Алексей Толстой - Собрание сочинений (Том 1) (-)

• Название: Собрание сочинений (Том 1) (-)
• Автор: Алексей Толстой
• Жанр: Русская классическая проза

---

"Вот и пришло испытание, - думала Анна Михайловна, садясь в кресло, хватит ли сил направить на путь истинный таких ветрогонов? Настенька, та, чай, попроще, - жила в темноте, полюбила, и раскрылась душа. Богатых поклонников побросала, продала имущество, значит полюбила. А вот Николенька - это козырь. Денег ни гроша, а шампанское в буфет - пить. Попробуй-ка такого приучить к работе. Скажет, - не хочу, подай птичьего молока. С нашим батюшкой нужно его свести, пусть побеседуют. Большая сила у отца Ивана. И не откладывать, а, как приедут, - сразу же и позвать отца Ивана".

Волнуясь, тетушка не могла усидеть на месте и вышла в коридор, где было прохладнее.

Там под потолком горела привернутая лампа в железном круге. Из полуотворенной двери слышен был храп Африкана Ильича, такой густой, точно в носу спящего сидел шмель. На сундуке, уронив худенькую руку, спала, оголив колени, любимица тетушки - темноглазая Машутка.

- Ишь разметалась как, - прошептала тетушка, наклоняясь над смуглым ее личиком, и поправила сползшее одеяло из лоскутков. На щеки девушки легла тень от ресниц, детский рот ее был полуоткрыт. - Красавица-то какая, господь с тобой... - Тетушка задумалась. И вдруг ноги ее подогнулись от страха. "Ну нет, - подумала она и потрясла головой в темноту коридора, - в обиду не дам..."

Наверху по пшенице бегали мыши. Хотелось чайку. А рассвет еще только брезжил. Тетушка вернулась к себе и закурила папиросочку, все думая, часто моргая глазами.

Настал тяжелый день. Посланная для наблюдения на крышу, Машутка кричала оттуда, что - "никово-шеньки не едет, окромя дедушки Федора, и пегая корова сзади привязана".

К полднику Африкан Ильич пришел заспанный и злой; прихлебывая чай, вздыхал и курил вертуны, сидя боком на стуле.

- Дарья! - позвал он наконец...

- Дарьюшка в погребице, я сама пойду распоряжусь.

- Насчет чего распорядитесь? Ведь вы не знаете, насчет чего распорядиться, ваше превосходительство.

- Лошадей... - тихо сказала тетушка. - Вы, друг мой, устали и кашляете. Позвольте, я уж сама съезжу на станцию. Право, мне даже полезно освежиться, - сижу здесь, вижу, совсем засиделась.

Африкан Ильич, выставив челюсть, медвежьими глазками уставился на тихую, но не робкую тетушку, и неизвестно, чем бы кончился спор их, но в это время неожиданно к дому подъехал экипаж.

Все обитатели поспешили на крыльцо. Африкан Ильич, с папиросой, сощурив один глаз, стоял - руки в карманы; за спиной его шушукались четыре простоволосые девчонки в красных кофтах; а тетушка, пожимая, точно от холода, узенькими плечами, добренько ульгаалась, - глаза ее совсем сморщились.

Из тележки, ухватясь рукой в лайковой перчатке за козла, тяжело вылез Николушка, в верблюжьем армяке, и, расставляя по-кавалерийски ноги, поспешил в тетушкино объятие.

На высоких подушках сидела Настя, худая красивая женщина, с маленьким бледным лицом и серыми, как серое стекло, удивленными глазами. Тетушка подошла к плетушке, протянула руку молодой женщине:

- Ну вот, привел бог увидеться. Милости прошу. Тогда Настя, поспешно одернув платье, выпрыгнула

на лужок.

- А уж мы заждались, - говорила тетушка, ведя приехавших в приготовленные им комнаты, откуда испуганно выскочила Машутка с двумп ведрами.

Афрйкан Ильич шел сзади и хрипел:

- А мы-то ждали, - и к завтраку и к обеду. И обед был хороший, в весь его съели...

3

Николушка ходил по комнате тяжелой кавалерийской походкой, разводил руками и поднимал плечи. Розовое, с полным ртом и изломанными бровями, лицо его было бы красиво, если бы не легкая одутловатость щек и не беспокойство в глазах, больших и серых. Говорил он много и красноречиво.

- Моя душа опустошена, жизнь исковержааа и разбита. На моих плечах существо, которое я люблю, существо беспомощное и усталое. Мы погибали, тетушка. Вы протянули нам руку. Теперь, среди этих дедовских стен, я чувствую прилив энергии. Я верю в будущее.

Взволнованная тетушка сидела в кресле. Позади нее сильно дымил папиросой Африкан Ильич... Настенька приютилась в тени, за кроватью.

- Тетушка, научите меня жить, научите работать, и вы спасете и меня и эту бедную женщину.

Тогда Анна Михайловна взяла Николушку за руку, посадила рядом с собою и некоторое время молчала.

- Николай, - сказала она наконец, - знаешь ты, что такое земля?

Николушка удивленно взглянул на нее и покусал губы.

