Дарья Кузнецова - XXI век не той эры (СИ)

• Название: XXI век не той эры (СИ)
• Автор: Дарья Кузнецова
• Издательство: СамИздат
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2015

Попаданцы бывают разными. Некоторые действительно попадают в сказки. А некоторые… В этом мире и этом времени идёт война. Война тяжёлая, война на уничтожение. Война, в которой человечество должно было погибнуть, но — выжило назло всем вероятностям. Бесспорно, тяжёлой ценой. Вся огромная Империя Терра живёт ради одной цели — ради войны и победы в ней. Все ценности, все реалии жизни подчинены этой цели. Кому в этом мире нужна даже очень хорошая переводчица-синхронистка? Никому. А, учитывая обстоятельства её появления, может быть, даже опасна. Но отчаиваться и опускать руки — тоже не вариант. Даже если от тебя совсем ничего не зависит, ты можешь постараться сделать хоть что-то. Например, остаться собой и не потерять веру в лучшее.

---

Не иначе, инстинкт самосохранения сработал, потому что голос у меня всё-таки прорезался. Трясущийся, неуверенный, но слова хлынули сплошным потоком, остановить который я вряд ли смогла бы при всём желании.

— Я п-понятия не имею, кто вы и о чём вы говорите! Никто меня не с-создавал, мама с папой только, и цианидов я ваших не знаю, или как они там правильно? Где я, что вообще происходит, что я вам сделала?! — вместе со словами из глаз хлынули слёзы, и за их пеленой я почти перестала видеть лицо белобрысого.

— Кириос чёрный трибун, пожалуйста, она не врёт, — вновь вступился за меня японец. — Проверьте показания приборов, она очень боится и действительно не врёт ни словом, вы ничего не добьетесь, покалечив её. Кириос трибун Наказатель, она в самом деле простая женщина, если что-то и есть, то оно зарыто глубоко в подсознании! Надо попробовать гипноз и психотропные препараты, это должно помочь!

Наказатель — это его зовут так, что ли? Очень подходящее имечко, ничего не скажешь! Или это должность, а зовут его Кириос?

А трибун? Знакомое слово. Ассоциации такие… трибун, манипула, сестерции… кажется, это откуда-то из Римской Империи, да?

Про психотропные препараты, упомянутые японцем, я старалась не думать. И так непонятно, почему до сих пор от страха в обморок не упала. Подумать, какая крепкая оказалась психика! Да и, честно говоря, хоть морфий с галоперидолом, только бы этот маньяк держался от меня подальше.

Через пару бесконечно долгих, тянущихся жидким стеклом мгновений, в которые я мысленно прощалась с собственной рукой, а заодно и жизнью, двустворчатый гигант, похоже, решил внять словам человека в белом халате, и швырнул меня обратно на кровать. Я приложилась затылком о стену так, что натурально увидела небо в алмазах, но и этот вид был прекрасней, чем близость «истинного арийца».

— У тебя три дня. Делай с ней что хочешь: коли, пытай, вскрывай череп и разбирай мозг на нейроны, но когда мы прибудем в сектор временного расположения легиона, я должен знать, чем циаматы её напичкали.

И с этими словами великан нас покинул. Надеюсь, навсегда. Сжавшись в углу кровати, я тряслась от пережитого страха и пыталась привыкнуть к мысли, что всё ещё жива.

— Сп-пасибо, — сумела выдавить я, переводя взгляд на сидящего рядом на нарах мужчину. Он тоже выглядел бледным и напуганным, и я понимала: шкаф с антресолями вполне мог и его разорвать на много маленьких японцев за то, что полез под руку. И тем не менее, полез, здорово рискуя, и спас мне если не жизнь, то уж здоровье точно.

— Вы хорошо держались, — неожиданно похвалил меня он. И в ответ на мой недоверчивый взгляд пояснил: — Трибуна Наказателя боятся все. От рядового до легата легиона. Его… сложно не бояться.

— Да уж, хорошо, — я нервно хихикнула. — Чудом лужу не сделала.

— Поверьте, это была бы не такая уж предосудительная реакция. И не такое бывало, — чуть поморщился он. — Меня зовут Нобоюки Исикава.

— Ольга В-высоцкая, — икнув, представилась я. — Чего он от меня хотел? И что вообще произошло? Где я нахожусь? — сумев немного взять себя в руки, задала я самые животрепещущие вопросы. — Исикава-сан, и можно мне во что-нибудь одеться? — робко попросила я. Кажется, вежливое обращение страны Восходящего Солнца вспомнила правильно; тогда почему он так озадаченно нахмурился?

— Сан? Что-то… ах да, это же древнее обращение, совсем забыл, — лицо японца просветлело. — Я не силён в древней истории, — извиняющимся тоном добавил он.

— В древней? — машинально уточнила я и шумно сглотнула, озарённая внезапной жуткой догадкой. — А… какой сейчас год?

— Две тысячи сорок четвёртый, — спокойно ответил Исикава.

— Это я без малого тридцать лет… Стоп! — я тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли. — За тридцать лет вежливые обращения не становятся древними.

— Ну, насколько я знаю, подобное обращение было принято ещё до пришествия Древних, — осторожно поправил меня японец.

— Древних? — тупо переспросила я, глядя прямо перед собой. — Каких древних?

