Алан Аюпов - Сад фонтанов

• Название: Сад фонтанов
• Автор: Алан Аюпов
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Любовь — это мираж, это красивая сказка, придуманная людьми, мечтающими о благородстве отношений. Он убеждён, что это не так, и бросается на поиски. В результате всё смешалось, и теперь не разобраться, где реальность, а где вымысел. Может он прошёл мимо своей судьбы и не заметил, увлёкшись погоней за счастьем? А может любви на самом деле нет?

---

ЖОНГЛЁР

Берёт он факелы дрожащими руками
И поднимает их над головой.
Букет огня — трепещущее пламя
Взмывает вверх под купол цирковой.

И на мгновенье, вспыхнув облачком прозрачным,
Сорвавшись, падает в густую черноту.
Старик-жонглёр и вечный неудачник
Горящий дождь хватает на лету.

Но вдруг светящаяся капля отделилась
И промелькнула мимо, как стрела.
Дотла сгорела. В пепел превратилась
И умерла, как будто не жила.

Но не заметил зритель этого момента.
Он смотрит радостно на яркий фейерверк.
И снова факелы под гром аплодисментов
Седой циркач подбрасывает вверх.

Вот так же просто и легко играет нами
Жонглёр, которого мы все зовём судьбой.
И наших душ трепещущее пламя
Взмывает вверх под купол голубой.

Выхватив из костра обгорелую и заострённую пламенем палочку, быстро и не совсем ровно начертал сложившиеся стихи на чистом листе тундры. Снег вокруг стал мягкий, податливый, как раз для игры в снежки. Я поднялся на ноги и с высоты взглянул на результат. Впечатляло. Немного подумав, дописал внизу своё имя и фамилию, как будто кто-нибудь сможет сие прочесть. Усмехнулся и рядом нарисовал смеющуюся рожицу. Поколебался, и написал вязью вокруг мордашки «вечность», и выбросил, ставшую не нужной пишущую принадлежность в догорающий костёр. Постепенно пламя стало опадать, увядать, как не политый цветок в горшке на окне. Спустя ещё некоторое время костёр совсем погас. И вновь вокруг воцарилась тёмная, непроглядная ночь. На месте кострища, на девственно белом снегу осталось чёрное, грязное пятно, видное издалека, и немного неровные строки стихотворения. Постояв ещё немного, я пошёл к посёлку. Идти по непротоптанному, глубокому снегу без лыж было непросто. Но не так уж далеко я находился, чтобы жаловаться на трудность продвижения. Тем более, что никто меня сюда не гнал. Добравшись до ближайших домов, поторопился выбраться на дорогу. Здесь идти было гораздо легче. Меня окружал всё тот же посёлок со странными домами-бараками, парадными трансформаторными будками, деревянными тротуарами, замёрзшими лужами и всё тем же однообразным забором-штакетником. Иногда всё же встречались интересные вещи. К примеру, у ледяного катка стояла громадная ель, украшенная цветными лампочками. Кое-где виднелись игрушки. Подле лесной красавицы устроились ростом с неё снежные фигуры деда-мороза и снегурочки. Чуть поодаль расположились снеговик с ракетой. Удивительнее всего было то, что через дорогу от этого ансамбля находилась точная его копия. А над дорогой между ними растянулись провода в цветных огнях со звездой посередине. Всё горело и переливалось. Но вот зрителей не было. Над землёй плыла полярная ночь.

Сколько я бродил по этому странному населённому пункту, не знаю, только совершенно непонятным образом оказался у бревенчатого двухэтажного дома. Из окна напротив лился ровный, приятный глазу мягкий голубоватый свет ламп дневного освещения. Сквозь тюль просматривалась комната. Слева в дальнем углу располагалась высокая кровать, видно с периной, так как была она неестественно высока, накрытая красивым покрывалом с кистями по краям. Справа виднелся телевизор на коротких ножках. Под самим окном находился круглый стол. Что за дикая любовь в этом посёлке у людей к круглым столам?! Слева от окна выглядывала огромная цветущая китайская роза. Это было здорово! Среди глубоких снегов нежные цветы юга! Прямо посреди стола пристроилась на высокой тонкой ножке хрустальная ваза, наполненная до краёв апельсинами и шикарными, громадными персиками. Шкурка последних была так тонка, что даже сквозь промёрзшее стекло просвечивала мягкая, сочная плоть. В глубь комнаты видно не было, так как я стоял ниже края окна, и потому приходилось немного задирать голову и вставать на цыпочки, чтобы рассмотреть всё это. Мешали видеть внутренность помещения также и наклеенные прямо на стекло бумажные украшения. Да и портьеры были слегка сдвинуты. Почему-то в этой комнате никогда никого не было. Я подошёл совсем близко к окну, буквально носом воткнулся в него, пытаясь разглядеть что-нибудь, похожее на человека, но безрезультатно. Тогда прижался лицом к холодному стеклу и проснулся. Собака толкала меня своим мокрым носом прямо в мой нос.

