Борис Орлов - Судьба — солдатская

• Название: Судьба — солдатская
• Автор: Борис Орлов
• Издательство: Современник
• Жанр: О войне
• Год: 1985

События в романе Бориса Орлова развертываются в годы Великой Отечественной войны, на Псковщине и в Ленинградской области, на фронте и в тылу врага. Главный герой романа Петр Чеботарев — один из тех немногих, кто воевал с июня сорок первого до Дня Победы.

В романе раскрываются духовная сила, мужество и стойкость советского человека в борьбе за свободу, честь и независимость нашей Родины.

---

— Говорите вы правильно, — сухо вымолвил задумчиво глядевший в окно Фасбиндер, — но она могла быть по убеждению большевичка. И этого вы не могли не видеть, живя с ней.

— Убеждения проявляются в делах, господин Фасбиндер, а она… Она работала, как все работали. Должности никакой не занимала. Рабочей была. В разговорах тоже политики не касалась, а касалась, так говорила о том, что все… От этого никуда не денешься. Власть есть власть.

— Вы ее не защищайте, — сказал, поднявшись и выйдя из-за стола, штурмбанфюрер. — Себя она будет защищать сама. Вы себя защищайте!

«Не может быть, чтобы она что-то сказала. Она — сильная, твердая… Такие не предают», — подумал, начав волноваться, Зоммер и ответил:

— Я убежден, что обо мне она не может сказать ничего плохого. И о ней мне нечего сказать компрометирующего, — и поглядел в глаза штурмбанфюрера, — разве лишь то, что она… русская.

В эти минуты Зоммер думал только о том, чтобы не проговориться, правильно играть свою роль, сказать то, что облегчило бы участь Сони и не навлекло опасности на него. Не спрашивал он, на чем попалась Соня и где она теперь, что ее ожидает, умышленно, чтобы не навлечь на себя подозрения.

Штурмбанфюрер, заложив толстые руки за спину, отмеривал по кабинету шаги; полный, плечистый и крепкий, он походил сейчас не на военного, а на палача, только что спустившегося с эшафота. Фасбиндер, оторвавшись от окна, откровенно изучал Зоммера. Глаза его как остановились на лице Федора, так и замерли — он разгадывал самим же составленный ребус. Но враждебности в его взгляде не было: так смотрят часто наторелые лаборанты на подопытного кролика, который еще в полном здравии сидит на столе, но которому предстоит тут умереть.

Штурмбанфюрер наконец остановился. Сказал:

— Против вас, господин Зоммер, нет показаний. Мы рады, если это действительно так, что вы, немец-колонист, не спутались, вернее, не дали себя опутать этим бандитам. — Он помолчал, вглядывался опять в Зоммера, изучал его реакцию; продолжил, садясь уже за стол: — Вы должны помочь гестапо до конца узнать все у этой девки. Я вам устрою с ней встречу.

— Я… попробую, — тихо вымолвил Зоммер, перестав совсем понимать, на чем схватили Соню; добавил: — А если она… невиновна? Если это… ошибка, недоразумение?

— У гестапо, господин Зоммер, не бывает ошибок, — вставил Фасбиндер.

— У нас, — подхватил штурмбанфюрер, — все четко. Мы исходим из факта, а не из эмоций… Мать ее допросили и выпустили, потому что она просто безграмотная старуха и ничего не знает, хоть на допросе и дерзко ответила: «Раз дочь моя враг вам, значит, я хорошая была мать, потому как грешно детям не любить родную землю», — и он озлобленно засмеялся, поглядев на Фасбиндера: — Тут, видите ли, предки ее лежат. Видали?! Старая ведьма!

— Хорошо, — сказал Зоммер, похвалив в душе Соню и ее мать, — раз надо, я попробую помочь… Только не знаю, как у меня получится. Никогда не умел выпытывать. — И, поднявшись, произнес для весомости фразу, слышанную где-то от гитлеровцев: — Не знал, что дрянь девка. — Помялся, заговорил заискивающе: — А позвольте узнать, что за улики имеются против нее? Насколько мне известно, она ни к кому не ходила и к ней никто не ходил, кроме… — Зоммер посмотрел на бесстрастно уставившегося в пол Фасбиндера, — вот этой, как ее, Морозовой. И то… последний ее визит, как известно господину обер-штурмфюреру, был весьма сомнителен.

Фасбиндер деланно забросил ногу за ногу и чмокнул языком, намереваясь, видно, что-то сказать. Но его опередил штурмбанфюрер:

— Это вам не важно знать, — произнес он. — Имейте в виду только одно: к ней применяется допрос жесткий, Не раскисните.

Он начал звонить по телефону. Просил, чтобы Соню «приготовили» в отдельной комнате. Зоммеру, когда положил трубку, сказал даже чересчур любезно:

— Вы можете обещать: мы сохраним ей жизнь, если она будет благоразумна. Скажите, мы даруем ей свободу. Что угодно обещайте, только развяжите ей язык…

Зоммер вошел в комнату с невысоким зарешеченным окном, мрачную и холодную. В глаза сразу же бросились серые стены, светлый, в темных пятнах (не поймешь от чего) топчан, пустой стол, каких было много в наших канцеляриях. Справа, у стены, на стуле он увидел сидевшую женщину. Зоммер остановился. Уже по контуру плеч и по привычке держать голову, чуть свесив, он и узнал в женщине Соню. Она была в сером платье, которое одно и осталось у нее после первых немецких постояльцев.

