Юрий Черниченко - Хлеб

• Название: Хлеб
• Автор: Юрий Черниченко
• Издательство: Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Художественная литература».
• Жанр: Публицистика
• Год: 1988
• ISBN: 5-280-00203-8

В книгу известного журналиста и писателя Юрия Дмитриевича Черниченко включены очерки (60-е — 80-е гг.) и повесть «Целина» (1966 г.), посвященные проблемам современной деревни. Очерки отличаются обстоятельностью и широтой исследования. Многочисленные отступления в область исторического прошлого, национальной культуры, архитектуры обогащают и украшают их. Повесть «Целина» автобиографична. Она знакомит читателя с интересными, мужественными, сильными людьми.

---

— Следствия, — раздается за спиной, — Лечат следствия, а не болезнь.

Будто негромко, но звукооператор зло оглядывается: попало на пленку.

— Устройство «с гор вода». Видите, вдоль склона и пашут, и сеют.

Разобрало же кого-то со своим мнением! Запись испорчена.

— А стерневая сеялка еще и бороздки оставила: катись, вода, в Сенгили. Высушим — тогда стерней прикроемся…

Помехи исходят от мужчины в почтенных годах, на отутюженном лацкане — блескучие лауреатские значки. Ревнива же южная натура! Снимаешь, так ты меня снимай.

Прошу о водворении порядка.

— Вы бы, Яков Иванович, подышали тут пылью… — не церемонится устроитель из ставропольских.

— Дышал! Когда вы еще проектировались — и в одиннадцатом, и в двадцать первом. Мы не называли тогда — эрозия, мы говорили — песчаная контрреволюция.

— Ну, хорошо, хорошо, выступите на заключительном.

Выступил. Полный титул его — директор Всероссийского института виноградарства и виноделия, доктор сельскохозяйственных наук, профессор, дважды лауреат Государственной премии СССР. Потапенко Яков Иванович. Выступил без успеха… Все ждали уже оценочной речи вице-президента ВАСХНИЛ и продажи билетов на обратную дорогу. Разговор о морозе, влаге, о направлении обработки, о том, что водная и ветровая эрозия, дескать, не сестры, а мать и дочь, восприняли, кажется, тоже как укол Бараеву.

Я знал: усадьба этого института — под Новочеркасском, на буграх донского правобережья. Среди командированных, авточастников, разного курортного люда, валом валящего трассой Москва — Баку, притягательно место это придорожным рестораном «Сармат», где, во-первых, подаются донские вина да новые какие-то («Ермак», «Тихий Дон», «Букет Аксиньи», разве только Пантелей Прокофьевич Мелехов в ход не пошел), во-вторых же — кормят вас на кургане, где раскопан клад сарматской царицы. Эти-то домодельные этикетки (и сарматы изображены, и казак на бочке, и Ермак с сибирской короной, а еще почему-то корабль Тура Хейердала!), даже само название института — «Русский виноград» — и гасили интерес. Стоит моя родимая Массандра на тесаных камешках Удельного ведомства, хранит в винотеке херес 1775 года, гребет граблями «золото» на мировых конкурсах — и не тужит о бутафории.

…Со Ставрополья — на Дон. Все с той же необходимостью освещать. Ростовская область — шесть миллионов гектаров пашни, одной пшеницей занимают почти два миллиона, держава! Донской зональный НИИ испытал в Сальской степи плоскорезы. Стерневыми сеялками засевает чуть ли не двести тысяч гектаров. Значит — стронулось? Найти бы теперь хорошо говорящего и пригожего обличьем ученого, казака родом, — и, благословясь, крутить про ликвидацию пыльных бурь…

В основе же будет вранье. Уже сосчитано, опубликовано, оглашено: водная эрозия вредит области устойчивей и сильней, чем ветровая. Потери от стока приносят Дону ежегодный ущерб в сорок миллионов рублей, смыв почвы ежегодно убавляет донскую пашню на восемь тысяч гектаров, а потери от пыльных бурь только в критическую зиму шестьдесят девятого поднялись до тех сорока миллионов. Если тут регулярно гибнет пятая часть озимого клина, то гибнет в основном еще до черных бурь, от причин иных. Вранье всегда вылазит наружу — на листе ли, на пленке, в звукозаписи.

В опытном хозяйстве зонального НИИ мне показали и лункование, и щелевание, и что-то еще иное, обязанное задержать сток. Но газик, на котором обзирали, вдруг засел в глубоченном рву, пробуравленном талым потоком, и сразу прояснилось: плюет вода на эти щели-лунки.

Без охоты отправился я в «Русский виноград». Что ж, если негде искать, пойдешь хоть в институт табака и махорки.

Встретил меня не респектабельный лауреат, а страдающий кашлем, в больших годах человек: достал, понимаете, пневмонию, никак не погаснет.

Поняв, зачем я приехал, Яков Иванович пресек все уговоры домашних, собрался, поехали.

IV

— Смотрите так, будто вы издалека, ну, из Новой Зеландии, впервые видите эти места, — требует Яков Иванович.

Стараюсь. Вижу прямоугольные, просторные, гектаров под двести, поля, вижу всхолмья и балки справа и слева от трассы на Матвеев Курган (именно туда мы едем). Что же — широта, размах. Триумф крупного хозяйства с элементами преобразования природы, если иметь в виду лесополосы.

