Наталья Колесова - Призрачный роман

• Название: Призрачный роман
• Автор: Наталья Колесова
• Жанр: Мистика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-82763-3

Евгений Чжой — успешный бизнесмен, владелец строительной фирмы — человек практичный и здравомыслящий. Потому, обнаружив в собственной квартире привидение — посланницу от далекого корейского предка, в обморок не падает и не считает происходящее кошмарным сном. Надо отыскать семейное сокровище? Пожалуйста, дайте только исходные данные! А попутно выясним прошлое призрачной девушки, забывшей все: имя, семью и даже собственную смерть…

---

Наталья Колесова ПРИЗРАЧНЫЙ РОМАН

Сестрам и братьям по дорам-траве посвящается!

Часть первая ДОМАШНИЙ ПРИЗРАК

Мы путешествуем налегке. Узелок воспоминаний, щепотка сожалений, приправленных горечью вечного расставания; стирающиеся день за днем в памяти лица близких — словно выцветающие старые фотоснимки… Не так уж трудно перемещаться с таким багажом из дома в дом, из города в город, правда? Да и с континента на континент тоже, ведь расстояние нам не помеха.

Компания то разрастается до размеров манифестации, то суживается до семьи в формате «мама-папа-я». Костяком, становым хребтом, если угодно, флагштоком нашего маленького соо, то есть сообщества, всегда остается господин Чжой.

Именно он и нашел меня.

…Я сидела на берегу моря, обхватив руками колени, и смотрела, как волны накатывают на берег. Море было серым, небо — серым. Песок тоже серый. Мне казалось, что я сижу здесь с тех самых пор, когда солнце первый раз поднялось над горизонтом или когда море впервые лизнуло материк. Никто меня не замечал. Впрочем, и я давно не пыталась привлечь к себе внимание.

Я и на старика-то взглянула лишь оттого, что он присел рядом со мной на припорошенную песком и солью скамейку. А посмотрела снова, потому что тот выглядел… необычно. Его костюм — сюртук? — напоминал прикид франта девятнадцатого или начала двадцатого века. Белый шелковый шарф завязан сложным узлом, на руках — кожаные коричневые перчатки. Старик сосредоточенно чертил на песке острым концом черной инкрустированной трости. Море раз за разом слизывало изображение, но молчаливый художник упорно продолжал рисовать то ли кудрявое солнце, то ли косматого жука… то ли какой-то восточный иероглиф. Внешность у старика тоже была восточной: высокие скулы, впалые щеки, тонкий нос, узкий разрез глаз. Тяжелые веки внезапно поднялись, он взглянул искоса темно-карими глазами.

И я поняла, что меня действительно видят.

— Вот как, — произнес старик, словно я долго и подробно рассказывала ему свою историю. Еще и кивнул в подтверждение, что все понял. Решительно и многократно перечеркнул тростью рисунок — как будто ошибку заштриховал. Поднялся и кинул через плечо: — Идем!

Он ушел довольно далеко по пустынному берегу, прежде чем я сбросила оцепенение, сковавшее меня, казалось, навечно, и кинулась по почти неразличимым следам, тщательно стиравшимся морем: волны стремились то ли опутать, то ли облобызать его ноги…

Единственного ребенка в нашу компанию привела Сара. Женщина очень тосковала по оставленной маленькой дочке и потому навещала все детские площадки, попадавшиеся нам по пути. Лучше, конечно, ей от этого не становилось — она или бесконечно плакала, или просто лежала, повернувшись спиной ко всему миру. Однажды Сара заметила сидевшую на скамейке маленькую девочку, с грустью смотревшую на детей, которые почему-то не хотели с ней играть. Пригляделась, подошла и протянула ей руку… С тех пор Сара и Кэнди неразлучны. И хотя одна из них пышнотелая негритянка, а другая — миниатюрный белокожий светловолосый ангел, они настоящие мама и дочка. Иногда я им даже завидую, хотя детей у меня нет… кажется.

Имеются у нас и парочки. Все как у людей. Влюбляются, ссорятся, интригуют, мирятся; уходят, чтобы никогда не возвращаться. Отсидеться в уголке сторонним хладнокровно-благожелательным наблюдателем удается не всегда, меня то и дело втягивают в мелкие и крупные любовные разборки; рассказывают о переживаниях, о том, что «она вот так сказала», а «он вот так вот взглянул». Этим я тоже завидую — их бурным, пусть и наигранным страстям, которые мне недоступны.

Нет, вранье! Все-таки наличествует в нашей компании персона, вызывающая во мне такие же сильные чувства, хотя и со знаком минус. Все тот же господин Чжой. Ядовитый, вздорный и придирчивый… субъект.

Именно он объяснил, что со мной произошло. Научил тому, что умеет сам. И у меня, в отличие от тех, кто пришел (ушел?) раньше, получилось освоить все (ладно, почти все) гораздо быстрее… да вообще просто получилось. Но сколько же при этом пришлось вынести! Господин Чжой не из тех, кто сдерживает свои… порывы. Я потихоньку перенимаю даже его манеру речи, иначе бы выразилась куда короче и современнее: да он просто псих ненормальный, настоящий фрик!

