Святослав Рыбас - Василий Шульгин: судьба русского националиста

• Название: Василий Шульгин: судьба русского националиста
• Автор: Святослав Рыбас
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03715-1

Василий Шульгин вошел в историю как фигура крайне противоречивая. И вместе с тем это был типичный представитель русской имперской элиты начала XX века. Будучи убежденным монархистом и националистом, он принял активное участие в попытках либерализации государственного управления, которые закончились заговором против царя и крушением империи. Шульгин принимал отречение от престола Николая II, входил в группу руководителей Февральской революции, участвовал в организации белогвардейского сопротивления Октябрьской революции, был членом правительств генералов Деникина и Врангеля, создал разветвленную разведывательную организацию, руководил редакциями газет, был ярким публицистом и писателем. Автор книг «Дни», «1920 год», «Три столицы», «Что нам в них не нравится. Об антисемитизме в России» и др. В декабре 1944 года был арестован в Югославии армейской контрразведкой Смерш, осужден на 25 лет заключения за антисоветскую деятельность. После амнистии в 1956 году занимался литературной деятельностью, стал героем знаменитого фильма «Перед судом истории», консультировал ученых, деятелей культуры, литераторов — Александра Солженицына, Николая Яковлева, Марка Касвинова, Дмитрия Жукова, Николая Лисового, Илью Глазунова, Сергея Колосова, Фридриха Эрмлера, Андрея Смирнова и др.

Святослав Рыбас рассматривает жизненный путь Шульгина на фоне кризисных явлений российского исторического процесса, что делает эту книгу завершающей в ряду его работ — «Столыпин», «Генерал Кутепов», «Сталин», «Громыко», опубликованных в серии «Жизнь замечательных людей».

знак информационной продукции 16+

---

Позже я узнал, что Дубин не только правоверный иудей, но и весьма уважаем религиозными евреями далеко за пределами Риги…

С первых же дней он предложил мне, что будет покупать для меня в ларьке белый хлеб и сахар. Я отказался. Он спросил меня:

— Почему?

— Мы еще очень мало знакомы. Принимать такую помощь я могу только от друзей.

Он сказал:

— А я вам говорю, что вы возьмете. Слушайте, я вам уже говорил, что немцы вырезали всю мою родню, и не знаю, сколько еще миллионов евреев. Сейчас в этой камере немцев нет. Но где я был раньше, там их было много. Быть может, эти, что были со мною, и не убивали евреев, но все же это немцы. И я долго не мог себя пересилить. Однако в Писании сказано: „Голодного накорми“. Не сказано в Писании, что немцев не накорми. А они голодали. И я стал их кормить. И вы возьмете мой хлеб. Вы не захотите так меня обидеть.

Я сказал:

— Давайте. Я возьму ваш хлеб.

И так потекли дни. Дубин молился и плакал. Я привык как к тому, так и к другому.

Теперь я не знаю, что с ним. Вряд ли он поехал в Израиль. Он говорил: „Они не евреи. Евреи веруют в Бога, а эти не веруют. И храма Соломонова они не восстанавливают“…

Замечательно еще то, что у него в тюрьме была библиотека из двадцати религиозных книг на еврейском языке. Они хранились в общей библиотеке, а ему выдавали по мере надобности тот или иной том. Этого не мог бы позволить себе никто другой. Если бы у меня конфисковали Евангелие, которого у меня не было, то ни в коем случае не выдали бы по моей просьбе. Я бы не смог их убедить. Но такой Дубин, который целый день молился и плакал, произнося слова, написанные в этой книге, не входил ни в какие рамки. Он импонировал. Он гипнотизировал. И его уважали, несмотря ни на что.

То же самое наблюдение я сделал гораздо раньше, еще в двадцать пятом году. Не уважали обыкновенных христиан, но уважали раскольников, чувствуя силу их веры. И потому недаром говорится, что вера горами движет»[530].

Однажды Шульгин спас жизнь страшно неприятному соседу. Тот был японцем, знал русский язык, его отец окончил Киевскую духовную академию. Этот сиделец находил удовольствие в том, что постоянно дразнил некоторых заключенных и издевался над ними, за что его стали просто избивать. Однажды на прогулке Шульгин услышал, как японец напевает какие-то странные слова. Прислушался — это была смесь имперского русского гимна и пошлых частушек. И тут терпение камеры лопнуло, оскорбленные сидельцы решили ночью убить японца. Поняв это, Василий Витальевич стал изо всей силы стучать ногой в дверь и вызывать дежурного охранника. Его отвели к коменданту, он все рассказал. Но согласно тюремному порядку заключенного можно было перевести в другую камеру только утром. А это означало смертный приговор японцу.

Оставалось уповать на свой авторитет, и, вернувшись в камеру, Шульгин громко объявил, что получил гарантию завтрашнего перевода японца. Ночь прошла спокойно.

Утром за японцем пришли, он неожиданно для всех стал просить прощения лично у каждого, и все пожимали его протянутую руку. Лишь один Шульгин не пожал, холодно ответив: «Бог простит».

Почему же спас, а не простил?

Видимо, издевательство над царским гимном задело глубокие воспоминания о том, что тяжко было вспоминать.

