Мариэтта Шагинян - Зарубежные письма

• Название: Зарубежные письма
• Автор: Мариэтта Шагинян
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1977

---

Стемнело в зале. Открылся экран. Цветной фильм «Хэйди». И вдруг — спустя целый век человеческий! Швейцария и, кажется, Америка создали из старой-престарой детской книжонки, название которой, выдуманное переводчиком, было у нас «Дитя гор», а у автора-швейцарки «Хэйди», — из старой этой книжки моего детства великолепный фильм! Вот и говори «давно-давно», смейся над старостью, гонись за «злобой дня», забывай, что жизнь развивается спирально, история повторяется, древнее подходит вплотную к сегодняшнему, сегодняшнее вдруг утопает в давно прошедшем! Оно «утопало» в кинозале в давно прошедшем, зрители «утопали» в носовых платках. По плакали только мамаши. И я с ними. А девчушки смеялись, взвизгивали от смеха, досасывая свои палочки мороженого… Дети воспринимали сюжет без воспоминаний…

Я глядела, вытирая собственные слезы, на заплаканные лица мамаш и бабушек, молодых и старых, нарядно и не нарядно одетых в модные осенние пальто молодых, длинные старушечьи салопы старых. Почему, собственно, все мы расчувствовались? Как солнце сквозь летний дождик, уже у входа сквозь слезы выглянули улыбки, веселый конфуз над собой. Но слезы были, и реакция зрительного зала на сентиментальную старинную «Хэйди» была — я проверила ее собственными слезами. Почему все-таки она появилась? Двадцать и даже десять лет назад такая реакция, мне кажется, была бы невозможна, да и американские «продюсеры», чутко улавливающие «крик моды» и потребности рынка, вряд ли стали бы тратиться на экранизацию «Хэйди». Вот тут-то и пришло время заняться мало известной (или вовсе неизвестной!) у нас газетой, обращенной своим двойным ликом, подобно древнему Янусу, к молодежи. Газетой «Цюрихский студент».

3. Начинается она с виду просто замечательно. Приезжает осенью деревенская молодежь в свою столицу, чтоб продолжать образование, да и не только из своих деревень и городов помельче, но также из чужих стран. И вот перед ней Цюрих. Можно купить планы города, всякого рода туристские путеводители и рекламы, смотреть афиши и объявления, но первые не всегда будущему студенту по карману, а на вторые не всегда есть время. А тут осенний номер собственной студенческой газеты от 5 октября, и начинается он указателем для практического ознакомления («Benutzung» — использования!) города Цюриха. Составлен он живо, с подзаголовками, рисуночками и обязательно с милыми мягкими швейцарскими окончаниями на «ли». Вчитавшись, вы замечаете критический дух автора, его резкую неприязнь к архитектурной порче старого Цюриха, прорывающуюся местами через легкий тон о серьезных вещах. Оказывается, есть «важное» деление города — на «Дёрфли» (деревушечки) и «Копи» (сокращенно от «Кооператива»), Дёрфли — это места развлечений в старых кварталах по правой стороне реки Лиммат. В этой части есть нечто, чему «завидуют все остальные города»: в ней «с обеда и до полуночи, и еще чуть дольше, полно пульсирует жизнь». Какая — даются соответствующие адреса и соответствующие «добрые советы». Под заголовком «Знакомиться» стоит: на такой-то улице (не стоит ее называть) встречаются с 8 часов гомосексуалисты для того, чтобы «возбудить в обществе понимание, интегрировать их (принять в общество), дать нм возможность друг с другом встретиться». Указано и просто «нормальное» место для встреч и знакомства студенток со студентами, и тут же практическая приписка: кстати (noch etwas), для девушек, «желающих принимать пилюльки и но имеющих знакомого доктора», прилагается адрес врача, которому стоит только написать, и пилюльки будут присланы. Все эти улицы и адреса напечатаны черным по белому — и, честно говоря, ужасом наполняют сердце, когда вспомнится швейцарское студенчество ушедших времен, традиции внимательной, толковой, счастливой учебы, простые деревянные столы нескольких городских библиотек, объединенных сейчас в одну, серьезные лица молодежи, и этот жар, эта жадность, с какой поглощались науки… Другая часть города, рекомендуемая «указателем», «Копи». Она сопровождается рисунком большой головы Карла Маркса и его длиннейшей бороды, превращающейся в шелковистый каскад итальянских спагетти на подставленной под пей тарелке. «Копи» — это и дешевая столовка, и возможность даром получить зал для митинга, и встреча «левых товарищей», говорящих друг другу «ты», и дальше — сведения о книжном магазине, где можно задешево приобрести классиков, «всю ГДРовскую немецкую литературу» и во множестве «социалистическую литературу»… В перечисление тоненькой струйкой вползает ирония. Но она еще сильней и ярче присутствует и в описаниях других мест, где царствуют богема, размалеванные «не-совсем-уже девушки» (nicht-mehr-ganz-Mädchen) и где «все, что еще кой-как живет в этом городе, который скоро вобьет в свой золотой гроб последний хромовый гвоздь». Не только ирония — ненависть чувствуется в иных местах указателя, ненависть к крупнобуржуазной «головке» города, к растущему американизированию Цюриха. Если студент, например, захочет повести свою девушку, говорит в одном месте указатель, в идиллический «Линденхоф», где раньше студенты, когда «они еще были настоящими» и выходили «из настоящих кругов», — праздновали свои «маевки», сейчас он может насладиться оттуда видом гигантской новостройки, типичного примера искажения Цюриха «власть имущими» (Mächtigen, имеются в виду «отцы города»), шестьюстами стоянками для автомобилей, чтоб еще больше увеличить «транспортный хаос на улицах»…

