Галина Яхонтова - Черная роза Анастасии

• Название: Черная роза Анастасии
• Автор: Галина Яхонтова
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-7027-0259-Х

Иногда сны сбываются… Новая любовь, как спокойная река. Но прошлое тянется черным шлейфом по светлым волнам… Сильные мужские руки помогают Анастасии не сломаться, прогоняют тяжелые сны… Свет новой жизни ждет героев впереди…

---

Нет в мире более послушного и благодарного материала, чем сырое тесто. Настя трудилась по всем правилам: добавляла муку, растирала с сахаром яйца, растапливала масло. А потом долго месила густую, податливую, как женская суть, массу.

Ее творение готово было принять любую начинку, какую она, творящая, могла ему предложить. Настя начиняла пирожки рубленым мясом, перемешанным с золотистым обжаренным луком. А потом уложила дюжину близнецов на противень, дала им расстояться, смазала каждый разболтанным яйцом и поставила в горячую духовку.

И вот они, горячие, румяные, уже лежат на доске под полотенцем, обмякают, дожидаясь хозяина — кормильца и едока.

Настя чувствовала себя участницей ритуального действа, маленьким камертоном, пытающимся воспроизвести эхо старинного домостроя.

Евгений приехал усталый, но, как всегда, сдерживал накопившееся за день раздражение. Настя с умилением наблюдала, как он поедает один за другим ее „близнецов“. И светлеет лицом, потому что путь к его сердцу тоже лежит где-то вблизи желудка.

Он из того же теста, что и все мужчины…

А Настя с сегодняшнего дня — настоящая Пирожникова.

Потом они сидели в гостиной и молчали. Евгений просматривал газеты, а она перечитывала „Иосифа и его братьев“.

Им было хорошо вдвоем, они не мешали друг другу, не заглушали того, что звучит у каждого в душе. Наверное, им удалось воплотить ту самую гармонию, о которой писали в трактате „Зеленые братья“. Идеалом для них было иметь общее сознание, но не терять при этом ощущения личности. Теперь Настасья знала, в чем просчитались зеленые утописты: они хотели создать сообщество многих — целого племени. Но на деле душевный симбиоз возможен только для двоих. Например, для них. Они вместе, в общем доме.

Мужчина и женщина…

Муж и жена…

Поцелуев решил развестись с супругой. А многие знакомые Насте предприниматели этот Рубикон уже перешли. Она заметила, что процент распада семей в их окружении был значительно выше, чем в среднем по стране. И эта тенденция не могла ее не беспокоить.

— Женя, почему все твои приятели разводятся? Словно эпидемия вспыхнула.

— Разводятся… Но далеко не все.

— Но многие. Им что же, жены надоели?

— Нет, я думаю, в каждой семье свои причины. Но виноваты всегда бывают оба. Хотя бы в том, что не поняли друг друга, — дидактически заметил Пирожников. — Есть, правда, и объективные причины. Например, та, что небедному человеку легче решать проблемы. Он может оставить бывшей жене квартиру и обеспечить ее существование. А сколько народу вынуждено терпеть опостылевших „половин“ только потому, что невозможно решить жилищные проблемы?

— Снова ты о жилье да о строительстве! Вот уж узкий специалист! — засмеялась Настя.

— Специалист должен быть узким. Всем предметам учит один учитель только в начальной школе.

— Пожалуй, ты прав… А почему разводится Коля? У него что, проблемы? — Она вспомнила реплику его супруги во время презентации „Купидона“.

— Не знаю… Мне кажется, что проблемы у них психологические. Его жена не может и не хочет принять новый образ жизни мужа — все эти презентации, ночные клубы, гольф и противных устриц. Ты заметила, что она его нигде не сопровождает?

— Заметила…

— И Миша Зайцев с Татьяной своей расстался, потому что она так и осталась младшим научным сотрудником со всеми комплексами „советской“ женщины. А он изменился. А вот Пацюки сумели остаться вместе. Но какой кризис перетерпели! У него была другая женщина, переводчица. Жена узнала и давай английский вспоминать по системе Илоны Давыдовой. Приоделась, похудела, похорошела. С гостями американскими сама беседовать стала. И знаешь, переводчица рядом с ней поблекла.

Анастасия представила Ольгу Пацюк, жену одного из компаньонов Евгения. Она действительно была очень красива — стройная, уверенная в себе брюнетка, всегда шикарно одетая, умеющая вести светские беседы… Рассказанное Пирожниковым никак не вязалась с ее нынешним обликом преуспевающей женщины постиндустриального высшего общества.

Ведь сумела же, стиснув зубы, преодолеть такие серьезные проблемы, сохранить имидж, вернуть невозможное — любовь мужа.