Еще одним интересным сокамерником был Михаил Алексеевич Таиров, бывший заместитель председателя Ленинградского облисполкома (вице-губернатор), осужденный по «ленинградскому делу» вместе с многочисленной группой высших партийных и советских чиновников, среди которых были секретарь ЦК КПСС А. А. Кузнецов (еще недавно его Сталин рассматривал как своего возможного преемника в партии), член политбюро ЦК КПСС, председатель Госплана СССР Н. А. Вознесенский (Сталин видел его на посту председателя правительства), председатель Президиума Верховного Совета РСФСР М. И. Родионов. Существо данного дела в том, что эта группа выражала озабоченность положением русского народа, который в сравнении с другими нес наибольшие тяготы государственного строительства. У нее было желание (правда, не формализованное, а на уровне конфиденциальных разговоров) создать Российскую коммунистическую партию в рамках КПСС, укрепить значение Российской Федерации, перенести в Ленинград столицу России. Внешне это не противоречило русскоцентристской политике И. В. Сталина, проводимой во время войны, однако сейчас, когда началась холодная война с бывшими западными союзниками за передел послевоенного мира, а в окружении «позднего Сталина» велась подковерная борьба за роль наследника вождя и к тому же в Ленинграде выявили серьезные факты коррупции, выделение русских структур было воспринято как удар по единству государства. И ленинградцы потерпели сокрушительное поражение.

Таиров оказался в группе осужденных, можно сказать, «за компанию». Шульгин не оставил свидетельств, о чем они беседовали с ним. Наверное, особо доверительных разговоров между ними быть не могло, ведь один был неразоружившимся белогвардейцем, а другой — советским начальником.

Среди сокамерников Шульгина были и знаменитости, такие как академик-биолог В. В. Парин и поэт-мистик Д. Л. Андреев. Вместе с ленинградским историком Л. Л. Раковым они сочинили «Новый Плутарх», ироническое жизнеописание вымышленных исторических героев.

Вот несколько примеров фантазии сидельцев:

Эстебан Лигейро, мексиканский биохимик, автор средства для депигментации негров. Менандр Парасангит, врач IV века до нашей эры, автор открытия, что «воздержание и диетическое питание не делают человека ни сытым, ни счастливым». Археолог Леко-де-Лягиш, первооткрыватель античной станковой живописи: «Переход Ганнибала через Альпы», «Сватовство центуриона», «Нерон, наблюдающий пожар Рима», «Non expectaverunt» («Не ждали») — возвращение Фемистокла из изгнания. («Скромную комнату украшают висящие на стене изображения демократических деятелей — Софокла и Клисфена. Яркие лучи афинского солнца освещают эту сцену из жизни либеральной интеллигентной афинской семьи».) А знаменитый роман голландского писателя Доувеса ван Ноордена (1860–1936) «Так жить нельзя!», как указано авторами, «получил всеобщее признание и вошел в золотой фонд литературы, ставящей своей целью существенно повлиять на моральное переустройство мира. К сожалению, писателю не суждено было стать свидетелем победоносного шествия своего величайшего творения по странам Европы, Азии и Америки. Потрясения, обрушившиеся на его организм, оказались слишком велики».

Впоследствии тюремные знакомства позволили Шульгину завязать тесные отношения со многими писателями.

Шли дни и годы. Однажды до тюрьмы донесся протяжный стон заводских гудков. Что это означало, никто не догадался. А это умер Сталин. Вскоре стало ясно, что героический мобилизационный период российской истории закончился. Показательно, что за 20 дней до смерти Сталин подписал постановление правительства о начале работ над ракетой Р-7, на которой в 1961 году полетел первый в мире космонавт Юрий Гагарин.

Сразу же после кончины Сталина в сентябрьском номере американского журнала «Нейшнл бизнес» за 1953 год в статье Герберта Гарриса «Русские догоняют нас…» отмечалось, что СССР по темпам роста экономической мощи опережает любую страну и что в настоящее время темп развития СССР в 2–3 раза выше, чем США.

Кандидат в президенты США Эдлай Стивенсон оценивал положение таким образом, что если темпы производственного роста в сталинской России сохранятся, то к 1970 году объем русского производства в 3–4 раза превысит американский.

Но сталинский период не мог продолжаться без Сталина.

В декабре в характеристике Шульгина, данной начальством тюрьмы, указывалось: «Политических убеждений не изменял, оставаясь ярым ненавистником коммунистов и Советского строя».

Соответственно, Судебная коллегия по уголовным делам Владимирского областного суда отказала Шульгину в досрочном освобождении.

И только в сентябре 1956 года по указу Президиума Верховного Совета СССР Шульгин был досрочно освобожден из заключения. Ему было 78 лет.

Ему вернули его скудное имущество — обручальное золотое кольцо и еще одно тонкое золотое, 350 хорватских кун и один югославский динар, которые можно было положить лишь в нумизматическую коллекцию. Изъятые при аресте рукописи и всё, написанное им в тюрьме, ему не вернули. Он не знал, что их сожгли, и долго добивался возвращения.

Кем же стал Шульгин, выйдя на свободу?

Его социальный статус определился быстро — писатель. За плечами были известные книги, политическое и тюремное прошлое Василия Витальевича вызывало к нему большой интерес интеллигенции. На дворе стояла хрущевская «оттепель», сталинская политическая система была подвергнута остракизму.

Вот письмо известного писателя Корнея Чуковского председателю Президиума Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилову, из которого видно, что верхний слой творческой интеллигенции стал поддерживать нашего героя.