Лаура Ферми - Атомы у нас дома

• Название: Атомы у нас дома
• Автор: Лаура Ферми
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1959

Подробности богатой событиями и свершениями судьбы Энрико Ферми, великого итальянского физика, которые мы находим в мемуарах его жены и друга, помогают воссоздать живой облик одного из крупнейших естествоиспытателей современности. Это образ пламенного жизнелюбца, неистового искателя, великого удачника и самозабвенного труженика. Однако этим сказано далеко не все, что можно сказать о Ферми. Но портрет, который набросан в книге, заведомо однотонен. Лаура Ферми пристрастна и не собирается этого скрывать. Главное чувство, которое доминирует в ее отношении к близкому ей человеку, предопределяя и самый стиль описаний и отбор изобразительных средств, — это чувство безграничного преклонении перед кумиром. Книга Лауры Ферми являет собой пример беззаветной преданности и безграничной дружбы.

---

К этому времени прошло уже три недели со дня окончания войны в Европе. 7 мая Германия безоговорочно капитулировала, и все опасения, что она может использовать против нас атомное оружие, кончились. У Японии, которая теперь осталась в одиночестве, не было никаких шансов на победу. В конечном счете она уже проиграла войну. Ученые Металлургической лаборатории невольно задавали себе вопрос: есть ли какой-нибудь смысл применять теперь бомбу?..

Директор «Метлаба» организовал особый комитет по рассмотрению общественных и политических вопросов, связанных с применением атомной энергии, и председателем его был избран профессор Джэймс Франк. 11 июня 1945 года комитет представил свой доклад военному министру Генри А. Стимсону. В атом докладе семеро ученых не только настаивали на необходимости международного контроля, но заняли твердую и определенную позицию в вопросе о применении атомной бомбы. Если, рассуждали они, мы, американцы, бросим на Японию бомбу такой разрушительной силы, мы тем самым поставим себя в крайне неудобное положение, когда по окончании войны поднимем вопрос о запрещении атомного оружия и установлении международного контроля. Комитет предлагал произвести технический показ действия нового оружия в присутствии представителей ООН. Такого же рода предложения вошли в письмо на имя президента Трумэна, подписанное шестьюдесятью четырьмя учеными, связанными с Металлургической лабораторией.

Но были люди, придерживавшиеся других взглядов. Ученые сходились в том, что применении атомной бомбы будет способствовать скорейшему прекращению войны и, следовательно, спасет жизнь многим американцам и японцам. Но в вопросе о том, насколько это преимущество перевешивает угрозу срыва будущего международного контроля, создания единого мирового правительства и сохранения длительного мира… мнения расходились.

Комитет составил анкету и распространил ее среди ученых. Таким образом, было опрошено свыше ста пятидесяти человек. Многие высказались в пользу «предварительного показа на (строго) военном объекте», но все же мнения разошлись; некоторые ответили, что вопрос о применении бомбы следует предоставить «на усмотрение военного командования», а кое-кто придерживался мнения, что «существование атомной бомбы следует сохранить в тайне».

Право окончательного решения было предоставлено президенту и военному командованию. В воспоминаниях военного министра Стимсона, опубликованных позднее, можно до некоторой степени проследить, какие шаги были предприняты для того, чтобы прийти к этому решению. По совету Стимсона Трумэн учредил временный комитет из военных и штатских специалистов, которым поручалось выработать военную и послевоенную программу действий в отношении атомной энергии. В качестве консультантов в комитет вошли четверо ученых: Комптон, Лоуренс, Оппенгеймер и Ферми. В конце концов военный министр Стимсон и временный комитет независимо друг от друга пришли к одному и тому же решению — и бомба была сброшена.

В Лос-Аламосе сообщения об этом появились в многотиражке на Техплощадке. Все были ошеломлены. Удар, если даже его и ждут, не становится от этого менее болезненным.

Читая в газетах все более подробные описания ужасных разрушений в Хиросиме, ученые в Лос-Аламосе невольно задавали себе вопрос, могут ли они по совести сложить с себя всю моральную ответственность за эти бедствия и взвалить ее на правительство и военных?

На такого рода вопросы не бывает ответа, который удовлетворил бы всех. И наши мужья отвечали себе на это по-разному. Одни успокаивали себя тем, что бомба ускорила окончание войны и этим полностью компенсировала разрушение Хиросимы и Нагасаки. Другие говорили себе, что все зло в подстрекательстве к войне, а не в том, что создано новое оружие. А кое-кто приходил к заключению, что нельзя было создавать атомную бомбу; ученым следовало прекратить работу, как только они увидели, что бомба осуществима. Энрико находил это умозаключение неразумным. Наука идет вперед, и бесполезно пытаться ее остановить. Какие бы неприятности ни приберегала для человека природа, он должен принимать все, потому что не знать всегда хуже, чем знать. А кроме того, если даже допустить, что они не создали бы атомной бомбы и уничтожили бы все найденные и собранные ими данные, все равно в недалеком будущем другие люди в поисках научной истины должны были бы выйти на ту же дорогу и снова найти то, что было уничтожено. А тогда в чьих руках сказалась бы атомная бомба? Сейчас ею владеют американцы, а могло бы быть и гораздо хуже.

