Олег Измеров - Ревизор Империи

• Название: Ревизор Империи
• Автор: Олег Измеров
• Издательство: СИ
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2015

Пока «Ответ империи» не спеша близился к завершению, автор все чаще стал ловить себя на вопросе, действительно ли гражданская война у нас закончилась девяносто лет назад. Потому что чем дальше близится к столетию ее начала, тем больше о ней у нас спорят. И добро бы еще какие-нибудь тролли на форумах — нет, спорят люди серьезные, с высшим образованием, историки. Причем спорят так, как будто она кончилась только вчера, а, может быть, даже еще не кончилась. Возможно, среди историков тоже есть тролли, но вопрос этот наукой не изучен.

Старый, затрепанный вопрос «С кем вы, мастера искусств?» снова встал рядом с проблемой выеденного яйца во всей остроте своей. Литература об удобном виде истории разделилась на литературу для белых и литературу для красных. Белые и красные параллельно в них побеждали. Более того, побеждающие красные часто были похожи на белых, а побеждающие белые — на красных. Если читатели у всех разные, то не удивительно, что и понимание общенационального у каждого свое.

Но это еще полбеды. Американские социологи недавно пришли к выводу, что в России два народа. Одни нормально воспринимают перемены, другие нормально воспринимают СССР. При этом и те и другие редко задумываются о том, что оба эти варианта не самые лучшие.

---

— А что, великолепный сюжет для романа. Один только маленький недостаток: как ловушка для дураков вы явно не подходите.

— Помнится, вы говорили в "Версале", что я не похож ни на шпиона, ни на человека Веристова…

— Не осведомитель Веристова. Будем точны.

— Теперь я не ловушка для дураков. И кто же тогда я?

— Следующая жертва.

4. В поисках золотого миллиона

Виктор не стал пронзать капитана стальным взором. Он просто почесал нос. Потому что чесался.

— Ну что ж, тогда хотя бы спасибо за разрешение. Оно как раз кстати.

— Прунсу оружие не помогло. Веристов говорил вам, что контрразведка подозревает вас в его убийстве?

— Хотите выдать мне служебную тайну или проверить, не выдал ли ее Веристов?

— Бросьте. Во всяком случае, мне усердно подкидывают улики и свидетельства против вас.

— Слушайте, может быть вам с Веристовым проще встретиться и наладить взаимодействие?

— Не проще. Во — первых, если Прунса убрало само гостапо, вряд ли Веристов будет искренним. Во — вторых, ждите, что Веристов предложит вам играть какую‑то роль в расследовании, если уже не предложил. Вам не кажется, что вы будете слишком много знать?

— Намекаете на то, что меня в любом случае уберут вашими руками? И в чем должна быть плата за спасение?

— Все несколько хуже, Виктор Сергеевич. Пока я не знаю, может ли контрразведка в этой ситуации вас спасти, не говоря уж о том, захочет ли. Пока я знаю, что вас кто‑то наметил в жертву. Как честный человек, должен сказать вам, что это не я. Наверное, еще надо сказать, чтобы вы были осторожны, но, похоже, это излишне.

"Не верится. Как‑то уж слишком благородно. Хотя у Лавренева в "Рассказе о простой вещи" белый контрразведчик приносит пойманному чекисту в камеру яд — чтобы без мучений. Кажется, тоже капитан. Интересно, а военную контрразведку здесь, случайно, не от Общества тоже содержат? Вместе с доверенным лицом губкомиссара?"

— Меня беспокоит другое: смогу ли я за отпущенный мне срок спасти хоть кого‑то из будущих жертв — а их будет миллионы. Ведь кто‑то из моих предков погибал за то, чтобы не обрывались нити, чтобы продолжался наш род, им я обязан появлением на свет и самой жизнью. Успею ли я отдать долг? Можете ли вы помочь мне хотя бы в этом?

Брусникин промолчал, повернув голову в сторону леса.

Мимо проехала телега, без скрипа — лошадка рысцой тянула порожнюю повозку. Желтоватое солнце медленно клонилось в перину облаков над синеющими лесами правобережья. Вечер почти стих, и Виктор заметил, как где‑то в районе Мценской в небесах вьется стайка домашних голубей. "Пацаны балуются".

— Мне кажется, у нас с вами одинаковое понимание долга, — сказал капитан после долгой паузы. — Постарайтесь не спешить себя хоронить. К сожалению, больше ничего пока сказать не могу, кроме как "Au revoir".

— Au revoir!

"Итак, по произношению он должен понять, что я не француз", размышлял Виктор, расставшись с капитаном. "Хотя что это меняет? Все что‑то темнят. Если Прунса убрало гостапо, Брусникин должен понимать, что Веристову нет смысла искать убийц с моей помощью. Какой смысл ему говорить об этом мне и разрушать версию гостапо? Больше всего похоже на то, что оба они пытаются вынудить меня участвовать в их игре, но фактически играют друг против друга. Что они пытаются поделить?"

Над начавшими темнеть от дождей крышами до Виктора долетел хрипловатый гудок, неторопливое громыхание и скрип товарного состава. Странно, в этой деревне кажется, что линия ближе, чуть ли не на Ульянова. Кстати, здесь она Бежицкая. Удивительно: в Бежице — и улица Бежицкая.

Возвращаясь, Виктор понял смысл слов капитана о заводской полиции. Навстречу стали попадаться личности, расслабившиеся в пивной.

— Да я… за царя, за императора кому хошь глотку порву!

Плотный мужичок с красной физиономией ступал по брянской земле нетвердыми шагами, волоча за собой длинного, худощавого собутыльника с рябым от оспы лицом.

— Ведь так? Ведь так я говорю? — обратился он к Виктору, поравнявшись.

— Это точно, — ответил ему Виктор после небольшой паузы, как будто обдумывая и оценивая собеседника.

— Вот! — согласился краснокожий. — Селифан, слышь, что образованный чек грит? О — от она, гимназия врать не будет… К — кого хошь порешу за государя, и судьи… судьи! — меня оправдают…

Патриотический порыв продолжался уже за спиной Виктора.

"Вот тебе и "долой самодержавие". Вот тебе и братья по классу. Чего это они так вдруг к Николашке?"

Из истории Виктор знал, что Бежица славилась прежде всего революционным прошлым. Первый социал — демократический кружок появился в ней в конце прошлого — то — есть, для читателя уже позапрошлого века. Бежицкие и сами стачки устраивали, и подбивали на них арсенальских, мальцевских, мельниковских и могилевцевских. В пятом году в Бежице фактически положение контролировали Советы, и войска боялись сунуться, а в октябре семнадцатого советскую власть установили практически без единого выстрела. Даже после распада Союза Брянщина еще долго входила в "красный пояс", где поддерживали коммунистов, и в основном, конечно, голосовал за них Бежицкий район. В этой же реальности любовь пролетария к монарху выглядела тем более неестественной, что царя тут никак не пиарили.

"В пиво им чего подмешивают?"

Теряясь в догадках, он дошел до Церковной, и, увидя перед палисадником одного из доживших до нашего времени особнячков скамейку, присел на нее. Над головой шумели молодые липки, смягчая своим ароматом знакомый, доносящийся с завода, запах железа и угля. В голову лезли варианты узлов танка. Мимо бродила в основном состоятельная публика.

— Звиняюссь…

На скамейку плюхнулся невысокий мужчина под тридцать, в приличном, но несколько помятом шерстяном костюме. Открытый лоб с легкими залысинами, аккуратные маленькие усики и большой темно — синий шелковый галстук могли бы придать ему если не благородный, то, по меньшей мере привлекательный вид, если бы не запах спирта, разносившийся метра на три вокруг незнакомца.

— Не обращайте на меня внимания… Завтра я буду как стекло. Просто не на что. А вчера мое имя было на вывеске — Вы — рош — ни — ков. Верно, слышали?

— Увы.

"Может, это и есть тот самый контакт? Однако…", подумал Виктор, оглядывая незнакомца. "А хотя — кто ж на пьяную болтовню подумает? Они, если существуют, должны опасаться слежки за мной. Не спешим."

— Вот… Завтра про Вырошникова в России не будет знать никто. Бан — крот. Скажете, сам виноват? Сам… Все состояние вложил в красильную фабрику. Купил по дешевке, разогнал воров — управляющих, и деньги потекли… Прибыль, известность, вложил в еще одну. Понимаете? А потом пришли от комиссаров: рабочий день, охрана труда, санитария, зарплата… Все! Какое им дело, сколько я им платил? Кто недоволен — пожалуйста, скатертью дорога, пусть к другим наймутся! Все, все в долги, в убытки. Все с молотка, вот — на последние в родные места. Фабрика Вырошникова… Нищий Вырошников! Вы не поймете, как это — с высоты — и в грязь!

Он подвинулся на середину скамейки, ближе к Виктору.

"Если он передаст что‑то, то это именно сейчас."

— У меня есть проект, — продолжал Вырошников полушепотом, — и не сочтите его пьяным бредом. В России не нужно столько людей. Они рождаются, уходят из деревни, потому что дети делят отцову землю на все меньшие и меньшие доли, и скоро вся земля исчезнет в межах. В городах они не находят работы, потому что товаров и так перепроизводство. Они готовы наниматься все за более жалкие условия, мучаются, и любые попытки дать этой массе состоятельную жизнь ведут ко всеобщему разорению. Какой же выход, вы спросите? А выход простой: в России должно остаться миллион людей. Ну, может больше, может пять. Только высшая раса! Инженеры, поэты, художники, люди дела. Лишь они имеют права на жизнь.

— А остальных куда? — растерянно спросил Виктор, подозревая, что контакт, очевидно, не состоится.

— Вот в этом, — Вырошников многозначительно поднял палец, — и состоит квинэссенция моего проекта. Переработать! Мы тратим деньги на производство фосфатов, а у нас под рукой готовое, изумительное удобрение для истощенных, плохих земель. Вы понимаете, о чем я. И на этой удобренной почве расцветет новая раса избранных. Кем избранных? Богом. Бог дал им талант быть учеными, заводчиками, министрами. Остальное они должны доделать своими руками.