— Эх ты! — потрепал я её по шее. — Дурашка. Зачем разбудил, а?! Скучно?

Пёс внимательно смотрел мне прямо в глаза. Что он хотел сказать? Я, разумеется, не понял. Звёзды на западе потускнели. Моё кострище ещё тлело. На всякий случай подкинул несколько сухих сучьев и раздул пламя. Как-то не хотелось снова прибегать к опыту предков в извлечении огня. Собака продолжала наблюдать за мной. Я поднялся и сделал несколько физических упражнений, так как все мои члены затекли от неудобной позы, в которой уснул. Странное животное всё так же продолжало смотреть на меня. Это непонятное поведение насторожило. Что-то было не то. Я оглянулся. Вокруг стояла глухая тишина и ни души. Взглянув на собаку, проследил за её взглядом. Она смотрела только на меня. Осмотрев свою одежду, и ничего не найдя, сунул руку в карман. О-о! Диво! Там была небольшая горбушка хлеба. Откуда она у меня взялась?! Что-то я не помнил о её наличии вчера, когда умирал от голода. Но задавать ненужных вопросов не стал, всё равно отвечать было некому, а просто разломил, сей малюсенький кусочек на две приблизительно равные части, и отдал одну собаке, вторую же практически целиком сунул в рот и с наслаждением стал жевать сухой хлеб. Конечно же, это совсем не утолило голода, скорее наоборот. Ко всему прибавилась сильнейшая жажда. Собака же, проглотив свою порцию, удовлетворённо уселась напротив и принялась облизываться. Я поднялся и побрёл вдоль бережка, отыскивая наиболее удобное место, дабы добраться до воды. На одном клочке поверхность грунта была сухой почти до самого ручья, и я наивно предположил, что тут-то и можно напиться. Первые шаги по столь зыбкой почве меня не насторожили. Да и как это могло произойти, если земля под ногами была самая что ни на есть настоящая. Только когда до желанной влаги оставался всего лишь шаг, подлое болото разверзлось подо мной, и я почти сразу ушёл в густое месиво по грудь. Естественное желание тут же выскочить привело только к ощутимому погружению. На ноги как будто нацепили колосник. Меня неудержимо засасывало. Единственное, что удалось, так это выдернуть руки и положить их плашмя, чтобы увеличить площадь опоры. Погружение немного замедлилось и, когда жижа достигла моего подбородка, совсем прекратилось. Я стоял на носочках, едва не хлебая грязь, не имея возможности позвать на помощь, хотя звать-то было всё равно некого, не то, чтобы шевельнуться.

«Вот и напился, — мелькнуло в мозгу. — Сейчас напьёшься на всю оставшуюся жизнь». Находясь в таком положении мне не было видно происходящего на берегу. Как долго предстояло продержаться, разумеется, никто не знал. Ног я уже давно не чувствовал, а руки так затекли, что о них и вспоминать не хотелось. Где-то вдалеке послышался треск мотоцикла. Он приближался и почти рядом заглох, однако для меня это не имело никакого значения. Кричать не было возможности, а увидеть меня с берега в сумраке ночи на тёмной воде было бы невероятным везением. Только судьба и на этот раз была на моей стороне. С берега донеслось:

— Не шевелись! Держи верёвку, но пока я тебя не заарканю, не хватайся за неё руками. Уйдёшь под воду, тогда каюк!

Сказать, что я был потрясён, значит, ничего не сказать. С первой попытки петля не попала, как и со второй, а шлёпнулась около. Но когда верёвка больно хлестнула меня по голове, я даже обрадовался, только ничего делать не стал, а подождал инструкций своего спасителя. Он не заставил себя ждать.

— Теперь слушай и запоминай! Постарайся набрать воздуха, как можно больше, и только после этого попробуй одним движением всунуть руки в петлю вместо головы. От этого движения ты уйдёшь под воду, но руки окажутся захлёстнуты. За них-то я тебя и вытяну. Но без переломов и прочих прелестей не обойтись, так что будь готов!

Я сделал несколько глубоких вдохов и, набрав полную грудь, насколько было возможно в таком положении, одним рывком схватился обеими руками за спасительную петлю. Это меня и спасло! Хватка моя оказалась гораздо прочнее, чем затянувшийся аркан. От таких резкостей жижа подо мной разверзлась и с громким чмоканьем втянула моё грешное тело в своё вонючее нутро. Плотная грязь сомкнулась вокруг и стала сжимать в своих безжалостных объятиях. Погружение продолжалось. Воздух, набранный заранее, стал освобождаться быстрее, чем мне бы хотелось. Жуткая мысль мелькнула: а вдруг он не вытянет, тогда это конец! Но тут мои руки поднялись вверх, и страшная боль пронизала насквозь. Последнее, что осталось в моей бедной голове, — так это медленное, но уверенное движение на поверхность к просыпающемуся миру.