— Древних богов, — охотно пояснил доктор.

Хм. Может, зря он этого двустворчатого остановил, и надо было позволить тому меня убить?

Короткая беседа, прервавшаяся на появление застенчивого молодого парня с торчащими во все стороны чёрными вихрами и большими тёмными глазами, принёсшего мне непонятную белую робу и миску с едой (то ли я права, и за нами кто-то постоянно наблюдает, то ли они тут как-то телепатически общаются), доставила мне много неприятных минут. И хотелось бы во всё это не поверить, но не получалось.

В общем, если вкратце, оказалось, что меня и привычную мне действительность разделяли две с лишним тысячи лет. В середине двадцать второго века на задыхающуюся в человеческих миазмах Землю явились древние языческие боги, и устроили всем большой христианский «апокалипсец». Христианам особенно; очень уж невзлюбили их древние, и это можно было понять, вспоминая, как насаждалась религия «терпения и всепрощения».

Порядок боги наводили железной рукой, не размениваясь на мелочи. Каждый из богов сохранил свой народ (явились почему-то не все), и плюс ещё пожалели (а, может, не заметили) всякие мелкие дикие племена в глухих лесах и на островах, которые теперь не то вымерли, не то ассимилировались, не то продолжали жить в своём каменном веке. Но в генеральном плане обустройства нового светлого будущего народов осталось всего восемь.

Восемь. От этой цифры мне ощутимо поплохело, когда я её осознала. От многосотенного многообразия, пусть и покалеченного в последнее время культурой фастфуда и бессмысленного потребления, осталось всего восемь народов.

Это шокировало меня сильнее, чем две тысячи лет. Я ведь не с пустого места пошла на языковое направление. Мне всегда было безумно интересно узнавать разные культуры, а ещё я всегда считала, что все проблемы человечества возникают именно из-за нежелания понимать чужие привычки и обычаи, принимая их право на жизнь. И я мечтала узнавать новое и помогать договариваться хоть кому-то, хотя бы в мелочах. Многообразие человеческих традиций, представлений и культур завораживало своей неисчерпаемостью.

Я после посещения Казани «заболела» татарским, я пыталась освоить арабскую вязь и мечтала когда-нибудь добраться до такого мистически прекрасного восточного искусства каллиграфии.

А теперь малодушно радовалась, что меня никуда не выпустят ни сейчас, ни, скорее всего, в ближайшем будущем, и я не увижу новую Землю; точнее, как её теперь называли, Терру. Потому что совершенно не хотела знать, во что превратились любимые, и каждый по-своему — прекрасные города. Хитроглазая татарская Казань, хмурый туманный спрут-Лондон, противоречивый Хабаровск, жизнерадостный Париж, великолепная Венеция, строгий Санкт-Петербург, яркий Самарканд и горячий Каир…

Мой мир остался в прошлом, и мне сейчас было глубоко плевать, что со мной будет дальше. Меня всегда называли чёрствой, потому что к людям я была зачастую более безразлична, чем к домам. И я действительно принимала гибель людей спокойнее, а смерть каждого старого дома казалась мне личной трагедией.

На этом фоне известие о том, что человечество уже две с лишним сотни лет ведёт войну с агрессивными инопланетянами, и мы сейчас находимся на флагманском корабле одного из легионов Империи Терра, воспринялось совершенно спокойно. Как и перспектива стать подопытным кроликом, и известие о том, что подобрали меня в непонятной полузаброшенной лаборатории Иных на одной из возвращённых Империей колоний. Мне просто нечего было терять. Родных нет, привязанностей нет, и цели в жизни теперь тоже нет, потому что моя работа здесь не имеет смысла. Не пользуются нынешние люди услугами переводчиков, потому что каждая домохозяйка прекрасно знает оставшиеся в живых восемь языков и культуру всех этих восьми народов, а переводчики с мёртвых языков даром никому не нужны. В пору было радоваться: мечты сбываются, у людей всеобщее взаимопонимание.

Но только ощущение всё равно такое, будто кто-то в душу нагадил.

— А в чём именно меня подозревает этот добрый доктор Менгеле? — наконец, заставила я себя отвлечься от уныния.

— Кто, простите? — Исикава озадаченно вскинул брови. За моей реакцией на собственный рассказ он наблюдал с живым интересом, и первый вопрос не о делах давно минувших дней, а об объективной реальности, застал его врасплох.

— Ну, этот, большой и страшный, — я кивнула на дверь. Из головы под воздействием глобальных новостей совсем вылетело, как именно называл его японец.

— Кириос чёрный трибун?

— Ага. Кириос, — кивнула я, мрачно косясь на дверь. Как будто всерьёз опасалась, что он действительно сейчас вломится, если помянуть его всуе.

— Простите, почему… — начал он, нахмурившись. Но запнулся и посветлел лицом, явно самостоятельно найдя ответ на свой вопрос. — Вы решили, что кириос — это имя? — спросил он. Я медленно кивнула. Не угадала? — Нет, что вы, это просто принятое вежливое обращение, как «сан», которое вы упоминали. Только оно калька с эллинского, и обычно не переводится, так уж повелось. Кириос — обращение к мужчине, кириа — к женщине, не удивляйтесь. А почему вы назвали его доктором и этим именем? — полюбопытствовал он.