А что бы сделала сама Настасья в подобной жизненной ситуации? Она не хотела отвечать на этот риторический вопрос, потому что ей не нравилось слово „жизненный“. Оно напоминало определение из реестра видеопроката, где о фильмах пишут кратко и понятно: боевик, фантастика, комедия, эротика, ужасы, крутая эротика (слава Каблукову!), жизненный… Принадлежность к этому жанру означает, что сюжет фильма обязательно окажется построенным на семейных проблемах. А значит, в нем будут измены и предательства. Одним словом, ужасы. Настин безупречный внутренний мир подсказывал, что вместо „жизненный“ в данном случае следовало бы употреблять „житейский“. Ибо дело житейское — еще не вся жизнь. А так, отрезочек, который можно перейти.

В этот период ей нравилось читать о беременных. О Маленькой Княгине, например. Или о Кити. Или об Анне Карениной…

„Удивительно, как Лев Толстой постиг состояние беременности! Наверное, на протяжении последних нескольких прошлых жизней он сам был женщиной…“ — подозревала она.

Однажды она „набрела“ на книгу, так сказать, из другой оперы: „Ребенок Розмари“, повесть Айры Левина, ставшую основой знаменитого фильма ужасов.

Главная героиня повести тоже ждала ребенка. Так же мучительно и долго, как и Настя. Но ее состоянию предшествовало нечто необыкновенное.

„Розмари немного поспала, а потом вошел Гай и начал заниматься с ней любовью. Он гладил ее обеими руками — долгие чувственные движения начались от ее привязанных кистей, скользили вдоль рук, по груди, по пояснице и завершались щекотанием между ногами. Он снова и снова повторял возбуждающие поглаживания — руки у него были горячие, с острыми ногтями, — а потом, когда она была уже совсем готова, уже не могла больше ждать, он подсунул под нее руку, приподнял, и его плоть слилась с ее плотью, причиняя сладострастную боль. Он лег на нее, рука его скользнула под спину, широкая грудь давила на нее. (Так как это был костюмированный бал, на Гае был жесткий кожаный панцирь.) Его движения были грубы и ритмичны. Розмари увидела его глаза, горевшие желтым огнем, почувствовала запах серы и корня танниса, ощутила на своих губах сладострастные стоны и вздохи наблюдателей.

Это вовсе не сон, подумала она. Это все на самом деле. Это происходит со мной. Ее глаза протестующе засверкали, она хотела крикнуть, но что-то большое накрыло ее лицо, она задыхалась от сладковатого запаха.

Чужая плоть все еще находилась внутри нее“.

А потом Розмари все ждала и ждала ребенка, страниц сто пятьдесят кряду.

„Розмари попыталась приподняться, но не смогла, руки были совершенно ватные. А между ногами болело так, словно туда вонзилось множество ножей. В ожидании она лежала и вспоминала, вспоминала.

Была ночь. Часы показывали пять минут десятого.

Они вышли. Гай и доктор Сапирштейн, со скорбным, но исполненным решимости видом.

— Где ребенок? — спросила Розмари.

Гай приблизился к краю кровати и присел, взяв ее за руку.

— Золотко мое.

— Где он?

— Золотко… — Гай попытался произнести что-то еще, но не смог. Он бросил умоляющий взгляд на человека, стоявшего по другую сторону кровати.

Доктор Сапирштейн смотрел на Розмари сверху вниз. Кусочек кокосового ореха застрял в усах.

— Были осложнения, Розмари, но это никак не повлияет на последующие роды.

— Он…

— Умер, — закончил доктор.

Гай сжал ее руку, ободряюще улыбнулся.

— Вы лжете, — проговорила она. — Я вам не верю.

— Золотко, — успокаивал Гай.

— Он не умер. Вы забрали его. Вы лжете. Проклятые колдуны. Вы лжете! Лжете! Лжете!“

И она оказалась права. Ее Энди был жив.

Он находился в квартире Минни и Романа…

В противоположном конце комнаты, в большом эркере, стояла черная плетеная колыбелька. Черная. Вся черная: отделка из черной тафты, полы и оборки из черного нейлона. Медленно вращалось серебряное украшение на черной ленте, прикрепленное булавкой к черному пологу.

Умер? Но в тот самый миг, когда в голове пронеслась испугавшая ее мысль, жесткий нейлон затрепетал, серебряное украшение задрожало.

Он был там, внутри. В этой чудовищной и извращенной ведьминой колыбельке.

Серебряное украшение оказалось распятием, повешенным над головой. Обхватившая щиколотки Иисуса черная лента была завязана узлом.

Мысль о том, что ее ребенок, совершенно беспомощный, лежит среди всего этого ужаса и святотатства, вызвала у Розмари слезы, и вдруг ее охватило неудержимое желание бросить все, дать волю чувствам и разрыдаться, капитулировав перед лицом столь изощренного, неслыханного зла…