Глаза медленно привыкали к полумраку. Стали различать порванное на спине платье. Рука ниже локтя вся в ссадинах и кровоподтеках… Зоммер боязливо прикоснулся к плечу Сони. Она инстинктивно отшатнулась. Повернулась к нему, и он увидел ее лицо с разбитой щекой и синяком под глазом. Неожиданно Соня выбросила ему навстречу руки с растопыренными вздутыми и красными вокруг ногтей пальцами, отшатнулась. Будто говорила: не подходи, вон, прочь! Зоммер сразу понял, что она, как и он, играет свою, неизвестную ему роль и что правды гестаповцам она не говорила.

— Сопя, — бледнея, сказал он, а сам, не мигая, смотрел на ее искусанные, вздувшиеся губы. — Это я.

В полуоткрытую дверь вошел солдат и, взяв из-за стола стул, поставил его возле Сони. Ушел, прикрыв дверь. Какую-то долю времени Зоммер колебался, а потом, пододвинув стул вплотную к Сониному, сел.

Теперь Соня уже глядела на него. Ее усталый, остановившийся взгляд молил о чем-то. Зоммера, представившего, что она здесь вытерпела, охватила мелкая дрожь. Стараясь овладеть собой, он мигнул ей. Опустив голову, проговорил, произнося слова, как мог, холоднее:

— Я пришел к тебе, как друг. Если ты доверяешь мне, ты расскажешь все, как это случилось. Власти, если ты сознаешься, гарантируют тебе жизнь и свободу.

Соня вдруг привалилась к нему. Ее губы почти коснулись его уха. Застучав об пол ногами, она торопливо зашептала:

— Нас подслушивают. Положи в дупло ветлы у Псковы́ записку: «Шилов провокатор. Звездочка». — И уточнила: — От Вали к нам четвертый дом. У самой речки.

Соня хотела сказать что-то еще — может, кто придет за запиской. Но вбежавший на шум гестаповец заорал на Зоммера по-немецки:

— Вам следует делать не так! Вы спрашивайте!

Под этот окрик Зоммер отшатнулся от Сони, слова которой привели его в себя: он перестал вздрагивать, вернулась собранность, самообладание.

Твердя в уме текст записки, Зоммер тяжело посмотрел на солдата. Все еще бледный, он поднялся со стула, сокрушенно развел руками перед гестаповцем. А хотелось… сдавить тюремщику горло. Но Зоммер не пошел, как Закобуня, на это — понимал: надо сделать все, чтобы скорее предупредить оставшихся на свободе товарищей о пробравшейся в их среду сволочи.

Соня уже через всхлипы, повернув к Зоммеру лицо, громко говорила:

— Прости… Не думала, что так скоро… Виновата перед тобой…

А он, как в угаре, пятился к двери. Растерянно поглядывал на солдата. Говорил:

— Соня, я еще раз прошу: расскажи, что у вас… на душе. С кем вы связаны?

Гестаповец заставил его, грубо толкнув, вернуться. Зоммер подошел к Соне. Стоял перед ней, уронив голову.

— Никаких у меня связей ни с кем нет, — вытирая изувеченной рукой глаза, устало проговорила она. — Этот человек, которого приводят ко мне на допрос… Я его не знаю. Я не придавала этой записке значения. Меня попросил какой-то гражданин…

Зоммер слушал ее и не слушал.

Гестаповец опять вышел, закрыв за собой дверь.

Зоммеру хотелось заплакать, припасть к Соне и так, не давая оторвать себя от нее, вместе ждать участи… И ей, понимал он, тоже трудно держаться. Может, во много-много раз труднее!

Надо было уходить. Но уйти так, не попрощавшись, он же не мог. И, враждебно посмотрев на дверь, Зоммер снова сел на стул возле Сони.

— Ну, ты сознайся, — произнес он дрожащими губами — бесстрастно, глухо. Припав к ее лицу, поцеловал в разбитые при допросах губы, в щеку и прошептал: — Я все понял. Не схватят — сделаю. Прощай… Я отомщу. — И погромче: — Так расскажешь? Тебя простят. Тебе поверят…

Дверь распахнулась. Оттеснив гестаповца, на пороге возник Фасбиндер. Он с отвращением поглядел на Зоммера и спросил по-немецки:

— Что она говорит?

Зоммер поднялся. И так, чтобы Соня слышала, негромко промямлил по-русски:

— Говорит, что… попросил кто-то… Она не придавала значения, говорит…

— Вы… — вскипел, говоря по-немецки, Фасбиндер, — или выродившийся немец, или преступник, Зоммер. — И приказал, выйдя в коридор: — Идемте! Когда спрашивает вас немец, надо отвечать только по-немецки.

Проходя по коридору, они столкнулись с двумя офицерами. Старший по званию гестаповец жестом руки остановил Фасбиндера, а сам, сдерживая голос, покрикивал на второго, застывшего перед ним, как мумия: