Фабиан Гарин - Василий Блюхер. Книга 1

• Название: Василий Блюхер. Книга 1
• Автор: Фабиан Гарин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: О войне
• Год: 1963

В романе Фабиана Гарина изображаются годы юности, возмужания, военно-боевая деятельность в первый период гражданской войны прославленного советского полководца Василия Константиновича Блюхера.

Становление характера, созревание военного таланта самородка, вышедшего из народных масс, — главная тема романа.

---

На другой день Прохор Иванович умер.

Под вечер в дом Евсея Черноуса вернулся Иван Каширин, ездивший по станицам вербовать казаков.

— Ложись, Иван Дмитриевич, отдыхай! — предложил Евсей.

Иван ничего не ответил, только снял папаху, сел за стол и поник головой, сдавив ее обеими руками.

— Заболел, сынок? — участливо спросила Ульяна. — Я те дам чайный настой из трав, дюже помогает.

Дмитрий Иванович понял, что сын чем-то огорчен, и не тревожил его вопросами. «Сам расскажет», — решил он.

Долго молчал Иван, не шелохнувшись. Наконец он оторвал руки от головы, поднялся и глухим голосом промолвил:

— На зорьке, батя, еду в нашу станицу.

Старик удивленно развел руками:

— Ты что забыл дома?

— Ничего! А проучить кое-кого не мешает.

— Да ты уж толково гуторь. Чего тебе дома-то надобно?

— Я вам, батя, ответил: ничего, но хочу повидать Прова Почивалова, Митрича и погуторить с казаками.

— В загадки не играй.

Иван тяжело вздохнул и с трудом выговорил:

— Умер Прохор Иванович, твой старый друг.

— Царствие ему небесное, — прошептал старик Каширин и, повернувшись к образу, перекрестился.

— Господи Иисусе Христе, — вслед за Кашириным произнесла Ульяна.

— Его на сходе Почивалов в грудь ударил за то, что он вступился за нас, — продолжал Иван. — Общественный приговор подписали — землю нашу забрать. Прохор Иванович распалился, обозвал Почивалова кровососом, а тот все хотел дознаться, где мы.

— Ну и Провушка! Чистая сибирская язва. Вернется сын Прохора — потребует ответа.

— Не вернется, батя, — сказал невесело Иван. — Не хотели мы с Николаем сердце старика растравлять. Убили его сына в бою. А с Провом надо кончать.

— Ты что надумал?

— С полусотней поеду в станицу, созову сход, будем судить Почивалова с Митричем.

— Дозволь мне с тобой, — попросил с горячностью Евсей.

— Уж коли судить Прова, то и я поеду, — твердо заявил Дмитрий Иванович. — Жаль, что Николая нет, хотел бы его думку знать.

В разговор снова вмешался Евсей:

— Не знаю, как бы судил Николай Дмитриевич, а я вот своим умишком считаю, что спуску белым давать нельзя. Насмотрелся я, Дмитрий Иванович, и на фронте и в тылу. Прямо скажу — або мы их, або они нас. Сердобольному места нет. В кажной станице есть свои почиваловы и митричи. Разменяем их — и конец!

— Правильно судишь! — одобрительно отозвался Иван.

Каширин с сыном, Евсей Черноус и полусотня казаков въехали в станицу в полдень другого дня. Над станицей лежало серое, как солдатское сукно, в черных подтеках небо, из степи дул ветер, предвещая снег, а его и так много.

По стежке, протоптанной к станичному правлению, Дмитрий Иванович прошел один. Открыл дверь, и в глаза бросилось хмельное лицо Митрича.

— Дозволь взойти?

— Давай! — ответил пьяным голосом Митрич и, скривившись, икнул. Присмотревшись, он узнал Каширина. — Вернулся? Прогнали красные? Тебе, брат, теперь здеся не жить.

— Это почему же?

— Казаки общественный приговор подписали, — выпалил Митрич. — Их воля.

— Это вы с Провом порешили?

— А хучь бы так.

— На вон, выкуси! — и Дмитрий Иванович повертел дулей перед сизым носом Митрича.

— Супротив станичного атамана идешь? — вспылил Митрич. — Я тебе голову сверну.

— Ты ишо, гад, ответишь за смерть Семушкина. Сдохнешь, бугай!

Митрич бросился на Каширина, но в эту минуту вошел Евсей, поджидавший за дверью.

— Что за шум? — спросил он, подойдя вплотную к Митричу, и осклабился. — Вас, папаша, обижают?

— Откедова ты? — спросил Митрич.

— От атамана Дутова. Он мне наказал харю твою разукрасить моим кулаком.

Митрич, чувствуя себя в западне, боязливо сел за стол и завертел шеей, словно за воротник насыпали колючей мякины. Хмель из головы сразу вышел, осовелыми глазами трусливо смотрел он то на Каширина, то на незнакомого казака.

— Душегуб, — качая головой, сказал Дмитрий Иванович, — сгноил ты Прохора Ивановича, мово верного друга. Не пройдет тебе дарма его смерть.