В Цюрихе два высших учебных заведения: университет, сравнительно молодой — ему всего четыреста с лишним, и прославленная за пределами республики Высшая политехническая школа. Газета «Цюрихский студент» объединяет информацию о первом и о второй. Очень интересное и поучительное для моей темы объявление об одном из важных событий интеллектуальной жизни Цюриха. Собственно, все это объявление могло бы уместиться петитом и на маленьком кусочке страницы, а сейчас оно простерлось чуть ли не больше чем на всю ее половину. В самом объявлении говорится о том, что от 12 до 15 ноября в Высшей политехнической школе будет происходить симпозиум, посвященный важным областям научно-технической революции (говоря принятым у нас термином). И дальше — названия докладов, фамилии ученых. Казалось бы, обычное и для Запада и для нас лекционное событие. Но газета «оформила» это объявление рисунками от себя. Их два. Жирными, черными линиями стоит над ними лаконичная надпись: «Техника — для или против человека?» Первый рисунок изображает контур человека с большой головой, держащего в протянутой руке маленькое колесо зубчатого механизма, символизирующее технику. Второй рисунок изображает робота с огромным зубчатым колесом механизма вместо головы и крохотной человеческой головкой в протянутой искусственной руке. И эта газетная подача простого научного объявления без слов открывает больное место сегодняшнего дня, говорить о котором не очень-то по вкусу заправилам империалистического мира. Больное место — к счастью или к беде человечества ведет этот сумасшедший рост мировой техники? К облегчению или к погибели человеческой энергии приводит нынче чуть ли не каждое научное открытие? Не стоит ли человечество перед воронкой, куда стихийно, бесповоротно втягивается та гармония организма человеческого, которую воспевал античный мир греков как путь к счастью; то слияние человеческой души и природы, субъекта и объекта, в котором видели высшее достижение Спиноза и Гёте? Люди на Западе так обморочно заняты кризисами экономическими, что не замечают (или задвигают перед сознанием, как задвигается мысль о смерти) близкий кризис самой матери-земли, самой эмпирической материи, дающей жизнь человеку. Через какой-нибудь десяток-другой лет начнет исчезать питьевая вода, нарастет нехватка в топливе, в разных видах энергии, оскудеет земля и, как говорится в одном из замечательных монологов Райкина, «под землей останется одно только метро». Кризис материи! Человеческая головка, доживающая свой земной век на механической ладони созданного ею робота…

Казалось бы, чисто литературная тема для нынешней «научной фантастики». Но привычка критиков на Западе разбирать явления искусства и мысли вне их социального анализа, вне их опоры на бытие, обусловливающее духовную жизнь общества, приводит как раз к недостаточному вниманию к этому кризису земной материи. Чем только не объясняют «выскоки» и «выброски» отдельных человеческих групп и группок на Западе из исторического бытия своего государства и своего времени, выброски молодежи в странничество и бездомность битников и хиппи, выброски людей искусства в безвременность, внеисторичность философии экзистенциализма! Целые диссертации пишутся о влиянии буддизма на европейское мировоззрение, о захваченности японо-китайской сектой дзен (чань) крупнейших мастеров Запада — от композитора Густава Малера до художника Ван Гога, от новеллиста Сэлинджера до наших Хлебникова и Мандельштама… И как они, эти явления, объясняются? Чтением японской поэзии, отделенной от нашего времени веками, чтением буддийских трактатов тысячелетней давности, порождением сегодняшнего образа от позавчерашнего образа, искусства от искусства, мысли от мысли, — влиянием буквы на букву, а вовсе не давлением самой жизни, не давлением того, что совершается в обществе, на живущего сейчас, в эту минуту, в этом мире человека-творца…