— Ну, поняли? Рельеф — волнистый. А разбивка полей? Плоскостная. Вот и раскол. Нет в натуре плоскостей, нет, любое поле с уклоном — хоть два градуса, а скат. Организация территории считает ландшафт ровным, насильничает. Покажите хоть клочок, где пахали бы поперек склона, удерживая воду! Всюду — вдоль, любая бороздка старается, чтобы и снегу, и ливню скорее в овраг. Насилие закреплено лесополосой. Кто б и захотел теперь пустить агрегат поперек — посадка не даст… Когда рота входит на мост, дают команду, чтоб не в ногу: «ать-два» разрушает мосты. А тут все в ногу, каждый проход трактора работает на сброс. Я и говорю — устройство «с гор вода»! Простое, безотказное, освобождает и от воды, и от земли.

Ах, вон он о чем… Ну да, обработка по горизонтам, есть такой прием, американец Хью Беннет о нем пишет. Они там, в Великих Равнинах, комбинировали уйму всякого… Яков Иванович продолжает:

— Поля нарезали заново в пору укрупнения колхозов, в начале пятидесятых. Ввели в пашню и склоновые земли, где колхозы овец пасли, роскошные клетки получились. Цель — простор для тракторов: длинные гоны дают высшую выработку. И вместо живых нивок получили полигоны для техники. Главное же — любое орудие стало соскабливать гумусный слой. Чем выше агротехника, тем сильней эрозия. Где нарезка ради гонов и прямоугольные лесополосы дали эффект? Да где воде течь некуда. В Приманычской впадине, допустим, в совхозе «Гигант». Но в природе идеальный плоский рельеф так же редок, как и горные пики…

Эх, Яков Иванович, каких только причин не находим для объяснения сельских хворей! Поднимаешь журнал десяти — двадцатилетней давности, так и смех и слезы: что только не винили! Теперь, значит, новый жупел достанем — организацию территории…

— Верно, как же без жупела, — вроде согласился Яков Иванович. — Вот мой отец — он на Ставрополье держал виноградник — решил перезаложить участок, померзли старые кусты. Вообще — какой самородный ампелограф был! По голому чубучку мог сорт определить, под старость состоял у нас в институте вроде как тайным советником, поражались все… Да, значит — новый сад. А я в те поры учился в Тимирязевке, комсомолист был — страх. Приезжаю помочь. «Как разбивать будете?» — «Как заведено — с горы до долу». Я ж уже подначитался, и к нему, как вы говорите, с жупелом: «С горы до долу — это в вас помещичья наука сидит. Классовый враг вас подучает, чтоб вода стекала, чтоб сносило землю». — «А как надо?» Я ему формулу: энергия пропорциональна массе и квадрату скорости. Чем круче склон, тем больше скорость потока. Больше выпало воды — выше будет разрушающая энергия, больше земли снесет. Хочется иметь виноград, так надо свести скорость тока к нулю, тогда и энергия пропадет. Моргает мой батько: «Ну, если не брешешь — разбивай сам». Разбил я поперек, валики поделали, связали сток. И что вы думаете — потянулась лоза! И зимует у моего Ивана Петровича хорошо, и родит богаче, чем у соседей. «Где ж ты раньше был? Прятали ж, паразиты, формулу от незаможного человека!»

Посмеялись. Я меж тем взглядом памяти бежал по виноградникам гордой моей Массандры и с холодком в душе убеждался, что все они посажены как раз «с горы до долу». Крутизна страшенная, трактор не поднимется, а шпалеры бегут с яйлы к морю — и в Алуште, и в Гурзуфе. Снос почвы, наверно, жуткий, в пору дождей море на полкилометра рыжее, на грунте одни камни остаются. Вечная жажда, такая нехватка воды — и в море ее, где ж у земляков глаза?

— А формулу эту, — в тоне дорожной байки продолжал хозяин, — я потом и Ивану Владимировичу Мичурину предъявлял. Меня он взял к себе в Козлов на отдел физиологии. Я уже, правда, москвичом заделался, в Наркомземе, потом в ВАСХНИЛе сидел, а тут такое предложение — решился. Николай Иванович Вавилов, наш президент, узнал — кивнул: правильно, вам же больше проку… Тоже закладываем виноградник — южный склон был у реки Лесной Воронеж. Настаиваю, чтоб только по горизонтали, — и формулу энергии! Иван Владимирович усмехается: «Ну, раз пропорционально массе — валяйте поперек». И стало правилом. Все десять лет, что я в Мичуринске работал, сажали только по контурам… Но вы вот что учтите: и у батьки моего, и у Ивана Владимировича был выбор. Я толкую одно, обычай говорит другое, а земля-то своя, решать хозяину. А у колхоза кто-нибудь спрашивал, когда кроили эти полигоны? Землеустроители спустили проект, МТС в натуру перенесла, лесомелиораторы полосками обнесли — баста. А думаете, не нашлось бы здравой головы, если б сами решали? Америка до тридцатых годов тоже все рубила по меридиану, одну знала нарезку — север-юг, а клюнул жареный петух, невзвидели солнца, сам сенат за голову схватился, и стали кроить не как хочется, а как можется. А вот где у наших преобразователей были глаза, когда с чужой свалки подобрали уже отброшенное и взяли за основу землеустройства, это уже не агрономам выяснять… Бараева Александра Ивановича один раз в Канаду послали, и он, зрячий человек, сразу углядел плоскорез. Но там-то прерии, равнина. По Штатам же сколько наших ездит, каким только штукам не дивятся, а слона — организацию территории — никак не приметят. Можно валить на пыльную бурю, но она же итог процесса! Ветру появляется пожива, когда пашня иссушена, измельчена. Первопричина — «с гор вода», отсюда и вымерзание озимей, и пересевы, все.