Митрича подмывало ответить, но в эту минуту дверь отворилась и в правление втолкнули со связанными на спине руками Прова Почивалова. Он молча свалился на лавку, опустив низко голову.

— Полюбуйтесь, батя! Доверенный Дутова, убийца Прохора Ивановича. Сегодня мы ему покажем, где раки зимуют, а завтра — его выродку, Сашке.

— Не губи меня, Каширин, — глухим голосом взмолился Почивалов. — Никто Прохора не убивал, своей смертью помер.

— А землю отцовскую отобрал? — вскипел Иван. — По какому праву?

Почивалов поднял на Ивана глаза, налитые гневом, и закусил губы.

К вечеру собрался сход. Иван Каширин взволнованно произнес речь.

— Станичники, — закончил он, — не дутовы и почиваловы будут править Россией, а народ. Погубил Пров Семушкина, всякого погубит, кто ему суперечить будет. Царское время сгинуло и никогда не вернется.

— Ишь какой, — возразил ему рыжеусый казак, — без царя-то и выходит антимония.

— Советская власть будет, а не антимония, — блестя глазами, ответил Иван.

— Коммуния, — снова подзадорил с места рыжеусый.

Каширин пропустил мимо ушей и продолжал:

— Я офицер, но всякий казак мне братеник, потому нас одна казачья земля вскормила.

— А иногородние? — не унимался рыжеусый.

— Разве они хуже нас? — спросил Иван.

— Доехали, станичники! С иногородними побратались, а нам, казакам, больше привилегий нет. Поравнялись, значитца.

— Да, поравнялись! — властно сказал Каширин. — Всех в России поравняем.

— Спасибочка! — ехидно откликнулся казак и поклонился в пояс.

— Не об том сейчас речь, а о Почивалове и Митриче. Собакам — собачья смерть. За кровь невинного казака Прохора Ивановича требуется ответ. Кто за то, чтобы покарать Почивалова и Митрича?

Каширины первыми подняли руки, а за ними не совсем уверенно и другие.

— Мы уезжаем, но вернемся. Сила у нас большая, Дутову скоро придет конец.

Отряд уехал, уводя с собой Почивалова и Митрича, которых Евсей вел на веревке. Далеко за околицей их расстреляли и засыпали снегом.

Сашка Почивалов тайком прошел к особняку Надежды Илларионовны, воровато озираясь по сторонам. Он опасался, что шпики могут заметить его и донести атаману. Не снести тогда есаулу головы. И снова, как в тот памятный вечер, когда он относил Дутову пакет от Сукина, Сашка подавлял в себе страх.

На звонок никто не откликнулся. Сашка уж со брался с горечью уйти, но неожиданно дверь отворилась и на пороге показалась Надежда Илларионовна.

— Заходите! — тихо произнесла она. — Где он?

Сашка понял, на кого она намекает, и так же тихо ответил:

— В гостях у Барановского.

Сашка прошел в спальню Надежды Илларионовны, опустился на пружинистую тахту. Радость, с которой он шел сюда, предвкушая встречу, исчезла, уступив место неуверенности. Движения его стали неловкими, в ушах стояла давящая глухота: то ответит невпопад, то переспросит несколько раз.

Надежда Илларионовна сразу почувствовала его настороженность. Приняв независимый вид, она с язвительной усмешкой произнесла:

— Вам бы погоны труса, а не есаула.

Слова ударили Сашку хлыстом по лицу. Тяжело дыша, он поспешно встал и прерывистым голосом сказал:

— Вы его плохо знаете. В вашей постели он кутенок, зато в штабе — волк. Дознается — заклюет меня и вас.

— Я не из трусливого десятка, — смело ответила Надежда Илларионовна и, обхватив руками Сашкину голову, приблизила к себе и прижалась к его губам.

В этот полночный час Дутов сидел у Барановского за столом, накрытым белоснежной скатертью. По одну сторону развалился в кресле грузный Барановский, председатель «Комитета спасения родины», бывший оренбургский городской голова, по другую — пышная, с копной рыжих волос, женщина, его разведённая дочь, лет тридцати пяти, в черном муаровом платье с глубоким вырезом. Дутов с непроницаемой холодностью смотрел на Барановского, его дочь и остальных гостей, а они видели в нем главу Российского государства. «Вот только такой может взять власть в свои руки, — думал Барановский, — и заставить себе подчиниться. Будущее выглядит довольно заманчиво, особенно если он, Дутов, обратит благосклонное внимание на мою дочь. А вот она может завлечь его и подчинить себе. На то она и женщина».

— Вы считаете наше положение прочным, несмотря на потерю Троицка? — поинтересовался оренбургский губернатор барон Таубе.

— Бесспорно! Через две недели вся Оренбургская губерния и Тургайская область будут освобождены от красных, — без намека на улыбку ответил Дутов.

— Господа! Я предлагаю выпить за талантливого и бесстрашного Александра Ильича, в лице которого мы видим спасителя нашего отечества! — предложил тургайский губернатор генерал Эверсман.