же свои, красные! — заголосили конники, перебивая друг друга.

— Врете, — придирчиво сказал один из красноармейцев, стряхивая с себя землю. — Окромя нас, других красных здесь нет.

— На вон, выкуси! — с беззлобной насмешкой показал конник большой кукиш. — Чего с тобой канителиться, веди меня к своему командиру.

— Никуда мы тебя не поведем, хоть всех нас перестреляй.

На дороге показался Русяев. Подъехав, он обрадовался тому, что конникам удалось настигнуть красноармейцев.

— За белых нас принимают, — пожаловались ребята.

— Это правда? — спросил Русяев.

— Правда! — ответил один из красноармейцев.

Русяев потер лоб тыльной стороной ладони, размышляя над тем, что бы придумать для доказательства, но ни одна толковая мысль, как назло, не приходила в голову. Он сплюнул и сердито приказал: