Алексей Толстой - Собрание сочинений (Том 1) (-)

• Название: Собрание сочинений (Том 1) (-)
• Автор: Алексей Толстой
• Жанр: Русская классическая проза

---

А Вадим Андреевич, поджидая гостя, икры накупил, шампанского, и когда Мак-Магон вошел, опять-таки на всякий случай сделав вежливые глаза, бросился к нему Вадим Андреевич, схватил за руки, говорит: "Вот обрадовал"", - сунул Магона в кресло, сам напротив сел и руки потирает. Француз, конечно, спрашивает: "Чем заслужил такую честь и для чего русский маршал сюда пожаловал?" Ничего не понял по-французски Вадим Андреевич, но, чтобы отвязаться от разговора и скорее к выпивке перейти, где все языки равны, припомнил кое-что и говорит: "Пуркуа, мол, пердю Седан". А впоследствии сам рассказывал, что французы прямо невежи.

Приехав из Парижа к себе в уезд, решил Тараканов завести порядки и для начала везде понаставил околиц, наказав спрашивать проезжающих - кто и куда.

И такие развел строгости, что сам, однажды возвращаясь в коляске с фонарями из гостей, ввел своего же сторожа в большое беспокойство: окликнуть - обидится: не узнаешь, мол, своего же барина, а не окликнуть почему, скажет, приказа не исполняешь, и тоже обидится. Вот сторож и кричит на тонкий голос:

- Вадим Андреич, кто едет?

- Тараканов, - ответил Вадим Андреевич басом и дал сторожу на чай.

Дворяне были им довольны: четыре раза в году устраивал Тараканов обед, а потом каждый звал всех к себе, извиняясь по средствам. В уезде жили очень весело: дарили друг другу собак и коней, осенью съезжались на конскую ярмарку и, конечно, бог знает что вытворяли: женились все друг на дружке, и было будто одно теплое гнездо.

Но пришли тяжелые года: земля стала уплывать из-под дворянских ног, да так живо, что остался в уезде один Вадим Андреевич, да и у того были отхвачены немалые куски.

Кругом в имениях засели новые люди, повырубили сады, перекрасили дома, с мужиками повели иные порядки. Один кудрявый купчик сунулся было к Вадиму Андреевичу на поклон: может быть, за дочку его Зою думал посвататься (про дочку его бог знает что плетут, говорят: городская она совсем - в городе воспитание получила, худая, как вермишель, стихи пишет и коньяк пьет); но Тараканов собственноручно сковырнул купчика с крыльца, заперся и объявил: "Покуда, мол, всю сволочь из уезда не выгонят - ноги не вынесу за околицу". И слово свое сдержал...

3

Много всякой всячины и ерунды рассказывал землемер, а Видиняпин уже давно дремал, навалясь на его плечо. Вдруг Алексей Петрович, подкинувшись, сел: то кони стали у околицы...

- Приехали, - сказал землемер, странно улыбаясь, а ямщик, спрыгнув с козел, постучал по околице кнутом.

Спустя время из темноты послышался голос:

- Проехать, что ли, надо? Вот народ беспокойный: все едет, все едет, и со скрипом отворилась околица. Ямщик прикрикнул на коней, и понесли они вдоль деревни, где направо и налево стояли темные, словно присевшие избы, с шестом у ворот, скворешней и засохшей веткой на ней.

Переехав шагом, под старыми ветлами, плотину, по обеим сторонам которой залегали звездные сейчас пруды, взобрались кони, испуганные громким уханьем жаб, на изволок и стали у второй заставы, где, колотя в колотушку, ходил мужик с фонарем. Мужик, подойдя, посветил в прищуренное, с козлиной бородкой, лицо ямщика, оглянул седоков, вздохнул, запахнувшись в чапан, и отошел.

- Что же ты не отворяешь? - крикнул Алексей Петрович. - Эй, поди-ка сюда, подожди, - и, выскочив из плетушки, схватил мужика за полу.

- Пропускать не велено в эдакую пору, - сказал мужик сонно, - а ты меня не хватай, я тебя не обидел.

Видиняпин, взяв мужика за плечи, стал трясти; голова у мужика болталась, и он, говоря: "Какой же ты неуютный", пропустил Алексея Петровича через калитку в дубовую аллею, откуда Видиняпин крикнул землемеру:

- Подождите меня часика два на селе, покормитесь, я живо оборочусь.

Дубовая аллея окончилась поляной, наверху полной звезд; из-за кустов углом вышел сюда белый барский дом, с плющом по стене и пятнами облупившейся штукатурки; около стены, брехая, бегали черные собаки на очень высоких ногах. На брех и на оклик Видиняпина показался свет в окне, потом на крыльцо вышел бритый старичок в длиннополом сюртуке.

- Здравствуйте, батюшка, - сказал старичок, - с приездом, пожалуйте, и, заслоня свечу, лукаво улыбнулся, отчего крошечное лицо его собралось в морщины, словно сразу высохло.

"Ох, как бы не попасть в историю, - думал Видиняпин, идя вслед старичку по коридору, - не заплатит он, еще отколотить велит... Не надо бы мне одному являться".

Старичок постучался в широкую дверь и прошептал:

- Вы непривычный здесь, батюшка, так не обижайтесь, если выйдет чего: озорник он у нас, а хороший барин.

Алексей Петрович вошел и в изумлении стал на пороге.

В глубине залы, освещенной одной свечой, поставленной перед трюмо, сидел в кресле за столиком Вадим Тараканов; на голых и растопыренных ногах его лежал живот, прикрытый ночной рубашкой, расстегнутой на груди; в руке держал он стакан, а на круглом, с татарской черной бородкой, лице его под изломанными бровями прыгали свирепые глазки.

- Не подходи, - сказал Вадим Андреевич шепотом, подался вперед и крикнул: - Вон!

Старичок подхватил Видиняпина и, вытащив в коридор, объяснил:

- Это пугнули вас на всякий случай, а теперь он смеется; идемте, я вас пока наверх отведу; ничего, батюшка, не бойся.

4

Фыркая от обиды и ничего не понимая, поднялся Алексей Петрович по винтовой лесенке в низкую антресоль, сел на кровать и, ударив себя по коленям, крикнул:

- Каков нахал! Нет, сию же минуту подай мне деньги, а? - при этом наморщил лоб и потер его. А дверь напротив в это время приотворилась, просунулась женская голова с распущенными волосами, спросила: "Можно войти?" - ив комнату подпрыгивающей походкой вошла худая девушка в белом и узком платье и села на стул у окна.

Алексей Петрович встал, насупился и поклонился боком. Девушка длинными пальцами расправила платье на коленях и, сказав: "Вас удивляет мое появление", - подняла на Видиняпина великолепные, неправильно поставленные глаза и усмехнулась большим ртом, причем углы его поднялись, словно у клоуна, кверху.

- Мне сказали, что приехал гость, а я уж давно никого не видела, продолжала девушка. - Мы живем только ночью, потому что мужики хотят меня и папу убить. Я вам нравлюсь? - вдруг спросила она просто и серьезно.

- Простите, - перебил Алексей Петрович, - но ваш папа выгнал меня, и мое положение здесь очень странное...

- Ах, вы не поняли, - воскликнула девушка с досадой, - он был пьян и сам напугался... А вы любите пить? Ведь счастье только во сне и в забытьи.

Девушка полузакрыла глаза, мечтательно улыбнулась и охватила колено.

- Чего вы молчите? Вы боитесь? Я не провинциалка. Я семь лет жила в Петербурге. Вы не поэт? Неправда. Я тоже пишу стихи. Хотите, прочту?

Она вдруг вытянула длинную шею; Видиняпину стало неловко. А девушка хрустнула пальцами и сказала:

Я б тебя затомила;

Я б убила любя,

Женская темная сила

Страшна для тебя.

Целуя бы, я укусила

Твой алый, твой алый рот.

Знает ли кто наперед,

Какая у девушки сила?

"Что за чепуха", - подумал Видиняпин в страхе.

А девушка чуть покосилась на Алексея Петровича, потом громко засмеялась, прыгнула на подоконник, протянула руки и молвила:

- Подойдите сюда; правда, плохие стихи? Ах, вы - трезвый человек. А стоит ли жить трезво? - Скучно. Поглядите на звезды; это я их рассыпала. Хотите их собрать? А любить вам хочется?

Алексей Петрович сильно провел по глазам ладонью: стыдно ему было хоть плачь, и, главное, путано и от стихов и от неприличных вопросов, которые, как осы, кололи со всех сторон.

- Я стихов не читаю, человек некрасивый и дикий, а приехал насчет быков, - сказал он, глянул на девушку и добавил поспешно: - Хотя ничего, я побаловаться не прочь.

Тогда она ударила кулачками по подоконнику, засмеялась невесело, взяла Алексея Петровича за рукав, потянула к своему лицу и стала глядеть в глаза скошенными глазами. Видиняпин вспотел и хотел увернуться, а она, гневно мотнув головой, сказала:

- Что же вы не "балуетесь"... Страшно?

И Алексей Петрович, задев маленькую и твердую ее грудь, почувствовал необыкновенное волнение, охватил девушку за бока и стал тащить с подоконника, подумав: "Черт с ними, с деньгами".

Но девушка ловко увернулась и сказала насмешливо:

- Так только мужики делают, дамский вы кавалер!

- Все равно, все равно, - бормотал Алексей Петрович, - я кавалер, ей-богу, - и тянулся, даже на колени встал, но девушка, подобрав платье, обошла его, толкнула раму окна, перегнулась к деревьям сада и молвила равнодушно:

- Вы или глупы, или наивны.

Но в это время постучали в двери, и голос старичка произнес:

- Барин извиняются и сойти вниз просят.

Видиняпин покраснел и вышел на лестницу, не понимая: что же теперь делать ему после всего?

5

Вадим Андреевич при виде гостя приподнялся на своем месте, протянул руки и обнял Алексея Петровича, прижав его к жирной груди.