Дмитрий Скалон - Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году

• Название: Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году
• Автор: Дмитрий Скалон
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-85759-434-6

Дмитрий Антонович Скалон (1840–1919) военный историк и мемуарист, адъютант великого князя Николая Николаевича Старшего, сопровождавший его в многочисленных служебных поездках и путешествиях по России и миру. В 1872 году участвовал в длительной поездке великого князя по Турции, Сирии, Палестине и Египту. Его книга об этом путешествии представляет собой по сути подготовленный к печати путевой дневник, содержащий как чисто личные наблюдения и впечатления, так и подробные описания официальной деятельности великого князя во время поездки. В книге содержится описание множества встреч великого князя: с султаном Абдулазизом, Иерусалимским Патриархом Кириллом, видными сановниками Османской империи. Спутниками Николая Николаевича были принцы Ольденбургские Александр Петрович и Константин Петрович, граф Г. А. Строганов, генералы Д. И. Скобелев, М. Н. Дохтуров, В. Н. Сипягин, А. А. Галл и др. Все они через пять лет после этого путешествия принимали активное участие в боевых действиях русской армии на Балканах под командованием великого князя Николая Николаевича Старшего. Эта поездка несомненно имела военно-политическое значение, но в Палестине приобрела четкий смысл паломничества ко Святому Гробу.

В новом издании книги сохранено и унифицировано написание строчный и прописной букв, в титулах, названиях и т. п. согласно требованию нормы этикета времени автора.

---

Климат Смирны был бы невыносим по своему удушью, если бы в течение всего лета не дул имбат, северо-западный ветер, считающийся благодетелем страны. Он подымается почти ежедневно в 8½ часов утра и спадает только в 7 часов вечера. Город окружен болотами, которых особенно много вдоль реки Мелес, и когда имбат не дует, то жара становится невыносимою, так что рот пересыхает и жители начинают страдать от солнечного удара. В это время даже на море трудно выдержать, а в довершение всего зловредные испарения из болот разносят по городу лихорадки и разные заразительные болезни.

Глава VI

Хиос. – Кастро. – Население Хиоса. – Прогулка по городу. – Пролив Кара-Оглу. – Переход до Родоса. – Улица Рыцарей. – Еврейский квартал. – Амбруазские ворота. – Переход в Мерсину. – Пеликаны. – Летающие рыбы. – Мерсина. – Поездка к развалинам Пантеополиса. – Александретта. – Мыс Хинзар. – Латакия. – Триполи. – Ловля губок. – Ливанские горы. – Бейрут

Снялись мы с якоря в 10 часов и 40 минут и наш «Владимир» пошел вдоль левого берега Смирнской бухты. Войдя в Архипелаг, он повернул по берегу Малой Азии. Пред нами вдали обозначились острова Спалмадоре и Хиос. За час ходу до Хиоса прошли мимо Чесменской бухты, в которой Орлов-Чесменский разбил турецкий флот. Без четверти пять бросили якорь на открытом рейде пред Хиоским городом Кастро.

Нам дали полтора часа отпуску, и мы поспешили на берег. Город лежит среди садов, на холмистом склоне. На первом плане у самого берега крепость, выкрашенная желтою охрой; влево от нее – набережная с кучею каменных домов; вправо – ряд ветряных мельниц с крыльями в виде веера, расправленного как лепестки на цветке. Кругом всего холмы, покрытые садами, с выдающимися из земли тремя белыми колокольнями и домиками под красными крышами. Сады и зелень протянулись далеко вправо от города и кончаются у подножия как бы отвесной горной стены.

Мы сели в большую лодку с одним гребцом и медленно добрались до незатейливой деревянной пристани – против кофейни, пред которою я сел с Бергом и Ласковским, чтобы взглянуть на гулявший пред нами народ.

На Хиосе живут 70 000 греков, 2000 турок, считая, кажется, и гарнизон в том числе.

Во время восстания 1821–1827 годов остров страшно пострадал от ярости мусульман, и с тех пор Хиосцы разбрелись по белу свету. Хотя потом турецкое правительство и разрешило инсургентам предъявлять свои права на оставленное имущество до 1833 года включительно, но, все-таки, население уменьшилось, и возвратились только те, которые нажились на чужбине. Мне рассказывал один из жителей, что теперь на острове стало много богатых поместьев, где доживают свой век такие счастливцы.

Хиос производит в огромном количестве водку, называемую «раки», которая сбывается преимущественно в Египет. Из фруктов, апельсины отправляются в Россию, и с тех пор как она покрылась сетью железных дорог, спрос на них учетверился, а цена удвоилась. Виноград большею частью перегоняется в водку; а знаменитое в древности хиосское вино добывается с одного только места в количестве 10 000 литров и идет в Константинополь, Одессу и Марсель. Наконец на острове разводится маленькое миртообразное деревцо, с которого собирают нечто вроде сладкой камеди, «гом-мастик». Из нее приготовляют варенье, гонят водку, ее же и жуют в сыром виде для белизны зубов; последним занимаются в особенности женщины. В Хиосе нет бедности, как нет и большой зажиточности: все имеют, что называется, достаток. Богачи же, живущие в своих поместьях, как выше сказано, все нажились за границею. Пока мы пили кофе, пред нами проходили хиосцы: на них была своеобразная одежда, состоящая из фески с длинным колпаком, откинутым назад, курточки, жилета, широкого кушака и шальвар, сделанных наподобие мешка, собранного в мелкие складки у пояса, с двумя прорезами для ног около щиколоток. Цвет одежды преимущественно темный: черный, синий, коричневый, желтоватый; покрой шальвар очень смешон, при ходьбе они вздуваются как пузыри и поддувают. Лица у всех на один тип: бритые, с густыми усами, глубоко сидящими во впадинах глазами и большим горбатым носом. Женщин видел мало, – черны, с бледным лицом, рисованными бровями и ястребиным носом.