- Вот то-то, что не знаешь. У вас в городе во земле-то, чай, никогда и не ходят, все по камням. А вот деды твои, Николушка, с земли-то никогда не съезжали. Бывало, в город Симбирск собраться, - комиссия: раз или два в год, не более того, и ездили, - на выборы или насчет закладной, или продажи... А о скуке или безделье - и думать-то было стыдно. Земля - твоя колыбель, - из нее вышел, к ней и вернись...

Николушка, глубоко вздохнув, опустил голову. Сидеть ему около тетушки было неловко, и, кроме того, подкуривал сбоку Африкан Ильич крепким табаком.

- Ты не смотри,.что именье у нас разоренное, - все дела поправим. Об этом заботится Африкан Ильич не покладая рук, и большое ему от всего нашего туренев-ского рода спасибо. А вот ты покуда примись за дела небольшие, побочные. Можно раков ловить и делать из них консервы, пойдут в столицы, дело верное. Или грибы можно сажать - дорогие сорта. Или разводить зайцев: мясо употреблять в пищу, а шкуру - заграницу, там, говорят, русский заяц в большой цене, - из него горностай выделывают; правду я говорю, Африкан Ильич?

- Истинную правду, ваше превосходительство.

- Дела найдешь много, была бы охота. А лет через двадцать подрастет наш лесок - станем тогда на ноги. Примись, примись за дело, друг мой, - и именье спасешь и сам человеком станешь. Вот Соловьев - философ так же, как и ты, в молодости неверующий был, а потрудился и в бога уверовал...

Тут тетушка, сильно взволновавшись, поднялась с кресла:

- В бога уверуешь! Теперь такая мода, что никто в бога не верит. А я говорю - есть бог!

При этих словах Анна Михайловна сильно стукнула ладонью по комоду. Африкан Ильич закутался дымом.

Некоторое время все молчали. Затем, без стука, дверь отворилась, и в комнату вошел длинный, как жердь, поп Иван, в парусиновом грязном подряснике, не спеша оглядел новоприехавших и ухмыльнулся большим ртом; при этом у него под редкими усами открылись желтые, как у старой лошади, зубы. Да и лицо его все походило на кобылье - с тяжелой челюстью и длинной верхней губой. Только темные глаза были прекрасны, но он нарочно придавал им сатирическое выражение, что происходило скорее от смущения, чем от насмешливости.

- Однако, - сказал поп Иван, - накурено! - И вслед за этими словами в комнату словно влетела, как розовая бабочка, его племянница Раиса, в розовом платьице, вся в мелких светлых кудряшках.

- Ай да девица! - сказал Африкан Ильич и густо закашлялся.

Гости поздоровались, - поп Иван подавал руку лопатой, Раиса - кончики пальцев. Затем сели. Тетушка проговорила:

- Вот, батюшка, и прилетели птенцы назад в гнездо. Николушка с женой к нам - на всю зиму.

- Одобряю, - сказал поп Иван. - Позвольте узнать все-таки, какие причины побудили вас на такой необыкновенный шаг?

- Ну и язва, поп, - захохотал Африкан Ильич.

Николушка, скромно опустив глаза, ответил, что приехал сюда учиться труду - работать

- Полезно, - сказал поп Иван, щурясь и показывая лошадиные зубы.

- Исполняя волю Анны Михайловны, я сделаю попытку еще раз подняться. Вот, - Николушка протянул руки, - я смогу пойти за сохой. Но в душе моей останется вечная ночь. Я слишком знаю жизнь, чтобы еще чему-нибудь радоваться.

При этих словах Раиса открыла ротик и глядела на Николушку, как зачарованная птица. Наступило молчание, и вдруг в тени за кроватью громко засмеялась Настя. Поп Иван удивленно повернул к ней лошадиную голову, у тетушки затряслась папироска у рта. Николушка воскликнул сердито;

- Тебе нечему смеяться. Глупо! Тогда поп Иван, кашлянув, заговорил:

- Уважаемая Анна Михайловна не раз в беседах высказывала мнение, что человек, трудясь, естественно доходит до понимания божественного промысла, то есть начинает верить в бога. Согласен, но отчасти. На прошлой неделе шел я по земскому шоссе, близ того места, где поденные рабочие бьют камень. И слышу, - сидят каменщики на камнях и сквернословят, понося не только подрядчика, но и господа бога. Поэтому, соглашаясь с Анной Михайловной о пользе труда, принужден добавить - не всякого.

- Ну и философ! - воскликнул Африкан Ильич, крутя папиросу и откашливаясь до того, что весь побагровел.

Из-за двери тоненький голос Машутки позвал:

- Анна Михайловна, кушать подано.

4

После ужина Николушка вышел в сад, глубокий и сырой под ясным месяцем, настроившим меланхолично томные голоса древесных лягушек. Резко и нахально врываясь в их хор, кричала квакуша, охваченная любовной тоской. На поляне, уходящей вниз, к реке, путался в траве туман.

Николушка вошел в полусгнившую беседку над заводью, куда каждую весну подходила Волга, и, чиркнув спичкой, спугнул бестолково завозившихся под крышей голубей.