Господин Чжой периодически пропадает куда-то на некоторое время, а возвращается как с цепи сорвавшимся: рычит и кусает всех, кто не успевает увернуться, слиться с обстановкой или вообще предупредительно растаять. Сегодня ничего из этого списка не успела сделать я.

И потому сейчас стояла перед ним, философски ожидая, когда от меня полетят клочки по закоулочкам. Рассматривала мрачную восточную физиономию господина Чжоя. Старик сидел, сложив на набалдашнике трости руки в неизменных элегантных перчатках. Смотрел в пол. Вокруг — обстановка классического английского кабинета: застекленные книжные шкафы, массивный стол, деревянные панели, темно-вишневая кожа кресел. Умеет же Чжой окружать себя стильными вещами! Все, что создавала и собирала я сама — вернее, пыталась, — только жалкое и бледное подражательство, к тому же могущее в любой момент исчезнуть.

В распахнутых узких окнах виднелась розово-взбитая пена цветущей вишни. Я с сомнением поглядела на хозяина. Кажется, он все-таки кореец, хотя не в состоянии я отличить корейца от японца, а японца от китайца. А все мои вопросы о прошлом господин Чжой категорически игнорирует. Может, предложить ему провести сегодня мирный и торжественный «День любования цветением сакуры»? А там, глядишь, он и успокоится…

— Присядь, — неожиданно произнес господин Чжой.

— Зачем? — Я даже слегка протупила от удивления. — Вы же понимаете, для нас это пустая формальность — сидеть, стоять, лежать…

— Сядь!

Не повиноваться его голосу просто невозможно. Хотя я периодически пытаюсь. Я обнаружила за спиной массивное кресло — в таком следует сворачиваться клубком и мечтательно переводить глаза со страниц увлекательной книги на цветущую за окном вишню. А не пытаться выдержать пронзительный взгляд главы нашей призрачной компании. Я села и приняла позу строгого достоинства, а не провинившейся школьницы. Ну очень на это надеюсь.

— Традиции и даже, как ты изволила выразиться, пустые формальности следует соблюдать и чтить, — наставительно заметил господин Чжой. — Иначе мы потеряем себя!

Жаль, что под его неотступным взглядом я не могла закатить глаза: а разве мы уже не потеряны?

— Окончательно потеряем! — добавил хозяин, словно прочитав мои мысли. Впрочем, он частенько говорит, что и читать там особо нечего…

— Где вы побывали в эти дни, господин Чжой? — спросила я для поддержания беседы, совершенно не рассчитывая на ответ, но старик удивил меня вновь:

— У праправнука.

Господин Чжой ни разу не упоминал, что у него имеются какие-то родственники. В смысле, живые. Что странно: ведь каждый из нас при любом удобном и неудобном случае норовит завести долгий зевотно-подробный рассказ о своих родных и близких.

Кто их, конечно, помнит.

— Вот как? А вы ведь никогда…

— Да-да, — перебил старик. — Я никогда о нем не говорил, ибо хвастаться тут совершенно нечем. Некем. Парень вырос изрядным шалопаем и бездельником. — Господин Чжой поджал четко и красиво вырезанные губы — они изобразили подкову концами вниз — и смерил меня придирчивым взглядом почти черных, зорких, совершенно не старческих глаз. Итогом было: — Видимо, такова вся современная молодежь! Испорчена, глупа, ленива. Думает лишь об удовольствиях, потакании собственным слабостям, забывая о таких понятиях, как долг, честь, почитание старших!

И так далее, и так далее. Эта музыка будет вечной… В смысле, эти слова повторяются испокон веков и даже тысячелетий. И что? Мир до сих пор как стоял, так и стоит, перемалывая сонмы этих неблагонадежных молодых и превращая их в таких вот упертых стариков. Я глядела на цветущие вишни за его спиной, вполуха улавливая знакомые слова, выражения и даже интонации: ну хоть бы какое разнообразие…

— Господин Чжой! — перебила и для самой себя неожиданно. — А можно кое-что у вас спросить?

Старик едва не поперхнулся незаконченной тирадой. Но замолчал, помедлил и кивнул узким подбородком:

— Я слушаю.

— Ваш праправнук — убийца и вор?

Суженные в щелки глаза расширились почти до европеоидных очертаний.

— Что?!

— Неужели нет? — Я задумчиво поглядела в потолок. — Ну, тогда, наверное, конченый алкоголик и наркоман?

— Да с чего ты это взяла?!

— Бездельник? Жиголо? Совращает несовершеннолетних младенцев обоего пола? Отбирает деньги у престарелой матери? Сдает своих незаконнорожденных детей в приюты? Расчленяет людей на органы? — Я все больше и больше увлекалась перечислением предполагаемых грехов чжоевского праправнука. Впрочем, старик вскоре перестал изумляться и возмущаться, потому что внимательно следил за ходом моих мыслей — его рот все еще изображал стальную подкову, но уже перевернутую концами вверх. Когда я дошла до каннибализма, господин Чжой вскинул сухую красивую руку.