Выпив кофе и расплатившись за него медною монетой, мы пошли с Бергом по набережной, обстроенной маленькими пристанями и узкими домами в два или три этажа, которые были сложены из гранита и розоватого песчаника. Мостовая выложена булыжником, как в Смирне. Пройдя всю набережную, мы завернули, скорее, в коридор, чем в улицу и, крутясь по всевозможным закоулкам, вышли у рынка на открытую эспланаду пред крепостью. Местами дома обращены в груды камней, на которых гнездятся деревянные шалаши среди развалившихся стен, веранд, крыш и труб, торчащих как колонны. Это следы страшного землетрясения, бывшего на острове в сороковых или пятидесятых годах и от которого город наполовину лежит в развалинах.

Рынок разбит накрест параллельными проходами, очень чисто и опрятно содержим и потому ничего общего с виденными до сих пор на Востоке базарами не имеет.

Площадь, судя по грудам камней, расчищена больше землетрясением, чем доброю волей людей. Она обставлена казармою, домом паши, крепостью, мечетью, рынком и садами со стороны гор. Посредине живая изгородь из мечеобразных агав окружает нечто вроде городского сада, с выжженными солнцем газонами и только что посаженными кустиками.

Было три четверти шестого; около нас вертелись коротко выстриженные, черноглазые мальчишки и дружно напевали: «Нипо! тирл-тирл-лирл-ли-по-по!» Мы порядочно устали; солнце стало садиться, месяц скромно заявлял свои права; к тому же и отпуск наш истекал. Пройдя чрез рынок, мы сели в лодку и вернулись на пароход, любуясь борьбой между заходящим светом дня и мраком ночи, быстро расстилавшей свой темный покров по небу, стушевывая яркие цвета зари и изгоняя из ущельев гор синие, фиолетовые и розовые тени. Скоро пароход снялся с якоря, и прелестная картина Хиоса скрылась из глаз, должно быть, навсегда, произведя своею красотой самое приятное впечатление. Отобедав, мы еще долго сидели на палубе, наслаждаясь после дневной жары свежестью тихой ночи.

Было еще темно, когда я проснулся; в каюте рядом уже копошился мой беспокойный сосед. Я встал, потому что с рассветом дня мы должны были взойти в узкий пролив Кара-Оглу, образуемый материком и рядом скал, которые идут до острова Коса.

Я вышел на палубу первый; месяц давно скрылся, звезды потухали в утреннем полусвете. Пред нами ряд слившихся в один берег островов. Пароход идет на три конусообразные скалы; левее их пролив, чрез который он должен проскользнуть.

Между тем вышел Великий Князь, а за ним мало-помалу собрались на палубе все товарищи. Заря загорелась пурпуровым светом, отражаясь в спокойной поверхности моря; верхушки островов, гор и скал, торча из воды, все краснели и накаливались как горячие уголья, пока не потухли в ярких лучах восходящего солнца.

«Владимир» вошел в узкий пролив; пред ним вправо высится остров Кос – родина Гиппократа и Апеллеса; высокие острова и скалы окружают его со всех сторон, как бы загораживая путь; но мы плывем, и скалы острова расступаются незаметно пред пароходом, пропуская его к Родосу. В самом узком месте фарватер проходит мимо острова, на северном склоне которого вершина скалы в профиль похожа на сидящего турка в чалме и с бородой, оттого и название Кара-Оглу, то есть «черный сын». Мы разглядывали это место и каждый, должно быть, видел по-своему. До чая все оставались на мостике и рубке, любуясь видом островов и скал, окруженных морем и беспрестанно изменявших свои очертания от движения нашего парохода. После завтрака мы подошли к Родосу, прославившемуся своим колоссом, одним из семи чудес света и защитою Иоаннитов против турецких полчищ Солимана в 1523 году.

Город стоит на берегу ниспадающего ступенями к морю полуострова; на последнем его склоне сложилась древняя твердыня, рядами каменных стен, с круглыми и четырехугольными башнями. Справа и слева вдаются в море две песчаные косы, а между ними два каменных мола с фортами на концах образуют небольшую гавань. Крепость окружают форштаты и сады.

К башням, куполам и минаретам присоединились еще стройные пальмы. Это были первые, которые мы увидели на свободе под открытым небом.

Пока я рассматривал Родос, подъехали агент с консулом и несколько больших лодок. Нас долго заставили ждать «практики», то есть карантинного сигнала, что пароход может сообщаться с берегом.

Но вот «практика» в виде флага взвилась на карантине, и мы поспешили к лодкам.

Гребцы из евреев (но не того типа, к которому мы так привыкли в Европе, а потомки испанских евреев, изгнанных из своего отечества узким фанатизмом инквизиции и иезуитов) заспорили между собою, отбивая нас друг у друга, подняли ужасную брань и, наконец, среди всеобщих криков отчалили. Я сидел в парусной барочке, и мы скоро обогнали товарищей, которые съехали на веслах.