Колин Декстер - Драгоценность, которая была нашей

• Название: Драгоценность, которая была нашей
• Автор: Колин Декстер
• Издательство: Издательство АРМАДА
• Жанр: Классический детектив
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0680-0

Сразу же после публикации в 1975 году первого детективного романа Колина Декстера (р. 1930) «Последний автобус на Вудсток» его главный герой инспектор Морс безоговорочно завоевал симпатии английских читателей. С появлением очередных романов о работе полиции старинного университетского Оксфорда (а их создано уже двенадцать) слава Морса росла, увеличивая круг поклонников цикла. Рассеянный, чудаковатый Морс — непревзойдённый мастер по разгадыванию кроссвордов, шарад, ребусов, любитель поиграть словами и выпить пинту-другую горького пива, полистать порнографический журнальчик и посидеть на сеансе стриптиза, человек, упорно отстаивающий свои ошибочные версии. Он — гениальный сыщик. Это признают и ближайший помощник инспектора сержант Льюис, и другие коллеги Морса. За свои романы Декстер удостоен высших наград Ассоциации писателей детективного жанра — «Золотой кинжал» и «Серебряный кинжал». А экранизацию романов, с Джоном Toy в роли Морса, видели миллионы российских телезрителей.

---

Но потом начались отступления от плана. Даунс вовсе не настолько глух, он плохо слышит при постороннем шуме и когда ему задают вопрос. Глухого, как объяснила нам Люси Даунс, беспокоит не то, что он не сможет ответить на вопрос, а то, что не услышит вопроса. А во время обеда — тому есть свидетели — слуховой аппарат Даунса забарахлил, и Даунс обнаружил, что не захватил с собой запасного. Он решил отправиться домой за аппаратом, и действительно его видели едущим на велосипеде по Сент-Джилсу в сторону северного Оксфорда. Вряд ли составляет труда представить себе, что произошло после того, как он неслышно вставил ключ в свой дверной замок. Не исключено, что шестым чувством он ощутил присутствие в доме чужого, скорее всего, увидел какое-нибудь физическое свидетельство: пальто, шляпу — человека, с которым был знаком. Он схватил трость — или ещё что-нибудь такое, стоявшее у вешалки в прихожей, и бросился вверх по лестнице, чтобы застать жену и Кемпа in medio coitu[16], и они оба, естественно, были раздетыми. Потеряв голову от гнева и ревности, он ударил Кемпа по голове. Кемп, захваченный врасплох, пытался выпутаться из простыней и выскочить из кровати, чтобы хоть как-то защититься, но не сумел. Зашатавшись, он грохнулся на пол, причём разбил голову — во второй раз, — о спинку кровати или острый угол каминной решётки. У него был очень тонкий череп, и это медицинский факт. Потом последовала жуткая тишина, и комнату залило огромное количество крови. Перепуганная прелюбодейка с ужасом взглянула на любовника и поняла, что он мёртв. Да, иногда бывает исключительно трудно убить человека. Иногда поразительно легко, как это случилось в данном случае…

А что Даунс? Чувства ненависти и ревности тут же уступают место более примитивному инстинкту выживания, и он начинает соображать, что всё ещё может обойтись, только бы сохранить ясность мысли. Потому что он каким-то чудом внезапно осознал, что у него есть прекрасное, да что там, идеальное алиби, алиби, подаренное ему тем самым человеком, которого он только что убил. Что за восхитительная ирония! Кемп сообщил Ашендену, а Ашенден затем сообщил остальным, что он (Кемп) не вернётся из Лондона ранее трёх. А это значит, что Даунс просто не имел возможности убить Кемпа раньше этого времени. И Даунс постарался сделать так, чтобы его постоянно видела группа, и так оно и было, за исключением краткого посещения туалета. Всё время после обеда и часть вечера он постоянно был на виду у американских туристов.

Нетрудно догадаться, что происходило в доме Даунса сразу же после смерти Кемпа. Сам Даунс не мог задерживаться дольше, чем на несколько минут. Он велел своей обезумевшей от страха и вины жене, чтобы она сложила одежду Кемпа в чемодан и всё прибрала так, чтобы не осталось никаких следов крови, особенно на простынях и на ковре. Тело осталось — пришлось оставить — в спальне. От него избавится сам Даунс. Но позже. Сейчас ему важно взять себя в руки и вернуться на велосипеде в «Рэндольф».

Вечером того же дня в семь часов или около этого он возвращается в свой дом на Лонсдейл-роуд, где лужайка плавно спускается к берегу Черуэлла. Стаскивает тело Кемпа по лестнице и, может быть, на тачке отвозит его через лужайку на берег. Ночь была тёмной, и он наверняка прикрыл труп каким-нибудь брезентом или ещё чем-нибудь. Затем медленно, осторожно, возможно даже без единого всплеска, сталкивает Кемпа в быстрые после прошедших дождей воды Черуэлла. Через два часа тело отплыло далеко от того места вниз по течению и в конце концов зацепилось за верхний край водосброса у Радости Пастора, в том самом месте, где беспечный Говард Браун незадолго перед этим обронил свою жёлтую программку и свою континентальную семёрку…

В этом месте пространного резюме Морса прибыла бригада криминалистов-экспертов, а вслед за ними и тёмно-синий БМВ с самим Беллом из городского управления полиции.

— Знаешь, Морс, — проговорил Белл, — похоже, проблемы у тебя размножаются, как у кролика на сносях.

— По-моему, на это можно посмотреть с другой стороны, — ответил сияющий Морс. — Без нас с Льюисом половина этих молодцов из экспертизы стояла бы в очереди за пособием по безработице, сэр.