Многим просто хотелось куда-то спрятаться или бежать от всего этого. Громкие обвиняющие голоса раздавались во многих странах, и это заставляло ученых еще больше терзаться угрызениями совести. В католической Италии папа вынес осуждение новому оружию, и итальянцы не знали, как им отнестись ко всему этому. Энрико получил от сестры Марии письмо, где та писала;

«У нас здесь, разумеется, все только и говорят, что об атомной бомбе. Всякий спешит высказаться, и мы наслушались самых невероятных нелепостей. Люди здравомыслящие воздерживаются от технических пояснений и понимают, что глупо было бы доискиваться, кто первый зачинатель этого дела, которое явилось результатом долгого труда и стараний многих людей. Но все, конечно, потрясены и все в ужасе от страшного действия этого оружия, и чем дальше, смятение все увеличивается. Ну а что до меня, я могу только помолиться за тебя господу богу, он одни может быть тебе судьей, Энрико…»

Все ученые Лос-Аламоса испытывали чувство вины, одни сильнее, другие слабее, но это чувство было у всех. И оно не обескураживало, нет, оно даже вселяло какую-то надежду.

— Эти атомные бомбы слишком разрушительны, — говорили люди в Лос-Аламосе после Хиросимы, — их больше не будут применять!.. И войн тоже больше не будет.

Атомная эра должна стать и станет эрой международного сотрудничества, когда все будут пользоваться благами атомной энергии, которая будет служить мирным целям, а атомное оружие будет запрещено. Будет создан орган международного контроля и система надзора над атомными исследованиями и атомной промышленностью. Такая система уже сама по себе предполагает взаимное доверие между народами. А взаимное доверие приведет к единому мировому правительству. И когда это будет достигнуто, войны уже нечего будет бояться. Тогда действительно наступит вечный мир и осуществится давнишняя мечта социологов и пацифистов.

Какая страна откажется присоединиться к такой программе? Какая страна предпочтет благоденствию гибель и разрушение? Мы — самая цивилизованная нация, мы возглавим мир, подадим пример доброй вели и доверия, и тогда все последуют за нами, все страны откроют двери международной контрольной организации и передадут свой суверенитет мировому правительству!..

В октябре 1945 года ученые, придерживавшиеся подобного образа мыслей, организовали «Общество ученых Лос-Аламоса», которое в январе следующего года слилось с другими подобными ему обществами в «Федерацию американских ученых». Программа этого общества, как говорилось в письме, опубликованном в газетах, заключалась в том, чтобы «всемерно способствовать созыву международного совещании, где будет избран верховный орган, которому и будет передан контроль над атомной энергией».

Воодушевленные, этими идеями, члены «Общества ученых Лос-Аламоса» старались распространить их как можно шире, сделать их доступными для понимания простых людей и организовать свободный обмен мнениями между учеными и широкой публикой. С этой целью они сочиняли статьи, писали воззвания, выступали с речами. Энрико во многом не разделял этих взглядов. Он говорил, что из исторических примеров прошлого, каково бы оно ни было, не видно, чтобы усовершенствование оружия отпугивало людей и мешало им затевать войны. Он считал также, что жестокость войны зависит не столько от усовершенствования средств уничтожения, сколько от решимости применять оружие и от масштабов истребления, на которые пойдут воюющие стороны. Энрико не считал, что в 1945 году человечество уже стало достаточно зрелым для того, чтобы создать единое мировое государство. Поэтому он не вступил в «Общество ученых Лос-Аламоса».

Исход из Лос-Аламоса начался в конце 1945 года. Энрико, как и многие другие ученые, сознавал, что стране не меньше нужны новые поколения ученых, чем усовершенствованное оружие. Четыре года войны и оборонная работа не позволяла молодежи идти в университеты, но теперь ученым пора было взяться за пополнение поредевших рядов. Кроме того, в мирное время многие предпочитали преподавать и вести научную работу в областях, не связанных с военными тайнами, а не продолжать то дело, которое они с таким воодушевлением делали, пока родина была в опасности. Итак, мы уехали.

Мы взяли из Лос-Аламоса массу всяких сувениров — индийскую глиняную посуду, украшения, кактусы и картинки. Но больше всех посчастливилось с сувенирами Герберту Андерсону. Герберт, поселившись в Лос-Аламосе, завел себе лошадь и очень к ней привязался. Ему жаль было оставить ее здесь; он заказал себе специальный прицеп, уговорил бедную лошадку взобраться на него и двинулся в путь. Так он и вез ее на буксире тысячу миль до самого Чикаго. А там все прохожие оборачивались на него, когда он гарцевал на своем коне по аллеям Гайд-парка; потом он привязывал его у садовой ограды, а сам шел в дом навестить друзей.