Примерно за час до этих событий американские туристы зарегистрировались в двухзвёздочном отеле «Лебедь» в Стратфорде-на-Эйвоне. Как это было на протяжении всего тура, Ашенден наблюдал, как ловкачи протискивались в первые ряды очереди за ключами, а тихонькие, скромные, на вид всем довольные души, по-видимому понимающие, что от того, первыми или последними они попадут в свои номера, качество их жизни не изменится, стоят в хвосте. И самым последним он видел Фила Олдрича, маленького, тщедушного, безмерно терпеливого, мечтающего только о том, как бы отделаться от Джанет Роско с её очередной жалобой (в этом Ашенден был определённо уверен).

Ужин перенесли на 20.30, и до него оставалась ещё уйма времени, и Ашенден, бросив сумку с вещами на кровать в своей комнате, присоединился к нескольким туристам, коротавшим вечер в салоне для проживающих в гостинице, где взял несколько листочков почтовой бумаги и принялся за письмо. Закончив, он порылся в бумажнике и вытащил марку, потом приклеил её на конверт с эмблемой гостиницы и вышел на Бридж-стрит, чтобы найти почтовый ящик. Письмо было адресовано главному инспектору Морсу, Центральный полицейский участок в Сент-Олдейте, Оксфорд, а в верхнем левом углу конверта значилось: «Срочно».

Глава сорок четвёртая

— Когда мой благородный и учёный собрат вынесет своё решение, всех их выпустят на волю, — проговорил Крук, снова подмигивая нам.

— А тогда, — добавил он шёпотом и осклабился, — если только это когда-нибудь случится, — но этого не случится, — их заклюют птицы, которых никогда не сажали в клетки.

Чарльз Диккенс. Холодный дом

Льюис с Морсом сидели в кафетерии полицейского участка в Сент-Олдейте, и Льюис вдруг ни с того ни с сего расфилософствовался:

— Поразительно, честное слово, поразительно. Собираешь кучу показаний, изучаешь несметные алиби, проверяешь скрытые от постороннего глаза встречи, и что же получается в итоге? Всё та же старая песня, правда? Человек приходит домой и застаёт супружницу в постели с одним из соседей.

— Запомни, это ещё только полдела. Нам ещё нужно найти доказательства. Нет, неверно! У нас есть кое-какие доказательства, или мы их получим. И очень скоро!

— Возможно, нам не стоит очень затягивать, сэр?

— Они будут. Терпение, Льюис! Ешь давай свой бутерброд с сыром!

— А всё-таки мне его жалко, ничего не могу с собой поделать.

— Жалко? Что это ты такое говоришь? Почему?

— Знаете, ведь это могла быть и… случайность, вы не допускаете?

— Не допускаю, — с полной убеждённостью ответил Морс.

Даунс сидел за столом в комнате для допросов на первом этаже не шевелясь, с остановившимся взглядом, как заколдованный ведьмой, трижды очертившей вокруг него кольцо. Напротив него сидел сержант Диксон, которому неподвижность и молчание Даунса начинали действовать на нервы.

— Выпьете чаю?

— Нет! То есть да! Да, пожалуйста.

— С молоком и сахаром?

Но Даунс, казалось, не слышал этого дополнительного вопроса, и Диксон кивнул стоявшему у дверей констеблю, тот пошёл в кафетерий, не зная точно, чего от него хотят.

В гостинице «Лебедь» в Стратфорде миссис Роско только что закончила вечерний приём пищи. Её ужин состоял из бобов, разваренных до такого совершенства, что они потеряли всякий цвет, но зато приобрели качество, способное вызвать восторг у самого привередливого вегетарианца. Она незамедлительно написала короткую благодарственную записку и потребовала, чтобы официант лично вручил её шеф-повару.

В этот же час (девять часов вечера) Эдди Стрэттон сидел на единственном стуле в маленькой комнатёнке на третьем этаже гостиницы, расположенной чуть севернее Рассел-сквер. Удобства в номере были минимальными; треснувший умывальник, крошечный кусочек мыла и одно полотенце, бывшее когда-то белым. Однако постель застелена свежими простынями и выглядела удобной, уборная — в конце коридора (как объяснила леди за конторкой портье), ванная — этажом ниже, а салон с телевизором для постояльцев — рядом с портье. На ночном столике лежала Библия, а подле неё бланк заявки, которая, будучи заполненной и переданной по назначению, давала счастливому заявителю право на бесплатное участие в лотерее, в которой можно выиграть билет на один из чемпионатов по гольфу будущего года. Стрэттон не воспользовался ни тем ни другим.

Он только что посетил американское консульство, где симпатичная и исполненная сочувствия соотечественница из Северной Каролины разъяснила ему все соответствующие процедуры, грустные, но тем не менее необходимые, которые требуется осуществить в связи со смертью американского гражданина в Великобритании. Она же ознакомила его со стоимостью трансатлантической транспортировки трупов. Й вот теперь, сидя в этой комнатёнке и упорно разглядывая рисунок на выцветшем зелёном коврике, он испытывал что-то вроде грусти, вспоминая Лауру, бывшую его женой только последние два года. Они были довольны друг другом, насколько это можно было ожидать, как он полагал, от союза, основанного на расчёте и взаимном удобстве, и он никогда не забудет её довольно громкого голоса, чрезмерно яркого грима на лице — и, конечно, как мучилась она со своими больными ногами, бедняжка… Он медленно кивнул самому себе, потом поднял глаза и бросил взгляд на окно с тюлевыми занавесками, как птица, которая вдруг заметила открытую дверцу клетки. Если бы кто-нибудь находился в тот момент в комнате, он наверняка заметил бы, как на губах Эдди Стрэттона промелькнула довольная улыбочка.